В этом круге ада было почти темно и пахло кровью. В огромной машине повсюду виднелись грешники, но черты лиц уже было невозможно различить, а тела настолько деформировались, что несчастные превратились в шестерни и рычаги, только состоящие из мышц и костей. Кое-кто, видимо, попал сюда не так давно и еще оказывал сопротивление. Но под действием машины у них разрывались мышцы, кости прокалывали кожу, с губ слетали отчаянные вопли.
— Цест! — крикнул кто-то сверху.
Он попытался повернуть голову и невольно поморщился, когда металлический толкатель содрал с затылка кожу.
Это был Антиг. На нем уже не было бронекостюма Ультрамаринов, и тело болтами удерживалось на огромном зубчатом колесе. Конечности, закрепленные у запястий и лодыжек, двигались по кругу, и казалось, что они вот-вот переломятся. Еще одна, меньшая шестерня, установленная внутри первой, соединялась с его спиной, постепенно скручивая позвоночник. Корпус уже настолько скривился, что голова упиралась в плечо.
— Антиг! — выдохнул Цест. — Я думал, что ты мертв.
— Я умер, — ответил Антиг, воспользовавшись секундной передышкой в мучениях. — И ты тоже. Отцы Макрейджа, какая боль… Я больше не в состоянии ее выносить. Хоть бы дождаться… новой смерти… забвения…
— Это же ад для мятежников, — произнес Цест. Прутья в его запястьях и груди начали расходиться, выгибая руки назад, и он ощутил панику. — Но мы не мятежники. Мы всегда были верными сынами Макрейджа! Мы до самого конца служили Имперским Истинам! Долг для нас всегда был превыше всего.
— Твой долг звал тебя на Терру, — сказал Антиг, — но ты забрал корабль и оставил свой пост. Ты всех нас заставил участвовать в миссии на Макрейдже и обрек на гибель. Не служебный долг заставил тебя собрать флотилию и покинуть Терру. Это был твой личный крестовый поход, Цест. В этом и заключается твой бунт.
— На Макрейдж меня призывал долг перед боевыми братьями. Все, что я делал, я делал на благо Легиона! Я до конца был ему верен!
— Это твоя верность самому себе, Цест.
Антиг запрокинул голову и вскрикнул. Кость не выдержала, и у него треснула лодыжка. Вторая нога сломалась в колене. Потом настала очередь плеча, и одну кость выбило из сустава: кожа разорвалась, рука повисла на одном сухожилии. Астартес способны выдержать боль, смертельную для обычного человека, но даже у Антига имелись свои пределы.
— Брат! — закричал Цест. — Держись! Не покидай меня! Не сдавайся!
Часть машины, удерживающая его, завибрировала, и откуда-то снизу донеслось пыхтение двигателей. Цест почувствовал, как его руки все дальше отводятся назад, на спину что-то сильно надавило, а голова стала дергаться вперед и назад.
Давление в груди стало невыносимым. Ребра Астартес образовывали дополнительную броню в виде костяной пластины, и сейчас Цест ощущал, что она готова сломаться посредине. Боль продолжала усиливаться, и он уже не чувствовал ничего, кроме неумолимо приближающегося разлома грудной клетки.
— Я не мятежник! — закричал Цест, почерпнув силы из резерва, о котором и сам не подозревал. — Я верно служил! Моя жизнь в моем Легионе! Я не подвластен этому аду Макрейджа, его нет в реальном мире! Я не бунтовщик! Я отвергаю всех вас!
Невидимый надсмотрщик повернул заржавевшее колесо, и машина загудела от притока энергии.
Грудь Цеста разорвалась. Он закричал. Внутренние органы обожгло волной горячего воздуха. Его руки лопнули, не выдержав нагрузки, а ноги отчаянно забились. Потом сломалась шея, но боль не проходила, и тело продолжало подчиняться неумолимой машине.
— Я отвергаю вас, — выдохнул он в последний раз.
19
РЕФЛЕКС СТАИ
ВСОРИК
ВОССОЕДИНЕНИЕ
Бриннгар, уверенно ступая всеми четырьмя лапами, прошел между дымящимися трупами. Он всех разорвал своими клыками и когтями, и на косматой морде еще не засохла кровь. Стая бросила ему вызов, и он доказал свое превосходство. Глаза хищника различали за снежной равниной Фенриса далекий океан, спокойный, словно стекло. Крупные волчьи уши улавливали любой звук в притихшей тундре. И вот за пеленой снега, выше его, на скале мелькнула тень.
