— Ты в порядке? — спросил смотритель.

Парень, шатаясь, сделал шаг назад.

— Не… не бей меня.

— Не буду, — заверил его Йозеф. — Я представитель закона.

В голове у него от удара все еще стоял звон, но в момент неожиданной ясности он увидел в кармане у парня тугой рулон красных листовок. Держа раненого одной рукой, он выдернул из свертка один листок. Это был памфлет теогов, страница плотного текста, полного цветистых оборотов и терминов, ничего для него не значащих.

— Где ты это взял? — спросил Йозеф.

В свете уличных фонарей лицо раненого помертвело от ужаса более сильного, чем страх перед бандитами и их бутылками и кирпичами.

— Отстань от меня! — закричал юнец и обеими руками оттолкнул смотрителя.

Йозеф потерял равновесие — боль от ушиба сыграла не последнюю роль, — пошатнулся и упал. А когда он смог поднять голову, парень уже исчезал во тьме ночи. Йозеф выругался и попытался подняться. Его рука нащупала на камнях что-то острое и изогнутое. Сначала он решил, что это еще один отлетевший осколок стекла, однако, осмотрев предмет, понял, что это такое. Потерянный в суматохе или выпавший из кармана… но чей он?

Это был нож сборщика винограда, сильно потертый и поцарапанный от долгого употребления.

Вальдор, раздевшись до пояса, прошел в тренировочный зал. Копье-хранитель лежало на его плече, и металл богато украшенной силовой алебарды приятно холодил кожу. Но в зале его встретили не шесть боевых роботов, с которыми Вальдор рассчитывал поупражняться, а одинокая фигура в обычном одеянии. Это был высокий и широкоплечий воин, достаточно массивный, чтобы даже без боевых доспехов смотреть на командира Адептус Кустодес свысока.

Человек довольно небрежно отвернулся от стойки с оружием, аналогичным тому, какое использовал Вальдор. Перед этим он пробовал на ощупь остроту клинка, висевшего под тяжелым болтерным механизмом на конце металлического стержня. Казалось, он оценивает добротность оружия, как опытный торговец оценивает качество рулона шелка, прежде чем его купить.

Вальдор не сразу решил, как ему себя вести. Согласно правилам, тренировочный зал принадлежал Легио Кустодес и считался их территорией. Появление здесь не-кустодия могло быть принято за проявление бестактности. Но личность посетителя — Вальдор не мог заставить себя назвать его нарушителем — внушала сомнения. В конце концов он остановился у края ринга и отвесил неглубокий, но почтительный поклон:

— Мой лорд.

— Интересное оружие, — послышался звучный голос. — Оно кажется чрезмерно украшенным, и кто-то мог бы счесть его неэффективным.

— В умелых руках каждое оружие может быть эффективным.

— В умелых руках.

Посетитель наконец-то полностью сосредоточил свое внимание на Вальдоре. В холодном резком свете, проникавшем сквозь окна, лицо Рогала Дорна, примарха Имперских Кулаков, казалось высеченным из гранита.

На мгновение Вальдору захотелось предложить Дорну испытать алебарду-ружье, но смирение заставило его прикусить язык. Никому не следует вот так запросто бросать вызов повелителю целого Легиона Астартес, даже в шутку. По крайней мере до тех пор, пока он не готов принять последствия подобного вызова, какими бы они ни были.

— Зачем я сюда пришел? — произнес Дорн, задав интересовавший Вальдора вопрос. — Почему я здесь, а не на стенах Дворца, куда призывает меня долг?

— Вы хотите со мной поговорить?

Примарх, будто не слыша, взглянул на расписной потолок, где кустодес на гравициклах мчались по небу на фоне Города Просителей.

— Я изуродовал это место, Вальдор. В целях безопасности я превратил Дворец в крепость. Я заменил произведения искусства пушками, а сады превратил в зоны обстрела. На смену красоте пришла убойная сила.

Что-то в голосе Дорна заставило Вальдора крепче сжать рукоять оружия.

— Это все из-за войны. Чтобы защитить отца.

