Война, предательство, разрушение и смерть — все они оплетали Храм Искушения в бесконечных витках мифов, их тяжесть привязывала город Хорал к земле Истваана и вселяла священное чувство долга в каждого его жителя. Говорили, что боги Истваана спят в Храме Искушения и нашептывают свои кровожадные песни в кошмарных снах детей и стариков.

Долгое время легенды и мифы оставались далекими, как и положено мифам, но сейчас они овладели мыслями жителей Хорала, и каждое дуновение ветра пронзительно возвещало о возвращении Утраченных Детей.

Не задаваясь никакими вопросами, население Истваана III стало усиленно вооружаться и под командованием Вардуса Праала готовилось защитить свой город. Армия отлично экипированных солдат ожидала появления захватчиков на западных подступах к городу, где Девы Битвы своим пением возвели целую сеть земляных укреплений.

Артиллерийские позиции обосновались в сверкающих городских каньонах и направили дула орудий на запад, чтобы вбить захватчиков в землю еще до того, как они достигнут линии укреплений. Затем воины Хорала уничтожат всех, кто уцелеет, тщательно выверенным перекрестным огнем.

Все оборонительные рубежи сооружались на западе — единственном направлении, откуда было возможно вражеское вторжение.

По крайней мере, так говорили людям, строившим укрепления.

Огонь в небе, появившийся перед рассветом, стал первым знамением.

В кроваво-красных лучах поднимавшегося солнца вспыхнула россыпь падающих звезд, оставлявших на небосклоне светящиеся дорожки огненных слез.

Часовые в окопах видели, как падают пылающие копья, и первая объятая пламенем десантная капсула рухнула на землю, подняв фонтан грязи.

Едва ли не со скоростью молнии по городу распространился слух о возвращении Утраченных Детей и о свершении древнего пророчества.

Слухи полностью подтвердились, когда десантные капсулы раскрылись и оттуда вышли Астартес Легиона Гвардии Смерти.

И началась резня.

— Тридцать секунд! — прокричал Випус, но его голос был едва слышен в реве реактивных двигателей десантной капсулы, вошедшей в атмосферу Истваана III.

Локен бросил взгляд на освещенных красноватым светом Астартес и попробовал представить, как они будут выглядеть в глазах жителей Хорала, когда начнется атака, — воинами другого мира, солдатами из преисподней.

— Ты видишь нашу посадочную площадку? — спросил Локен, стараясь перекричать шум.

Випус взглянул на показания пикт-экрана, висящего у него над головой.

— Немного сносит! Мы попадем в цель, но не в самый центр. Ненавижу эти штуки! Куда лучше высаживаться со штурмкатера!

Локен ничего не ответил. Он едва расслышал Випуса, поскольку капсула уже летела в плотных слоях атмосферы и рев двигателей стал просто оглушающим. Колоссальные силы, противодействующие движению, стали грохотом и огнем, капсула задрожала и стала нагреваться.

Последние минуты полета прошли в оглушительном реве, и Локен не видел врага, с которым ему предстоит сражаться, и не имел возможности контролировать свою судьбу до тех пор, пока капсула не ударится о землю.

Неро был прав, предпочитая десантироваться со штурмкатера, да и любой Астартес выбрал бы исключительную точность посадки этих летательных аппаратов, а не такой головокружительный спуск с неба на землю.

Но Воитель решил, что высадка будет осуществляться десантными капсулами, и на то — Локен не мог не признать — была своя причина, поскольку тысячи Астартес, внезапно ворвавшиеся в гущу защитников, могли нанести гораздо больший моральный урон. Локену только осталось дождаться того момента, когда десантная капсула ударится о землю и привязные ремни отстегнутся.

Он крепче сжал болтер и в десятый раз проверил висевший на бедре цепной меч. Локен был готов к бою.

— Локаста, осталось десять секунд! — крикнул Випус.

Но уже через секунду капсула ударилась с такой силой, что голова Локена резко дернулась назад. Внезапно грохот стих и стало темно.

Первого врага Люций убил, даже не сбившись с шага.

