— Цель оправдывает средства, — твердо сказал Келл.

Картина, которую Йозеф Сабрат обнаружил в комнате, разительно отличалась от его представления о смерти. Убийства Латига в аэронефе и Нортэ в доках, как бы ни были ужасны, не так сильно воздействовали на его разум. Но это…

В центре комнаты Перриг лежала продолговатая кучка пепла, который высыпался из одежды, оставшейся там, где она упала. В одном конце из-под темного порошка выглядывал железный обруч, по-прежнему застегнутый на болт, а рядом в свете ламп поблескивали серебряные иглы нейронных имплантантов.

— Я… не понимаю. — Горосп вместе с егерями, которые столпились в коридоре, не зная, что предпринять, стояла в нескольких шагах позади дознавателя. — Я не понимаю, — повторила она. — Куда делась эта… женщина.

Она едва не назвала Перриг ведьмой. Йозеф почти услышал наполовину сформировавшееся на ее губах слово и бросил в сторону Горосп полный неожиданной ярости взгляд. Горосп взглянула на него широко раскрытыми прозрачными глазами, и руки его невольно сжались в кулаки. Она так черство и безразлично говорила о погибшем псайкере, что Йозеф с трудом подавил желание схватить женщину за горло и швырнуть в стену — или хотя бы наорать. Вместо этого он лишь глубоко вздохнул.

— Она никуда не делась, — произнес Йозеф. — Это все, что от нее осталось.

Он шагнул вперед и протиснулся мимо Скелты. Егерь озабоченно кивнул:

— Смотрителя Сегана уже известили, сэр. Он направляется сюда со своего рабочего места.

Йозеф кивнул в ответ и осторожно перешагнул силовой барьер, стараясь не помешать стайке автоматов-регистраторов, которые сканировали место преступления своими пиктерами и лазерами. Гиссос, сидя на корточках, переводил взгляд со стен на окна, затем снова к испепеленным останкам. Он сидел спиной к двери, и Йозеф, подходя, услышал резкий судорожный вздох, похожий на рыдание.

— Ты… в порядке?

Как только слова прозвучали, он ощутил себя последним дураком. Конечно же, не в порядке; его коллега только что погиб жестокой, загадочной и ужасной смертью.

— Нет, — ответил Гиссос. — Да, — произнес он мгновение спустя. — Да. Да. Для этого еще будет время. После. — Оперативник поднял голову и блеснул повлажневшими глазами. — А знаешь, я ведь… Мне показалось, что я ее слышал.

Он рассеянно дернул себя за прядь волос.

Йозеф заметил разложенные полукругом предметы — камешки, бумагу.

— А что это?

— Очаги, — ответил Гиссос. — Объекты, пропитанные эмоциональными вибрациями подозреваемого. Перриг их читает. Читала, — тут же поправился он.

— Я сожалею.

Гиссос кивнул.

— Ты должен мне позволить убить этого человека, как только мы его отыщем, — решительно и твердо сказал он Йозефу. — Конечно, как только мы убедимся в его виновности, — добавил оперативник. — Но его необходимо убить, и ты предоставишь это мне.

Йозефу вдруг стало очень жарко.

— Мы сожжем этот мост сразу, как только его перейдем.

Он отвернулся и обнаружил, что на одной из стен оставлены рисунки, которые он не мог заметить от двери. Как и в случае с убийством Нортэ и Латига, преступник оставил изображения восьмиконечных звезд. Похоже, убийца воспользовался для своих художеств тем, что осталось от тела Перриг, и несколько раз подряд изобразил один и тот же символ.

— Что это значит? — пробормотал Гиссос.

Смотритель облизнул внезапно пересохшие губы. У него возникло странное ощущение, тупая боль в затылке, какая бывает от огромного количества рекафа и недостатка свежего воздуха. Перед его глазами возникли какие-то видения, и он знал, что в них таятся все ответы, но никак не мог их разглядеть. Совсем как в школьных математических задачах Ивака: их надо понять, и тогда решение придет само собой.

— Сабрат, что это означает? — снова спросил Гиссос. — Что это за слово?

Йозеф моргнул, и видение исчезло. Он повернулся к оперативнику. Гиссос что-то нашел рядом с кучкой пепла. Это был информационный планшет с треснувшим экраном. Как ни удивительно, он продолжал работать и периодически вспыхивал.

