— Мама смотрит на нас сейчас, она слышит нас, — говорит Лили. — Адриана сказала, что точно знает. Ты можешь сказать ей всё, что хочешь.

Лили поднимает чумазое от сажи и копоти личико на меня.

— Скажи ему, Адриана, ведь это правда?

— Это правда, — тихо говорю я.

Я сажусь на колени рядом с Иваром и беру его за руку.

— Элис, — шепчет он, сжимая мою руку. Его глаза закрыты, голос едва слышен. — Прости меня, Элис. Я надеюсь, что сейчас ты в лучшем мире. Я надеюсь, что ты видишь, как растут наши дочери. Я надеюсь, что там, где ты сейчас, ты счастлива. Надеюсь, что там ты простишь меня за то, что я сделал.

Я чувствую, как слабо бьётся кровь в его венах. Чувствую, что он едва дышит. И сколько бы я ни пыталась найти дракона, который всегда был в нём, его нет.

Тело Ивара настолько истерзано и истощено, что душа едва держится в нём, и дракон больше не помогает ему. С ужасом я осознаю, что Ивар прямо сейчас умирает у меня на руках. Но ведь это невозможно…

— Она простила тебя, Ивар, — говорю я и, взяв его лицо в свои руки, целую его в бледные губы, чувствуя, как вместе с поцелуем исчезает проклятие моей матери.

— Боли больше нет, — шепчет Ивар, улыбаясь мне.

— Проклятия больше нет, — отвечаю я, гладя его по волосам.

— Почему, глядя на тебя, я вижу Элис?

Я ничего не отвечаю, лишь сжимаю его слабеющую руку.

Ивар что-то шепчет, и я склоняюсь, чтобы услышать его слова.

— Мой дракон умирает, — говорит он то, что я уже знаю. — Когда погаснет последняя искра, моё сердце навсегда остановится.

— Нет, — говорю я. — Драконы не умирают…

— Адриана, позаботься о моих дочерях, — просит он. — Им нужна любовь матери, пусть и не родной. Не бросай их, пообещай мне.

— Я обещаю, — слышу я собственный голос.

По моим щекам катятся слёзы. Перед глазами проносится вся моя прошлая жизнь, прожитая с Иваром: все счастливые моменты, вся радость и свет, который он дарил мне. С каждым слабым ударом его сердца в моей памяти вспыхивают счастливые воспоминания: день нашей свадьбы, рождение Лили, его смех, его нежные слова. Ночи и дни, проведённые вместе. С каждым ударом его сердца стирается всё плохое.

А затем сердце Ивара делает последний удар и замирает навсегда.

Чёрный пепел от погребального костра взмывает вверх, поднимая тучу искр, когда одно из брёвен с оглушительным треском разваливается.

Я вздрагиваю и закрываю глаза.

Почти все уже ушли, даже его мать.

Я слышу чьи-то неровные шаги за своей спиной, но не поворачиваюсь, когда кто-то встаёт рядом со мной.

Бросаю взгляд на руку человека и вижу, как она напряжена. Благодаря своему дару, который за последние дни стал в разы сильнее, я чувствую боль человека. Каждый вдох и выдох даётся ему с трудом. Десятки трещин в костях, которые ещё не срослись, отзываются сильнейшей болью от каждого движения.

Подняв глаза выше, я вздрагиваю, узнав его.

Рядом со мной стоит король Маркус II. Лицо его осунулось и покрылось шрамами, которых раньше не было, на одном из глаз чёрная повязка. Он словно бы уменьшился вдвое и стал ниже с момента нашей последней встречи. Но всё равно не узнать его невозможно.

— Вам уже лучше, ваше величество, — говорю я бесцветным голосом и сглатываю комок, застрявший в горле. Всё, чего мне хочется, — уйти, убежать отсюда, спрятаться. Но я стою, не подавая вида, что напугана его неожиданным появлением. Я была уверена, что он при смерти и ещё долгое время будет восстанавливать своё разрушенное тело, по крайней мере так сказал мне Блэйк. Но, видимо, король куда сильнее любых прогнозов.

— Я не мог пропустить похороны великого князя, — отвечает он хриплым голосом. — Говорят, ты стоишь тут уже шесть часов.

В ответ на это я лишь молчу. Что ответить чудовищу, который едва не стал причиной моей смерти? Всё, чего я бы хотела, — это оказаться как можно дальше от него. Никогда не видеть его и не слышать его голоса, от которого ледяные мурашки сейчас бегут по коже.

