— Я знаю, что барон Ридли сейчас в тюрьме и ждёт королевского правосудия. Знаю, что его владения будут распроданы, и род покрыт вечным позором, а имя предано забвению за пренебрежение знаком королевского доверия.

— Ну и что же? Все видели, как он пошёл против своего короля. У него, в отличие от Ивара, был выбор.

Я успокаиваю бьющееся сердце и выдыхаю слова:

— Иногда честь выше всего остального. Выше всех законов людей, драконов и богов. У него не было выбора, ваше величество. Он не мог поступить иначе. Если бы вы могли рассмотреть вопрос о его помиловании…

— Нет, — отрезает король и качает головой. — Простить можно всякое, но не такое. Это хуже измены. Ты просишь слишком много, девочка.

— В этом случае, — с горечью роняю я слова в пустоту, — других пожеланий у меня нет.

— Прощай, Адриана, — говорит король. — Завтра я уезжаю. Желаю тебе жить той жизнью, которую ты выбрала.

Когда король, хромая, уходит прочь, я бросаю взгляд ему в спину. В этом калеке сложно узнать того, раздираемого яростной силой властного короля. Теперь, ослабленный и испытывающий боль, он стал гораздо больше похож на человека

. Но нервная дрожь, которая всегда била меня в его присутствии, никуда не делась. По его вине умерло столько людей, по его вине умер Ивар и едва не умерла я сама, чудом оставшись в живых…

Я смотрю ему в спину, раздираемая тяжёлыми мыслями.

Король доходит до ограды и поворачивается.

— Сострадание, Адриана, — говорит он, повышая хриплый голос, — это главная слабость людей. Именно поэтому у вас нет выбора. Именно поэтому вы так слабы, и вами так легко управлять. Но я постараюсь запомнить это чувство и не утратить его, когда мой дракон наберёт силу.

Когда король вместе со своей бесконечной свитой покидает замок, я, наконец, впервые могу вздохнуть с облегчением.

Бродя по замку, я до сих пор, хотя уже прошёл почти месяц, не могу отделаться от чувства, что вот-вот из-за угла выйдет Ивар. Но здесь только слуги, которые учтиво кланяются мне и идут дальше по своим делам. Они не понимают, почему замком их господина, которому они служили много лет, теперь владеет какая-то юная девушка, не имеющая никакого отношения к роду Стормс.

Так странно, что мне не нужно никуда бежать, не нужно сражаться за свою жизнь. Странно, что я могу просто жить и чувствовать радость от жизни и от времени, которое провожу с дочерьми. Скоро Адриана исчезнет, и её место займёт Элис. Но не раньше, чем мы с дочками покинем это место навсегда — место, полное памяти. Место, где я была счастлива. Место, где моё сердце было растоптано и разбито тем, кого я любила больше жизни.

Когда-то я чувствовала себя здесь хозяйкой, зная всех слуг в замке по именам, но теперь все они стали чужими для меня, и дело не только в кольце, которое скрывает мою истинную личность. Теперь я, пройдя через всё, чувствую себя другим человеком, как будто что-то умерло, освободив место для чего-то нового.

Прислушавшись к Блэйку, я приняла решение не открываться никому. Пусть всё остаётся как есть. Мою тайну узнает только Лили, когда придёт время, а до тех пор для всего мира я — Адриана де Вьяр, девушка, победившая в отборе князя и тут же потерявшая его. Никто не удивится, если я покину замок и больше никогда в нём не появлюсь. Никто не станет искать её, никто не пожалеет о её отсутствии. Так же, как все забыли об Элис Стормс.

Мать Ивара уехала сразу после похорон, даже не обмолвившись со мной словом. Она лишь бросила на меня взгляд, в котором была смесь злости и непонимания. В этом взгляде читалось: «Лучше бы погибла ты, а не он».

До меня доносились обрывки фраз, брошенных ею своим подругам, которые везде сопровождали её:

— Несправедливость… Она никто…

Несправедливость — это то, о чём говорил король. Его слова гулким эхом отдаются в моей памяти.

Для матери Ивара я всегда была никем, и так и осталась. Судьба Лили её, похоже, интересовала ещё меньше, чем моя. Она уехала так спешно, словно земля горела под её ногами. И, отчасти, я была даже рада этому, чувствуя, словно она невольно освобождает меня от всего, что могло связывать меня с этим местом.

