— Для тебя у меня есть всё время этого мира, — шепчет он дрожащим голосом. — Но я не понимаю…

Я смотрю на Ридли и вдруг вижу, что по щекам его текут слёзы. Его губы трогает улыбка. Он делает шаг навстречу и, словно не веря, что я действительно настоящая, прикасается к моему плечу.

— Я не смел и молиться о том, чтобы когда-нибудь увидеть тебя вновь живой.

А потом мы устраиваемся на террасе в уютных плетёных креслах и говорим.

Я решаю рассказать Ридли всё как есть, от начала и до конца. Он слушает молча, не перебивая, но задаёт вопросы, когда ему что-то непонятно. Когда солнце заходит за горизонт, а я дохожу до той части истории, где выбралась из монастыря, он встаёт и мягко сжимает мою руку в своих ладонях, а потом целует её.

— Если ты разрешишь мне, я приду завтра. Не хочу нарушать твой привычный ритм жизни.

Я вижу, что уходить он совсем не хочет. Но вежливость и воспитание не оставляют ему выбора.

— Если хочешь, ты можешь остаться в комнате для гостей.

Он мотает головой.

— Ни в коем случае. Я остановился тут неподалёку.

У меня едва не вырываются слова, что я вовсе не против, чтобы он остался ещё, но я одёргиваю себя.

Я лишь с улыбкой киваю, понимая, что моему другу нужно переварить то, что он услышал.

На следующий день Ридли приходит снова, на этот раз с подарками для Лили и Мии. Не иначе как он всю ночь провёл без сна, чтобы доехать до города, купить роскошные заводные игрушки от мастера Дариуса и вернуться…

Мы садимся пить чай, и я неспешно рассказываю историю с того момента, где закончила вчера, и снова засиживаемся допоздна, и снова я не успеваю рассказать всё до конца.

Ридли приходит и на следующий день. И на следующий, и следующий. Пока я не рассказываю ему всё до самого конца, а он не рассказывает мне всё, что случилось с ним после отбора, и про своё чудесное освобождение. А потом мы уже говорим обо всём на свете.

Мы вместе смеёмся, плачем и вспоминаем. Вместе радуемся, злимся и печалимся.

Мы проводим с Ридли каждый вечер всё лето, не замечая, как стремительно оно пролетает.

В один из дней позднего августа, когда мы с Ридли гуляем по саду, он вдруг останавливается.

— Я бы хотел остаться здесь, — говорит он и бросает на меня взгляд,.

— И как же ты будет жить в такой глуши, вдали от светских балов, вечеринок и всего, что ты так любишь?

Он качает головой.

— Это все ничего не стоит. Ведь там нет тебя.

Я вдруг осознаю, что Ридли держит меня за руку, и мы так близко друг к другу, что захватывает дух.

— Ну и что же с того, что нет? — спрашиваю я, полной грудью вдыхая сложный аромат яблок, тысяч трав, растущих на лугу, и волнующий запах древесно-табачных духов Ридли.

— То, что без тебя для меня теперь всё лишено смысла, Элис. Без света твоих глаз этот мир был бы жалким никчемным местом.

В следующее мгновение, глядя в его искрящиеся глаза, в которых застыл немой вопрос, я понимаю, что хочу быть к нему ещё ближе.

Дыхание перехватывает от невыразимого, необъяснимого чувства, которое разворачивается во мне за одно мгновение, словно самый красивый цветок в мире распускается в сердце. Я вижу неясные очертания своего будущего. Меня посещает вереница воспоминаний о вещах, которые еще не случились. Я вижу грядущие дни полные смеха, радости и любви, глубокой, как море и бесконечной, как небо.

Я закрывааю глаза и шепчу:

— Тогда оставайся…

Ридли убирает непослушную золотую прядь волос с моего лица и осторожно целует меня в губы.

Конец.