Еще один волк остался в живых и теперь приближался к нему.
Бриннгар испустил злобный вой, разбудивший эхо в спящих горах. В ответ на его вызов раздался точно такой же звук.
При виде чужого волка у Бриннгара на загривке шерсть встала дыбом. Чужак был меньших размеров, но поджарый и мускулистый. Тело покрывала красновато-коричневая шерсть, в снегу мелькали кроваво-красные когти. Бриннгар зарычал, и низкий раскатистый звук отозвался во всем его теле. Чужак вышел на открытое место, противники стали кружить, приглядываясь друг к другу, — старый опытный серый против молодого красного. Единственным результатом встречи могла быть смерть одного из них, если только в схватке не погибнут оба.
У Бриннгара с клыков еще свисали полоски волчьей плоти. Вкус крови одурманивал, а запах возбуждал все остальные чувства. Он с ревом бросился на противника, яростно пытаясь достать его сразу клыками и когтями. Атака была столь стремительной, что красный волк на мгновение утратил равновесие. Он отчаянно изогнулся, царапнул лапами снег и впился в спину серого. В следующее мгновение волки, окровавленные и разъяренные еще сильнее, отпрыгнули в разные стороны. На этот раз первым напал красный волк. В прыжке он сумел полоснуть зубами по серому боку. Старый волк с визгом отскочил, забуксовал на льду всеми четырьмя лапами, но тотчас перегруппировался и снова бросился в бой.
Красный волк ударил когтями по морде Бриннгара, но это его не остановило. Игнорируя боль, он сомкнул челюсти на шее противника и сжал зубы. Задние лапы красного волка грозили разорвать ему бок. Бриннгар слышал хриплое дыхание врага, ощущал его разгоряченную кровь и обжигающий холод. Заворчав от напряжения, он перекусил шею противника. Раздался короткий предсмертный крик, и тело красного волка обмякло. Старый хищник выронил жертву из пасти, поднял голову и торжествующе взвыл, роняя с клыков капли крови.
Перед ним опять блеснула серебристая гладь океана, и Бриннгар ощутил его зов. Вокруг все скрылось за плотной пеленой снегопада. Белый снег, ложась у лап Бриннгара, засыпал кровь его врагов. Старик уже собрался отправиться в путь по заснеженной равнине, как неподалеку снова мелькнула тень. Он поднял голову, но несколько мгновений не мог ничего разобрать за снежной завесой. Затем медленно проявился силуэт. Черный волк, вдвое больше Бриннгара, сидел неподалеку и спокойно наблюдал за ним. В его позе не было никакого вызова. Ни в глазах, ни в его поведении Бриннгар не усмотрел угрозы. Ему и раньше приходилось видеть это черное косматое существо. Он стал медленно и осторожно приближаться, но остановился, как только черный волк поднялся. Не сводя взгляда с Бриннгара, он приоткрыл пасть, как будто готовился завыть.
— Оглянись вокруг, — сказал черный волк, и, хотя он произнес слова, как это делают люди, волк-Бриннгар его понял.
— Оглянись, Бриннгар, — повторил гигантский волк. — Это не Фенрис.
Бриннгар очнулся от видений и оказался в еще более страшном кошмаре. У его ног лежал Руджвельд. Горло Кровавого Когтя было разорвано, вокруг тела уже натекла лужа крови. Бриннгар ощутил во рту привкус металла и понял, что сам убил боевого брата. Краем глаза он заметил еще неподвижно лежащие тела в серых доспехах. Он убил всех своих соратников. Бриннгар в ужасе зажмурился, отчаянно надеясь, что это очередное видение. Но, открыв глаза, убедился, что перед ним реальность.
Космический Волк, пошатываясь, поднялся на ноги. Последнее, что он помнил, — это приближение к «Яростной бездне». Их челнок подбили, и они провалились в какую-то темноту. Больше ничего. В результате какого-то психического обмана он оказался на воображаемом Фенрисе. При мысли о том, что им манипулировали при помощи колдовства, Бриннгар яростно сжал кулаки. Это стоило жизни всем его боевым братьям. Это его проклятие.