Ему тогда показалось, что само присутствие Примарха унижает людей, выставляет напоказ даже мелкие их недостатки. Но чуть позже Фулгрим, видимо, прочитав мысли Юлия, сказал ему такие слова:

— Поверь, это прекрасно — дать человеку шанс распознать свои слабости и уничтожить их во имя совершенства».

— Тебе доводилось видеть Примарха Железных Рук? — поинтересовался Каэсорон.

— О, да, — оживленно ответил Веспасиан. — Он во многом напомнил мне Воителя.

— Чем же?

— А ты встречал когда-нибудь самого Воителя?

— Нет, но я видел его издали, когда шёл в рядах Легиона во время парада на Улланоре.

— Тебе нужно обязательно рассмотреть их обоих вблизи, чтобы понять, — заявил Веспасиан. — Их обоих взрастили миры, что выковывают души и тела в яростном огне. Сердце Горгона сработано из гранита и стали, и по его венам струится кровь Медузы — расплавленная, непредсказуемая, дикая.

— Почему ты назвал Ферруса Мануса Горгоном? — удивился Юлий.

Веспасиан с улыбкой на секунду обернулся, взглянув на огромный, основательно модифицированный «Штормбёрд», вползающий на палубу сквозь защитное поле. Полуночно-чёрный, холодный корпус поблескивал в тех местах, где на нем начала оседать изморозь. Рычащие двигатели доворачивали челнок, их первоначальная форма была давным-давно скрыта под обвесами из ракет и дополнительных ускорителей.

— Говорят, что это имя пришло из древнейших легенд времен Олимпийской Гегемонии, — ответил Веспасиан. — Горгон был чудовищем столь омерзительным, что один взгляд на него мог превратить человека в камень.

Юлий поразился подобному неуважению и спросил:

— И что, кто-то не боится так назвать Примарха в глаза?

— Не бойся, все не так страшно, — фыркнул Веспасиан. — Манусу самому нравится это имя, и в любом случае его так не из-за внешности прозвали.

— А из-за чего?

— Старинное прозвище. В отличие от Фулгрима, Манус совсем не уделял внимания рисованию, музыке, культуре вообще — всему тому, что так любит наш Примарх. Говорят, что, после встречи у горы Народная, они оба отправились в Императорский Дворец и прибыли туда в час, когда туда же явился Сангвиниус, привезший отцу великие дары. Там были изящные статуи, высеченные из пылающих скал Баала, бесценные камни и невиданные творения, вырезанные в арагоните, опале и турмалине. Повелитель Кровавых Ангелов привез их достаточно, чтобы заполнить дюжину крыльев Дворца прекраснейшими из чудес искусства.

Юлий, незаметно вздохнув, попросил Веспасиана переходить к сути дела — «Штормбёрд» Железных Рук уже окончательно остановился, с гулким металлическим грохотом припав к палубе.

— Конечно, Фулгрим просто пришел в восторг, увидев, что один из его братьев разделяет с ним любовь к искусству и красоте. Феррус же, разумеется, нисколько не впечатлился и только пробурчал что-то насчет того, как глупо тратить время на безделушки, когда их ждёт ещё не отвоеванная Галактика. Мне рассказывали, что Фулгрим тогда захохотал во весь голос и обозвал брата ужасным горгоном, сказав: «Если ты не ценишь эту дивную красоту, то не ценишь и звезды, что мы должны вернуть нашему отцу».

Каэсорона повеселила эта история, и он подумал, сколько в ней было правды и сколько — вымысла. Конечно, она превосходно подходила к тому, что Юлий прежде слышал о Примархе Железных Рук. Впрочем, все мысли о горгонах и небылицах исчезли из его головы, когда носовая часть «Штормбёрда» опустилась к палубе, и из челнока появился Примарх, сопровождаемый воином с каменным, грубым лицом и квартетом Терминаторов в броне, выкрашенной под железо.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Ферруса Мануса — размеры его огромной фигуры. Примарх был настоящим гигантом, могучим, словно скала. Он нависал даже над равным ему Фулгримом, рост которого скрадывался изяществом и стройностью. Броня Мануса отражала свет подобно темному ониксу, рукавица на наплечнике — символ Легиона — выкованная из простого железа, слегка прикрывалась блестящим плащом, развевавшимся за спиной Примарха. Чудовищный молот покоился на его плече, и Юлий узнал в нём смертоносного Крушителя Стен, когда-то откованного Фулгримом в дар своему брату.

