Млада недоверчиво оглядела её. Жрица не была похожа на ту, кто постоянно сидит взаперти.
— Разве жрицам нужен ещё кто-то, кроме их бога?
— Нет, всё не совсем так, — качнула головой Лакхин. — Вы для меня как глоток свежего воздуха. Ты и твои спутники. Вон тот верег. Я, признаться, мало их видела. Их земли далеко. Он такой… большой и жуткий.
Млада фыркнула, удерживая смех. Вот бы Хальвдан позабавился, услышав о себе такое. А может, ему это польстило бы. И правда, по сравнению с гостями Вархана, которые были либо худы, как высушенные солнцем ветки олив, либо толсты, отъетые на богатых харчах, воевода выглядел внушительно и грозно.
— Он не отличается от остальных верегов, — пожала плечами Млада, чувствуя себя так, будто только что соврала.
Жрица удивлённо глянула на неё.
— Пусть так. А вон тот мальчик, — она кивнула на Рогла и склонилась к Младе ближе. — На зверёныша похож. Кто он? Он ведь не немер.
И без того не слишком приятный разговор тут же захотелось прекратить. Уж больно не понравился Младе взгляд жрицы, который та уже не раз обращала к вельдчонку.
— Нет, он не немер.
— Как интересно, — улыбнулась Лакхин и отпила вина. — Он необычный. Что-то есть в нём…
— Только не про твою честь.
Ариванка немного помолчала и вдруг громко рассмеялась, запрокинув голову. Её серьги тихо звякнули. Несколько гостей заинтригованно повернулись в их с Младой сторону.
— Ты так говоришь, будто мать ему, — она поставила пустую чашу на стол и добавила: — Или любовница.
— Не надо мерить меня вашим, ариванским, аршином. Ты, похоже, успела что-то себе вообразить.
— Что плохого в том, что мне приглянулся твой волчонок? Он красив. По-своему. И смотрю на него не одна я.
Млада задохнулась от возмущения. Надо же, только в Ариван приехали — и уже впору отбиваться от похотливых жриц.
— А то, что я такие масляные зенки, как у тебя, за версту вижу. Ваш бог, похоже, ни в чём своих слуг не ограничивает? И в том, чтобы засунуть руку в штаны понравившегося мальчишки — тоже?
С лица Лакхин вдруг сползла вся жестокая беззаботность. И стало видно, что она намного старше Млады. У губ её залегли жёсткие складки, а тёмные глаза прищурились. В плотном, тесном кафтане стало ещё жарче.
— Нравы тут ни при чём, альекхаме. Да, мы легче относимся к жизни, чем вы, северные люди, взращенные снегом и дремучими лесами. Мы любим молодость, тянемся к ней, потому что она коротка. А наши боги любят всех своих детей и своих слуг тоже. А особенно Эльхор. Как солнце, дающее нам тепло, чтобы выращивать урожай, ласкающее нашу кожу и согревающее нашу кровь. И потому он даже жрицам разрешает многое. Но не всё. И не смотри на меня так гневно — я вовсе не хочу затащить твоего волчонка в постель. Просто… — она задумчиво провела пальцем по цепочке амулета, — в нём есть что-то, чего понять я пока не могу. Но хотела бы. Если ты разрешишь. Я вижу, вас многое связывает. Даже то, что не постичь другим людям. Они не умеют… Просто не умеют это чувствовать.
— Зачем тебе это? Тебе и твоему молодому солнечному богу? — небрежно фыркнула Млада.
Лакхин сжала губы. Теперь стало видно, что и она начинает злиться. Но жрица сумела придать своему лицу спокойное и даже умиротворённое выражение. Отчего снова показалась юной.
— Мир богов не так радужен, как может показаться. Они защищают, но и наказывают нас. Есть свет, к которому мы все стремимся, и есть бездна, в которую боимся упасть — и все они подчиняются богам. Чтобы соприкасаться с ними, нужна сила и в то же время нужно быть открытым для ответного прикосновения. Ты закрыта, сжата, как кулак. Но и сильна так же, как и этот мальчик. Может, даже сильнее. Но боги не касаются тебя, не охватывают своим благословением. Потому что ты не хочешь помощи, ничего и никого в свою душу не пускаешь. Хоть так тебе было бы легче бороться с тьмой внутри. Слишком крепко она там засела. А он, — Лакхин качнула головой в сторону Рогла, — открыт. И Эльхор может помочь ему справиться с тем, что его гложет.
