Прэль затрясся, ружье выскользнуло из его ослабевших пальцев.

В конце концов налаживать подобие организации пришлось Яцио. Поскольку Прэль был совсем плох, рыдая в голос, как ребенок, телеграфист велел жителям городка поискать, чем забаррикадировать все входы и выходы в Город Сорок Четвертый. Они подчинились, в основном из-за необходимости чувствовать, что заняты реальным делом, вместо того чтобы просто ждать смерти.

Труп Синкада убрали, и кто-то отобрал у Прэля лазган. Механик ездил в Ноль-Первый за информацией, и теперь они уже никогда не узнают, что он хотел им сказать.

Яцио предупредил их, что Астартес обязательно придут сюда. Это неизбежно. Здесь Небесный Крюк, и это делало их городок стратегически важным пунктом. Им придется защищаться от вторгшегося войска, идущего, чтобы водрузить свой флаг, или от отряда защитников, явившегося спасти их от жестокого диктатора. Возможно, космический элеватор — единственное, что спасет им жизнь.

Сильнее всего Орена Яцио беспокоил вопрос, что он будет делать, когда узнает, кто прибыл на Виргер-Мос II — силы Императора или Легионы Хоруса?

И какая им, собственно, разница?

Книга называлась «Инсигнум Астартес: униформа и регалии космических десантников». Причем она была настоящей, сделанной из пластбумаги, а не пикт-книгой, которую нужно читать с инфопланшета. Его мать любила такие…

Леон обращался с ней с величайшей осторожностью: переплет был ветхим, а страницы едва держались в нем, поскольку соединявший их клей пожелтел и рассохся.

Он смотрел на выцветшие изображения воинов в доспехах, заснятых на пиктер или запечатленных на картинах и в памятниках, шагающих по полям сражений, будто мифические Воины Грома. Он помнил каждую линию, тень, оттенок и каждое слово из книги наизусть. На пожелтевших и истрепанных страницах присутствовала эмблема легиона, рисунки знамен и знаков различия, были собраны основные факты о природе Астартес и их военных доктринах. От книги веяло стариной и торжественностью.

Под кроватью Леона валялся целый ворох бумаг из мясной лавки с набросками, старательно сделанными от руки. Рисунки юноши были намного хуже книжных иллюстраций, но он вкладывал в них всю свою душу. Лучшие из его работ — какие есть! — были приколоты к стене маленькой узкой спальни, вместе с пожелтевшими вырезками из газет и страничками из брошюр, выпускаемых колониальными властями. Прочие книги и пикт-кассеты лежали на пластиковых полках над кроватью. Рядом с ними хранилась коллекция статуэток: частично — ярко раскрашенная штамповка из металла, частично — вырезанные Леоном из дерева. Комната юноши была чем-то вроде посвящения великим мечтам Императора и его воинов, их славе и славе человечества.

Самым главным предметом здесь являлся толстостенный латунный цилиндр, отполированный до блеска, — пустая гильза от болт-снаряда. Леон отложил книгу и взял в руки гильзу, держа ее большим и указательным пальцами и поворачивая так, чтобы на нее падал свет. Не впервые Леон задумался, как выглядела масс-реактивная боеголовка снаряда и какие разрушения он должен был произвести, разорвавшись. Кто погиб от него? — мысленно спрашивал себя юноша. Леон пытался представить себя в роли наблюдателя, который видит, как ракетный снаряд отнимает жизнь у врага Империума.

Дверь в комнату распахнулась, и Леон вздрогнул, вырванный из грез. Он настолько погрузился в свои мысли, что не услышал приближения отца; разумеется, тот в жизни не удостоил бы его стука в дверь, прежде чем войти.

Отец сразу заметил гильзу в руке сына, и его лицо помрачнело.

— Да ты занят, как я погляжу.

Леон покраснел, чувствуя себя глупо.

— А что такое? — Он вертел в руках гильзу, не зная, куда ее деть. Продавец заломил немалую цену, и Эймс отлупил Леона, когда узнал, сколько денег тот «выбросил на ветер». Но эта гильза выпала из экстрактора болтера космодесантника, и, обладая ею, Леон Киитер ощущал некую связь с воином, похожим на тех, кого он видел в книгах.