Манус не носил шлем, и его израненное лицо походило на осколок гранита, иссеченный двумя веками войны среди звёзд. Тут Феррус заметил своего брата, и его строгое лицо почти исказилось, освещенное дружеской улыбкой, которая поразила всех своей искренней и глубокой теплотой.

Юлий, рискнувший бросить взгляд на Фулгрима, увидел, что тот, словно зеркало, повторил улыбку брата, и Первый Капитан также немедленно расцвел в широкой и глуповатой улыбке.

Его сердца пели в унисон от счастья при виде такой прекрасной и совершенной картины, как искренняя радость встречи двух великих братьев. Манус раскрыл объятья Фулгриму, и взгляд Каэсорона задержался на сверкающих руках Железного Примарха, сияющих подобно хрому в ярком свете палубных ламп.

Примарх Детей Императора шагнул навстречу брату, и воины обнялись, как два старых друга, вдруг встретившихся там, где ни один из них не ждал увидеть другого. Они расхохотались от радости, и Манус с силой ударил Фулгрима по спине:

— Как здорово, что мы снова рядом, брат! — прогрохотал он. — Трон Терры, как же я соскучился!

— А уж я-то все глаза проплакал, Горгон! — подхватил Фулгрим.

Феррус слегка приотпустил брата и огляделся вокруг, рассматривая встречающих его Детей Императора. Наконец, окончательно освободив Фулгрима из своего железного захвата, Манус вместе с ним направился вдоль строя Капитанов X Легиона. Когда они приблизились к Юлию, тот на миг перестал дышать, восхищенный мощью Ферруса — тот возвышался над ним, подобно легендарному великану.

— Ты, я вижу, Первый Капитан, — обратился к нему Примарх. — Скажи мне свое имя.

Юлий вновь с ужасом вспомнил первую встречу с Фулгримом, и замялся, боясь… наверное, собственного страха. Но тут же, поймав удивленный взгляд своего Примарха, Каэсорон собрался и даже добавил немного стали в голос:

— Я — Юлий Каэсорон, Капитан Первой Роты, мой лорд.

— Ну что ж, рад встрече, Капитан, — громыхнул Манус, пожимая ему руку и с энтузиазмом несколько раз встряхивая оную. Другой он махнул каменнолицему воину, шедшему следом за ним от челнока. — Я слышал, за тобой немало подвигов!

— Спасибо, — ответил Юлий, и тут же быстро добавил: — мой лорд.

Манус вновь рассмеялся и представил своего спутника:

— Вот это — Габриэль Сантар, командир моих Ветеранов, которого злая судьба приговорила быть моим советником. Думаю, вам стоит познакомиться с ним — ведь если не знаешь человека, как решишься доверить ему свою жизнь, а?

— О, несомненно, — пробормотал Юлий, слегка ошарашенный непосредственностью Примарха.

— Он — лучший из моих людей, Юлий, и я надеюсь, ты многому от него научишься.

Каэсорон ощетинился, приняв подобные слова за оскорбление, и ответил:

— А я уверен, что Сантар кое-чему поучится у меня!

— Да я не сомневаюсь, — усмехнулся Манус, и Юлий почувствовал себя глуповато, уловив странное выражение беспокойства, мелькнувшее в серебристых глазах Примарха. Отведя взгляд в сторону, он увидел на Габриэля, который смотрел на него с молчаливым уважением. Каэсорон ответил ему тем же, и несколько секунд они взирали друг на друга, стараясь понять, кто из них будет «поучать» другого.

— Рад видеть тебя живым, Веспасиан! — заорал Манус, успевший отойти от Юлию и заграбастать Лорд-Коммандера в медвежьи объятья. — Ух ты, а вот и «Огненная Птица»! Да уж, давно я не видел полетов Феникса!

— Скоро насмотришься вдоволь, брат, — пообещал Фулгрим.

ПРИМАРХИ НЕ ПОТРАТИЛИ МНОГО ВРЕМЕНИ на то, чтобы собрать старших офицеров обоих Легионов в Гелиополисе и начать препираться по поводу того, как вернее уничтожить Диаспорекс. Мраморные скамьи ближайших к темному полу рядов были заполнены яркими, пурпурно-золотыми Детьми Императора и строгими, черно-белыми Железными Руками. Совет шел через пень-колоду, и Юлий заметил, как сильно вознегодовал Манус после того, как Фулгрим отверг его последнюю идею.