— Я не горжусь своими достижениями, — продолжал Дорн. — Но это должно быть сделано. Когда сюда придет Хорус, а он обязательно придет, мы должны встретить его во всеоружии. — Он подошел на шаг ближе. — Во всеоружии, Вальдор. И никак иначе.

Вальдор продолжал хранить молчание, и примарх в упор смотрел на него. В течение всей паузы оба глядели друг на друга так, словно перед ними было будущее поле боя.

Примарх первым нарушил затянувшееся молчание:

— Этот Дворец и я… Мы теперь довольно хорошо знаем друг друга. И от меня не укроется то, что происходит в его залах, как видимых, так и невидимых. — Его густые брови сошлись на переносице, словно примарх мысленно принял какое-то решение. — Мы с тобой должны поговорить откровенно.

— Как прикажете, — ответил кустодий.

Дорн не сводил с него взгляда.

— Мне известно, что круги ассасинов и их киллеры-невидимки затевают операцию грандиозного масштаба. Я это точно знаю, — уверенно сказал он. — И еще я знаю, что к этому делу привлекли и тебя.

— Я не состою в Официо Ассасинорум, — заявил Вальдор. — И понятия не имею об их деятельности.

В лучшем случае это было полуправдой, и Дорн прекрасно знал это.

— Я всегда считал тебя человеком чести, капитан-генерал, — сказал примарх. — Но как я, к сожалению, убедился, время от времени надо пересматривать свое мнение о людях.

— Если то, о чем вы говорите, правда, вы должны понимать, что такое предприятие требует строжайшей секретности.

Дорн не скрывал гнева.

— Ты хочешь сказать, если меня не проинформировали, значит, мне не положено об этом знать? — Он снова шагнул вперед, но Вальдор не отступил. Бесстрастное, неменяющееся выражение лица примарха тревожило его сильнее, чем признаки неудовольствия или раздражения. — Я сомневаюсь в любых мероприятиях, требующих секретности. Я Адептус Астартес, воин по рождению и воспитанию, и мне претит тактика трусости.

Вальдор позволил своему оружию соскользнуть с плеча, и кончик клинка уперся в пол.

— То, что один называет трусостью, другой может считать целесообразностью.

Лицо Дорна на мгновение дрогнуло, и его губы чуть заметно скривились.

— Мне приходилось сталкиваться с агентами Официо Ассасинорум на полях сражений. И эти встречи редко заканчивались благополучно. У них… слишком узкое видение. Это инструменты для придворных интриг и игр внутри Империума, а не для войны. — Он скрестил руки на груди. — Говори, кустодий, что тебе об этом известно?

Вальдор напрягся:

— Я… не могу говорить.

На мгновение зал зазвенел от напряженности, и у Вальдора побелели костяшки пальцев, сжимавших древко.

Дорн отвернулся.

— Очень жаль, — произнес он.

Кустодий вздрогнул от снисходительного тона высокородного воина.

— Мы все работаем ради одной цели, — напомнил он. — Мы оберегаем Императора.

— Нет. — Дорн перевел взгляд наверх, к окну, и позволил себе вздохнуть. — Это твой основной долг — оберегать жизнь Императора Человечества. А мой долг, так же как и долг моих братьев, обеспечить безопасность Империума.

— Но это одно и то же! — воскликнул Вальдор.

Неожиданно для самого себя он уловил в своих словах оттенок неуверенности.

— Нет, это не так, — возразил Дорн, направляясь к выходу. Примарх задержался на пороге и, не оборачиваясь, добавил: — Этот разговор еще не закончен, Вальдор.

Кирсану Латигу нравилось считать аэронеф своей собственностью. Покидая вечернюю столицу для плавного перелета домой в Водопады, он любил устроиться у окна маленькой гондолы, подвешенной под сигарообразным баллоном, наблюдать за проплывавшими внизу жилыми башнями и представлять, что на важную персону, летящую по небу, с завистливым восхищением смотрят снизу рабочие заводов и виноградников. Гондола своими размерами не превосходила купе вагона монорельсового поезда, но зато в ней имелись мягкие глубокие кресла и автомат с напитками и прочими мелочами. Время от времени аэронеф служил для перевозки важных клиентов или срочных поездок высокопоставленного персонала, но чаще всего оставался без дела в доках.