Он сморгнул с глаз обжигающий пот, дыша тяжело и отрывисто, стараясь не обращать внимания на постоянно завывающий в мозгу голос. Боль в горле усиливалась уже несколько часов — стало мучительно трудно глотать. Теперь тяжело давалось даже дыхание. С подбородка стекал горячий клокочущий яд, обильно выделяемый перегруженными слюнными железами, и он не успевал сглатывать и нейтрализовывать разъедающую жидкость.

— Тридцать секунд, — послышался приказ Аргел Тала.

Даготал булькающим голосом издал бессмысленные звуки, и из-под решетки шлема снова закапала кислота.

Торгал нажал на управляющую шестерней руну на панели цепного топора, меняя настройку с мягких тканей на бронированные пластины. Параллельно первому ряду зубцов выдвинулся второй, более массивный. По правде говоря, цепное оружие способно не больше чем содрать краску с многослойного керамита, но оно с легкостью рассечет сочленения доспеха вместе со связками жгутов или внешние силовые кабели.

Он уже целый час плакал кровавыми слезами, хотя не испытывал ни печали, ни каких-либо других эмоций. Торгал был уверен, что, сумей он снять шлем, алые потеки остались бы на щеках навечно, как татуировка. Каждый раз, когда он моргал, слезные протоки выплескивали на лицо очередную порцию водянисто-кровавой жидкости. Пошевелив во рту языком, он порезал его об острые зубы, но боль прошла через пару секунд, и мелкие царапины затянулись.

Густая и темная кровь вытекала из сочленений в перчатках, приклеивая пальцы к рукоятке топора. Он не мог разжать кисть. Не мог выпустить оружие, как бы ни старался.

— Двадцать секунд, — произнес Аргел Тал.

Торгал закрыл глаза, чтобы моргнуть и прояснить зрение, но они больше не открылись.

Дыхание Малнора со свистом проходило сквозь решетку вокалайзера. Его преследовал хор голосов, и на какое-то мгновение показалось, что он слышит каждого, с кем ему приходилось говорить в жизни. И еще он никак не мог справиться с дрожью в костях.

— Десять секунд, — прозвучал голос Аргел Тала. — Приготовиться.

Голова Малнора рывком повернулась к надвигающимся шеренгам Гвардии Ворона. На ретинальном дисплее вспыхнули указатели дистанции, мерцавшие при распознавании индивидуальных символов отделений на наплечниках воинов.

Малнор ухмыльнулся и крепче сжал болтер.

— Братья, — затрещал в воксе голос, — говорит капитан Двадцать девятой роты Гвардии Ворона Торизиан.

Идущий в авангарде отступающих Астартес приветственным жестом поднял руку. Разряженный болтер магнитным зажимом был закреплен на бедре, в левой руке поблескивал гладиус. Плащ капитана, некогда царственно-синий, теперь свисал с его плеч лохмотьями. Аргел Тал тоже поднял руку и ответил по воксу:

— Я Аргел Тал, командир Гал Ворбак легиона Несущих Слово. Как битва, брат?

Капитан Гвардии Ворона, подойдя ближе, рассмеялся.

— Эти псы-изменники уже бегут с поля, но отменно сражаются до последнего. Клянусь Террой, я счастлив вас видеть. Наш примарх приказал отступить, чтобы пополнить боезапас, но лорд Коракс не эгоист. Он не захочет лишать вас славы этого дня из дней.

По голосу говорившего воина Аргел Тал понял, что тот улыбается.

— Хорошей охоты всем вам. Слава Несущим Слово. Слава Императору!

Командир Гал Ворбак не ответил. Приближающиеся воины Гвардии Ворона были уже почти у самых баррикад. Он ощутил, как болезненная потребность сводит мышцы судорогой.

— Брат? — окликнул его Торизиан. На капитане был доспех старой модели «Марк III Феррум» — громоздкий и тяжелый, почти примитивный по сравнению с моделью «Максимус», используемой в Семнадцатом легионе. — Как планируешь атаковать?

Аргел Тал, готовый произнести проклятие, уже набрал в грудь воздуха.

А потом, неизвестно почему, вспомнил слова Лоргара, обращенные к нему давным-давно: «Ты — Аргел Тал. Ты родился на Колхиде, в деревне Сингх-Рух, в семье плотника и белошвейки. Твое имя на диалекте племени из южных степей означает „последний ангел“».