Он осторожно взял у Гиссоса устройство, стараясь не прикасаться к испачканным пеплом частям. Сенсорный дисплей еще хранил отпечатки последних записанных слов, но выдавал изображение на такое короткое время, что его почти невозможно было разобрать.

— Одно из слов я понял, это «Сигг», — пояснил Гиссос. — Вот, видишь?

Он видел. А чуть ниже виднелись еще какие-то каракули, еще не сформировавшиеся в отдельные буквы. Зато выше имени стояло одно отчетливо написанное слово.

— Уайтлиф. Это чье-то имя?

Йозеф, мгновенно узнав слово, покачал головой:

— Не имя; это название одного места, которое я хорошо знаю.

Гиссос мгновенно вскочил на ноги:

— Далеко?

— В нижних отрогах, колеоптером быстро туда доберемся.

Оперативник как будто забыл на время о своем горе.

— Надо поскорее туда добраться. Толкования Перриг со временем разрушаются. — Он постучал пальцем по разбитому информационному планшету. — Если она почувствовала, что Сигг находится в этом месте, каждый проходящий момент увеличивает вероятность того, что он снова сбежит.

Часть их разговора услышал Скелта.

— Сэр, у нас нет вспомогательных отрядов в той местности. Группа поддержки разбирается с дракой между бандами путевых рабочих, произошедшей в доках, а группа охраны правопорядка готовится к проведению карнавала торговцев.

Йозеф мгновенно принял решение:

— Когда придет Дайг, скажи ему, чтобы занялся осмотром места преступления и держал Лаймнера подальше. — Он шагнул к двери, даже не оглядываясь на Гиссоса. — Мы берем колеоптер.

Оперативнику и раньше приходилось терять товарищей, но гибель Перриг затронула его сильнее, чем все остальные. Душу Гиссоса как будто поразила пуля. Сидя в темной кабине, среди пролетавших мимо туч, он безуспешно пытался разобраться в своих чувствах. Перриг всегда была отличным, надежным помощником, и ее общество доставляло ему удовольствие. Она никогда не заводила разговор о его прошлом и не пыталась выведать информацию сверх того, что он сам ей предлагал. Гиссос всегда чувствовал ее уважение, ценил ее компетенцию и спокойную рассудительность.

А теперь она мертва. И не просто мертва, от нее не осталось даже трупа, лишь горстка пепла и углей, кучка темного вещества, ничем не напоминавшая человеческое существо, которым она была. Он ощутил тяжесть своей вины. Перриг всегда и во всем ему доверяла, а когда ей потребовалась защита, его не оказалось рядом. Теперь его расследование стало не только профессиональным делом, но и личным, и Гиссос испытывал некоторую неуверенность.

По правде говоря, доведись ему быть посторонним наблюдателем, он сам настаивал бы на отстранении оказавшегося в такой ситуации оперативника от дела и вызове с базы консорциума новой группы. И только поэтому он не послал рапорт о смерти Перриг войд-барону: он знал, что барон Эврот сказал бы то же самое.

Но Гиссос был уже на месте и знал, насколько высоки ставки. Каким бы компетентным дознавателем ни был Сабрат и его коллеги, над ними есть еще и начальство, которому он не мог доверять.

Да. Все это были прекрасные отговорки, приправленные долей правды, чтобы обмануть самого себя. На самом деле в данный момент больше всего на свете ему хотелось уничтожить убийцу Перриг, как уничтожают заразившееся бешенством животное.

Гиссос сложил перед собой ладони, чтобы они не сжимались в кулаки. Внешне он оставался совершенно спокойным, но внутри все бурлило от ярости. Флайер уже закладывал вираж перед посадкой, когда он взглянул на Сабрата:

— А что собой представляет этот Уайтлиф?

— Что?

Сабрат резко повернулся и взглянул на него с такой злобой, словно Гиссос нанес ему смертельное оскорбление. Затем он моргнул, и неожиданный гнев словно испарился.

— А, да. Это винный погреб. Многие мелкие винодельни отправляют туда свое эстуфагемийское вино, бочки хранятся годами, чтобы вино могло вызреть в надлежащих условиях.