Я прохожу по комнатам, вспоминая, как всё было здесь в моей прошлой жизни. Захожу в покои Ивара, и сердце сжимается от вида его вещей. Я провожу руками по его парадному камзолу, лежащему на столе, по церемониальным мечам на стойках у стены. Драгоценные камни, украшающие ножны, блестят на солнце. На мгновение перед моим внутренним взором возникает его образ в тот момент, когда он брал мечи в руки, и я отдёргиваю пальцы.

Подхожу к окну и распахиваю его, чтобы впустить холодный осенний воздух. Листва на яблонях уже облетела, и сад кажется безжизненным, опустевшим, но это только то, что я вижу глазами. Благодаря же своему дару, я чувствую, как внутри деревьев протекает жизнь, как они, сонно переговариваясь, готовятся к грядущей зиме, замедляя течение древесных соков.

Мои губы трогает едва заметная улыбка. Бесконечное биение жизни врывается вместе с ветром, заставляя меня на мгновение стать частью неумолчного разговора тысяч живых растений.

Поворачиваю голову и смотрю на себя в большом зеркале. Точнее, не на себя, а на Адриану.

Не первый раз я задаю себе вопрос, кто эта девушка? Жила ли когда-то девушка с этими чертами лица на свете или она была воссоздана случайно? Я так привыкла видеть себя в её облике, что мне кажется, будто я начинаю перенимать её черты, невольно начинаю двигаться и говорить иначе, даже тогда, когда на мне нет кольца.

Теперь боли от кольца я практически не чувствую, оно словно бы стало частью меня, привыкло ко мне, носить его стало так же естественно, как дышать или ходить.

Я снимаю кольцо и смотрю на своё настоящее лицо, которое теперь кажется мне чужим. Волосы отросли почти до плеч, и в лучах солнца они, как и прежде, играют, словно чистое золото.

— Мама? Это ты? — слышу я шёпот Лили и резко оборачиваюсь.

— Мама! — кричит дочка и подбегает ко мне. — Я знала, знала, что ты жива! Адриана говорила, что ты слышишь меня, она говорила, и я ей верила!

Я поднимаю дочку на руки. Что ж, если это случилось так, пусть будет так. Я хотела открыться ей, когда мы покинем это место, чтобы она случайно не сказала кому-то из слуг, что её погибшая мать на самом деле жива. Но теперь, глядя в её глаза, я понимаю, что это было глупо. Каждую ночь, когда я укладывала её спать, я ужасно хотела снять кольцо, но каждый раз останавливала себя, помня слова Блэйка о том, что это может быть опасно.

Она трогает мои волосы и смотрит, улыбаясь во весь рот.

— Твои волосы, они такие короткие… Где же ты их потеряла?

— Они мешали мне, — отвечаю я, пытаясь не плакать.

— Но где ты была? Почему папа говорил, что ты никогда не вернёшься?

— Он не знал, дочка…

— Мама, — шепчет Лили и крепко обнимает меня. — Я так тебя люблю.

— И я тебя люблю, Лили, — говорю я дрожащим голосом.

— Если ты жива, может быть, тогда и папа жив? — отрывается она от меня и снова заглядывает в глаза.

Но я лишь качаю головой.

— Но ведь ты же здесь, со мной.

— Я здесь.

— Значит, и папа вернётся?

Я качаю головой, не зная, как объяснить дочери, что её отца больше нет.

— Адриана говорит так же, как ты, — с горечью произносит Лили.

Я задумываюсь на мгновение, принимая решение, а потом слышу свой голос:

— Я могу показать тебе его.

С Лили на руках подхожу к столу, касаюсь камзола Ивара рукой. Перед моим внутренним взором возникает Ивар, стоящий перед зеркалом и поправляющий верхнюю пуговицу. Он улыбается своему отражению и кивает.

— Это папа! — с восторгом вскрикивает Лили шёпотом. — Я вижу его. Папа! Он живой…

— Стой, Лили!

Она отрывается от меня и бежит к отцу, но как только я перестаю её касаться, видение прошлого обрывается, и Ивар исчезает.

— Это всего лишь память этой вещи, — говорю я. — Все вещи хранят память обо всём, что с ними происходило. Эта вещь принадлежала твоему отцу, и она хранит память о нём, так же как ты хранишь память.