На пару мгновений он вспомнил своих родителей, умерших две сотни лет назад. Он никогда не был на их могилах. И даже не мог себе представить, где они могут быть.

Его отец был спокойным человеком с добрыми глазами, сутулым после долгих лет работы плотником. Его мать внешне походила на мышку, у нее были темные глаза и черные волосы, завитые в локоны, как принято у южных племен. Она почти всегда улыбалась. Это воспоминание осталось с ним на всю жизнь.

Как же далеко в пространстве и времени ушел он от их хижины из соломы и прессованного ила, стоявшей на берегу реки. Он и сейчас чувствовал на руках речную воду, прохладную на ощупь, несмотря на то что она искрилась под жестким колхидским солнцем.

У него было четыре старшие сестры, такие же далекие и мертвые, как и родители. Они плакали, когда за ним пришел воин легиона, но тогда он еще не мог понять причины их горя. Он радовался тому, что святые воины выбрали именно его, и предвкушал приключения. Самая младшая, Лакиша, всего на год старше его, подарила ему ожерелье из зубов пустынной собаки, которое сделала сама. Он ощущал его на запястье, куда привязывал каждое утро после пробуждения и медитаций. Первая нить давно истлела, но раз в несколько лет он нанизывал зубы шакала на новую.

Самая старшая из сестер, Думара, каждый день твердила, что он ни на что не годен и только путается под ногами. Но в тот день он не услышал от нее недобрых слов, вместо этого она принесла ему одеяло из козьей шерсти.

— Ему это не потребуется, — заявил механическим голосом огромный серый воин.

Думара, прижав одеяло к груди, отпрянула назад. А потом подошла и поцеловала его в щеку. Она тоже плакала. Он вспомнил, как ее слезы увлажнили его лицо, как он надеялся, что воин не подумает, будто он тоже плачет. Он должен выглядеть храбрым, иначе воин может отказаться от своего выбора.

— Как зовут мальчика? — спросил воин.

Мать удивила его, ответив вопросом на вопрос:

— А как твое имя, воин?

— Эреб. Меня зовут Эреб.

— Спасибо, господин Эреб. Это мой сын, Аргел Тал.

Аргел Тал. Последний ангел. Он родился слабым маленьким существом в год засухи, и этим именем был назван последний ребенок, принесенный его матерью в этот сухой и томимый жаждой мир.

— Прости меня, — прошептал он.

Он не собирался произносить эти слова вслух, но не пожалел, что сделал это.

— Брат? — снова затрещал голос Торизиана. — Повтори, пожалуйста.

Взгляд серых глаз Аргел Тала стал твердым, как кремень.

— Всем Несущим Слово, — произнес он. — Открыть огонь.

Торизиан отшвырнул в сторону тело своего сержанта и пополз вперед. Счетчик боезапаса вспыхнул в тот же миг, как только он сжал рукоять. Информация не сулила ничего хорошего. В грохоте бушующей стрельбы он выхватил боевой нож.

— Победа или смерть! — выкрикнул он боевой клич своего легиона. — Нас предали! В атаку!

Он поднялся, чтобы бежать, но болтерные снаряды застучали в грудь и наплечники, раскололи броню, и он покачнулся. Он вынес полученные повреждения ровно столько времени, чтобы их успел показать ретинальный дисплей. Торизиан зашатался, ощущая клокочущую в горле жидкость. В груди скопилась влага, мешавшая дышать.

Голубая вспышка ударила его, налетев ниоткуда. Луч, ярче, чем солнце, швырнул обратно на землю. Там он и умер, рядом со многими своими братьями, рассеченными лазерным огнем. Он умер от ранений раньше, чем успел захлебнуться наполнявшей легкие кровью.

Передние ряды Гвардии Смерти легли, словно скошенные, и линию детонации болтерных снарядов усеяли обломки доспехов и кровавые брызги.

Астартес в черной броне падали на четвереньки, но тотчас попадали под непрерывную стрельбу, добивавшую тех, кто уцелел после первого залпа, направленного в голову и грудь. Через несколько секунд после начала болтерной стрельбы из-за спин Несущих Слово ударили ослепительно-яркие лазерные лучи. Орудия «Лендрейдеров», «Хищников» и турельные установки оборонительных бастионов оставили выбоины и в рядах Гвардии Смерти, и на земле, где они стояли.