Доспехи противника были словно из стекла — такие же блестящие и прозрачные, и лезвие его алебарды тоже выглядело стеклянным. Лицо прикрывал прозрачный щиток со свинцовой вставкой на месте рта, украшенной имитацией зубов из треугольных драгоценных камней.

Люций выдернул свой окровавленный меч из тела врага, и солдат рухнул на землю. Над ним высилась резная мраморная арка, казавшаяся розовой в утренних лучах солнца, а вокруг еще не улеглись облака пыли и мусора, поднятые десантной капсулой, из которой только что выпрыгнул Люций.

Перед Люцием простирался Дворец Регента — удивительный и огромный каменный цветок с высоким изогнутым шпилем в центре, похожим на разворачивающийся каменный лепесток.

Позади Люция, на площадке перед северным входом во дворец, с грохотом приземлялись десантные капсулы. Первая капсула распахнула створки, и из залитой красным светом кабины появился Древний Риланор, поводящий своей пушкой в поисках возможной цели.

— Назикейцы! — заорал Люций. — Ко мне!

Он увидел, как внутри дворца блеснуло разноцветное стекло и на каменных панелях холла что-то мелькнуло.

Дворцовая гвардия отреагировала на внезапное ошеломляющее нападение, но не так, как ожидал Люций. Они не вопили и не просили пощады. Они не убегали и даже не замирали на месте, оцепенев от шока.

С громогласным военным кличем истваанцы устремились на врага, и Люций рассмеялся, радуясь встрече со стойким противником. Он опустил свой меч и побежал им навстречу, а за ним следом ринулись воины отделения Назикеи.

Им противостояли около сотни солдат в сверкающих стеклянных доспехах. Они выстроились в линию перед Астартес, опустили свои алебарды и открыли огонь.

Воздух вокруг Люция наполнился обжигающими серебряными иглами, несколько вонзилось в наплечник и поножи. Чтобы защитить голову, он поднял руку с мечом, и иголки зашипели на сверкающем лезвии. Каменные плиты у входа, куда попадали иглы, начали вздуваться и пузыриться, словно под действием кислоты.

Рядом с Люцием упал один из назикейцев, у него расплавилась рука, а живот вздулся пузырями.

— Совершенство и Смерть! — закричал Люций и ринулся сквозь ливень ослепительных серебряных игл.

Дворцовая гвардия и Дети Императора сошлись вплотную, и словно миллионы окон разбились в одно мгновение. Пронзительный визг ружей-алебард смешался с ревом лезвий и рявканьем болтеров.

Первым же ударом меча Люций разрубил древко алебарды и разорвал горло противостоящего ему солдата. Невидящие глаза уставились на него, из рассеченной шеи хлынул поток крови, а Люций, чтобы острее прочувствовать гибель врага, сбил с него шлем.

Плазменный пистолет выплюнул узкую струю огня и окатил другого истваанца с головы до ног, но тот продолжал сражаться и уже размахнулся алебардой, чтобы вонзить ее в одного из Детей Императора, но тут цепной меч Люция снес ему голову.

Люций совершил пируэт на одной ноге, увертываясь от удара алебарды, рукоятью меча стукнул по лицевому щитку и со злостью обнаружил, что стекло выдержало удар. Стражник только отшатнулся, и тогда Люций, перехватив меч другой рукой, нанес колющий удар в щель между пластинами на поясе противника, чувствуя, как клинок прожигает тело врага насквозь.

Эти стражники явно старались замедлить продвижение Детей Императора, ценой жизни выгадывая драгоценные минуты ради чего-то более важного в глубине дворца. Как ни наслаждался Люций битвой, видом крови, едким запахом горящей плоти, пронзаемой мечом, и барабанным боем собственных сердец, он понимал, что непозволительно дарить защитникам даже несколько лишних секунд.

Он ринулся вперед, прорубая дорогу мечом. Люций вел в сражении, словно в замысловатом танце, партию победителя, а его врагам оставалось только умирать. Воины дворцовой стражи падали вокруг него, орошая каменные плиты своей кровью, и Люций радостно смеялся.