— Избавь меня от вдохновенных речей, жрица, — отмахнулась Млада. — И лучше к Роглу не приближайся!
Лакхин только улыбнулась. И вряд ли это означало смирение. Оставалось лишь надеяться на благоразумие вельдчонка. Ведь не за руку же его водить.
Млада допила вино и, более не считая себя обязанной хозяину дома — и так просидела здесь слишком долго — отправилась к себе. Там она сняла кафтан Рогла, швырнула его куда-то в сторону постели, но не докинула. Вышла на небольшой балкон, вдохнула тёплый воздух, пропитанный запахом цветущих в саду камелий. Уже привычно вслед за ней вошла тихая Халеда. По просьбе Млады она расплела ей косы, невыносимо оттянувшие шею, убрала из волос мелкие золотые цепочки.
— Что-то ещё я могу для тебя сделать, госпожа?
Млада тряхнула головой, откинула за спину освободившиеся пряди и повернулась к девчонке. Та опустила взгляд, стиснула в тонких пальцах резной гребень. Неуместно вспомнилось о её недавних прикосновениях, способных при желании подарить много наслаждения. Млада подняла руку, коснулась скрученного тугой спиралью локона служанки. Та с готовностью вскинула голову, скользнула взглядом по её губам и шее. Совсем молоденькая, верно, моложе Рогла. А уже знает, кого и как нужно касаться, чтобы доставить удовольствие. Видно, не раз ей доводилось бывать в постелях Вархановых «дорогих гостей». И не важно, мужчина это или женщина.
— Да, ты можешь сделать… — задумчиво протянула Млада.
Служанка отложила гребень, обхватила её за запястье, осторожно и мягко, потянулась, привстав на цыпочки, к губам. Млада сделала шаг назад, стряхивая её ладонь. — Нет… Ты не поняла. Приведи мне мужчину.
***
Солнце, уже разогревшееся, несмотря на ранний час, назойливо сверлило горячим лучом висок. Млада зажмурилась, перевернулась на другой бок, сдула с лица прядь растрёпанных волос. Но вставать пока не стала, надеясь, что сон снова накроет её.
Ночь выдалась уж больно неспокойной. Халеда споро выполнила её просьбу. Да только привела не совсем мужчину. Скорее, мальчишку чуть старше себя. Но Млада давно уже дала себе обещание в Ариване ничему не удивляться. Тяга ариванцев к развлечениям с юными любовниками была широко известна.
Таких молодых парней и девушек, ублажающих богатеев в постели, здесь называли сешхили. Для своего возраста миловидный мальчишка оказался высоким и ладно сложенным. С отливающей цветом обожжённой глины кожей и вьющимися, угольно-чёрными волосами. Млада сначала хотела его прогнать, но сешхили заговорил, и она решила, что первое желание было поспешным.
— Ты такая красивая и… необычная, — его голос оказался вовсе не по-юношески низким и глубоким.
— А ты ожидал увидеть на моём месте бабёнку преклонных лет?
Сешхили, имени которого Млада пока не узнала, громко рассмеялся.
— Ты угадала. И потому всё, что сделаю сегодня ночью, я сделал бы и без денег, — он помолчал, внимательно разглядывая её профиль. — Вы, северные женщины, такие странные.
Млада вопросительно глянула на него.
— Такие же, как и везде.
— Нет, — качнул головой ариванец. — Внешне вы холодные. Как это у вас говорится?.. Как лёд. Да. А внутри, — он недвусмысленно спустился взглядом по её шее до груди, — такой пожар, что впору сгореть без оглядки. Даже странно, что меня позвала. Любой мужчина с радостью…
— Прибереги сладкие речи для морщинистых ариванских богачек, — фыркнув, оборвала его Млада и отступила на шаг, но упёрлась спиной в резную арку балкона.
Сешхили снова улыбнулся, прищурил кошачьи глаза, тронул большим пальцем подбородок Млады. Приблизился плотнее и крепко обхватил её за талию.
Но всё то время, что ласкал её, Млада не могла отделаться от мысли, будто хотела вовсе не этого. Его руки были слишком мягкими, никогда не знавшими ни тяжёлой работы, ни оружия. Кожа слишком гладкой, изнеженной. И весь он, гибкий, словно текучий, казалось, мало чем отличался от девушки. Но тело приятной негой отзывалось на его прикосновения, расслаблялось, и под утро, когда постель со сбитой на сторону простынёй, стала влажной от их пота, всё остальное потеряло значение.