— Совершенно никчемная штука. Ты сам это знаешь, верно? — отец указал на латунный цилиндр. — Небось валялась в грязи под сапогами какого-нибудь дурня из Имперской Армии. Космодесантник и на световой год к ней не приближался. — Он обвел глазами комнату, как всегда неодобрительно.

Леон промолчал. Он не обращал внимания на слова Эймса. Для него эта гильза была самой настоящей, и только это имело значение.

— Не понимаю, откуда у тебя такой интерес к… — Он презрительно кивнул на неумелые рисунки на стенах и металлические фигурки. — Ко всему этому. — В голосе отца слышалась горечь. — Космодесантники, Император, все они… Тебе есть до них дело, а им до тебя нет! Терра и думать не думает ни о Виргер-Мос, ни о людях, что здесь живут. Я все жду, когда ты повзрослеешь и поймешь это.

Леон опять ничего не ответил. Он не хотел продолжать бесцельный спор в сотый раз.

Эймс постучал пальцем по картинке с Императорским Дворцом, вырезанной из буклета, края которой загибались внутрь. — Я знаю, ты надеешься сам его когда-нибудь увидеть. Но раньше или позже тебе придется понять, что это фантазии, сынок. Ты родился здесь, здесь и умрешь. Империум обойдется без тебя. Даже ничего не заметит…

— Чего ты хочешь? — спросил наконец Леон.

Его отец нахмурился и отвернулся.

— Займись чем-нибудь полезным. Вылей помои в мусоросжигатель.

Леон подождал, пока он уйдет, и убрал гильзу на место. Он вернул «Инсигнум Астартес» обратно на полку, где книга лежала плашмя, находясь в безопасности, и уныло побрел выполнять данное поручение.

Он прошел по небольшому участку пыльной травы позади дома — туда, где чрево мусоросжигателя выпирало из-под земли, и ногой откинул решетку. Мысленно Леон унесся далеко, представляя, что он на Терре и гуляет по залам Императорского Дворца. Но вдруг вонь достигла его ноздрей, и видение рассеялось. Нахмурившись, юноша опорожнил помойное ведро в приемную трубу и запустил агрегат.

По привычке взглянул на Небесный Крюк. В этот час солнце отбрасывало тень от космического элеватора прямо на их дом.

В тени Леон увидел эсквайра Мендакса, который сидел на траве, скрестив ноги и положив рядом флягу с водой да матерчатый мешок. Летописец работал с пикт-экраном, водя по нему стилом. Он заметил юношу и слабо улыбнулся, жестом приглашая подойти.

Леон поставил бадью на землю и вытер руки о бока.

— Прошу прощения, эсквайр, — извинился он, подходя, — если я немного испортил воздух. Это все помои. Я как раз избавлялся от них.

Мендакс кивнул.

— Я даже не заметил. Как дела, Леон?

— Все в порядке. — Он кивнул на портативный экран. — А что вы делаете?

— Взгляни сам. — Мендакс протянул ему устройство, и Леон осторожно взял его, стараясь не касаться многочисленных клавиш и кнопок на корпусе пикт-экрана.

На дисплее был набросок городка, сделанный с холма, на котором располагался их дом. Главное место на рисунке занимала громада Небесного Крюка.

Леон ощутил мгновенный укол зависти. В искусстве рисования Мендакс на порядок превосходил его: по сравнению даже с этой незаконченной картиной собственные экзерсисы выглядели мазней или детской забавой. Он кивнул.

— Здорово!

— Возможно, это станет основой для цифровой картины, — беззаботно бросил Мендакс. — Закончу, тогда посмотрим.

Леон не ответил, и выражение лица летописца изменилось; он нахмурил брови. Спокойный, прямой взгляд мужчины, казалось, проникал прямо в душу юноши, и тому захотелось отвести глаза.

— Твой отец… — Мендакс помедлил, подыскивая нужные слова. — Похоже, он не слишком сведущ в искусстве.

Леон хмуро кивнул.

— Угу.

— Но твоя мать в нем разбиралась.

— Как вы узнали?

Мендакс улыбнулся.

— Потому что ты тоже его понимаешь, Леон. И потому, что в вашем доме сохранились ее следы. — Он вдруг остановился, обеспокоенный. — Прости. Я говорю что-то не то?