— Ты была его избранной богом женой лишь несколько минут, но будешь носить траур? — король смотрит на меня единственным глазом.

Я приглаживаю складку на своём чёрном платье и снова ничего не отвечаю. Ведь он не знает, что я буду носить траур по мужу, с которым прожила шесть лет.

— Не хочешь говорить со мной. Я понимаю. Ты обижена на меня. Вы, люди, крайне обидчивы.

Он переминается с ноги на ногу и морщится от боли. Я сжимаю одну руку другой до боли, чтобы не сказать лишнего, хотя внутри меня кипит боль и ненависть за всё, что он сделал.

— А ведь я мог бы быть сейчас мёртв, так же как и он, — говорит король. — Твой князь пощадил меня ради того, чтобы спасти твою жизнь и жизнь своей дочери. Ему оставалось несколько ударов, чтобы искра внутри моего дракона навеки погасла. Наверняка ты считаешь это несправедливым.

Да, Ивару стоило довершить начатое.

Я вдруг вздрагиваю, потому что мне кажется, что я произнесла эти слова вслух. Зачем он пришёл? Зачем говорит со мной?

Он усмехается, словно услышав мои несказанные слова.

— Этот мир не знал и никогда не узнает дракона сильнее, чем князь Стормс. Я горжусь, что был знаком с ним. Впервые в жизни я почувствовал то, что чувствуете вы, смертные. Впервые в жизни я почувствовал слабость и боль. И ты удивишься, но я благодарен за это. Мой дракон до сих пор спит, и я почти всегда чувствую свою человеческую душу. В некотором роде — это отвратительный опыт, давно забытый мной опыт. Но с другой стороны, я страшусь неизбежного возвращения дракона. Рано или поздно он наберётся сил и вернётся в своей полной мощи…

— Вы? Боитесь? Драконы ведь ничего не боятся…

Сквозь ненависть к дракону внутри меня просыпается искра любопытства. Во время прошлого нашего разговора он едва не задушил меня, заставляя почувствовать свою смертность, теперь же откровенничает, словно мы старые друзья.

— Драконы не боятся. А вот люди… Да, я признаюсь, что боюсь, потому что дракон — самое сильное и самое безжалостное, что есть во мне. Потому что без него я могу чувствовать то, что чувствуют смертные. Любовь, отчаяние, благодарность, сострадание и самое лучшее, что может испытать человек, — страх смерти…

— Что же плохого в любви и сострадании?

— Это слабость, девочка. Постыдная слабость человека. Сострадающий не может править. Любящий не может казнить. Отчаявшийся не может побеждать… Правитель не может быть человеком. Правитель обязан быть монстром.

Он снова усмехается, словно произнёс шутку, понятную только ему.

— Может быть, дело не в драконе, ваше величество? — говорю я, чувствуя, что этот разговор становится опасным. Сейчас я жалею, что послушала Блэйка и осталась в замке играть роль победительницы отбора до конца. Кто знает, что придёт в голову безумному королю в следующую минуту?

Но гнева в короле мои слова не вызывают. Напротив, он добродушно протягивает:

— Может быть, малышка, может быть.

Мы какое-то время стоим молча, и я так погружаюсь в свои мысли, глядя на погребальный костёр и на летящие вверх искры, что забываю о присутствии короля. Поэтому вздрагиваю, когда он начинает говорить снова:

— Что ж, так или иначе, отбор ты выиграла. Развеяла мою скуку, обрела и сразу же потеряла мужа. Эта история достойна песни. Как ты считаешь?

— Песни складывают о великих людях вроде вас, ваше величество. А всё, что нужно мне, — спокойная жизнь.

— Спокойная жизнь, — он повторяет мои слова, словно пробуя их на вкус. — Я должен предложить тебе награду за победу в отборе. Но ты теперь богата. Всё это принадлежит тебе. После смерти князя оказалось, что он куда богаче, чем все думали.

Он окидывает взглядом замок и всю территорию вокруг.

— Что может желать девушка, в одночасье ставшая одной из самых богатых леди в нашем королевстве?

— У меня есть одна просьба, — говорю я, набравшись смелости.

— Правда? И чего же ты хочешь? — он поднимает бровь, и его единственный глаз смотрит внимательно, изучающе, так, словно хочет прорваться сквозь иллюзорную пелену, создаваемую кольцом. От этого взгляда мне хочется съёжиться и спрятаться, но я говорю: