Локен ничего не ответил. Не мог ответить.

С падением Железной Цитадели война на Аурее была завершена. Братство как военная организация было уничтожено, и хотя еще оставались очаги сопротивления, которые требовали применения силы, в общем и целом мир был покорен. Обе стороны понесли жестокие потери, но самая тяжелая утрата постигла армию. Гектора Варваруса с должными почестями доставили на корабль, и его тело было возвращено космосу в присутствии всех высших офицеров экспедиции.

Сам Воитель произнес прощальную речь, и каждый мог видеть, насколько глубоко он переживает гибель лорда-командира.

— Героизм заключен не только в самом человеке, но и в обстоятельствах, — говорил Воитель. — Теперь, оглядываясь назад и вспоминая его успехи, мы могли бы сказать, что ему сопутствовала удача. Но это не так. В тот день мы потеряли тысячи лучших воинов, и я скорблю по каждому из них. Гектор Варварус был лидером, который мог маршировать в ногу с богами, он был из тех, кто прислушивается к их поступи в каждом происходящем событии, а затем хватается за край их одежд. Варварус покинул нас, но он не хотел бы, чтобы мы останавливались в скорби, поскольку история не терпит промедления. В истории нет настоящего, только прошлое, рвущееся в будущее. Если попытаться замедлить ее ход, можно оказаться выброшенным на обочину, а этого, друзья мои, никогда не случится с нами. По крайней мере, пока я остаюсь Воителем. Те люди, которые сражались и проливали кровь рядом с Варварусом, останутся охранять этот мир, и его жертва никогда не будет забыта.

Еще несколько офицеров сказали слова прощания лорду-командиру, но ни один из них не мог сравниться с Воителем в ораторском искусстве. Верный своему слову, Воитель назначил самых преданных Варварусу солдат наблюдать за мирами, ради Согласия которых погиб их командир.

Вскоре был назначен новый командующий имперской армией, и флотилия Шестьдесят третьей экспедиции начала нелегкий процесс перегруппировки и подготовки к следующей стадии Великого Крестового Похода.

Комната Каркази пропахла чернилами и типографской краской, примитивный громоздкий принтер работал без перерыва, печатая копии последнего варианта поэмы «Правда — это все, что у нас есть». Производительность творческого труда Игнация в последние дни несколько снизилась, но коробка с блокнотами «Бондсман № 7» и так уже почти опустела. Давным-давно, кажется, целую вечность назад, Игнаций Каркази гадал, не связан ли срок его творчества с количеством бумаги, оставшейся в запасе. Сейчас, когда им владело непреодолимое желание писать, такие мысли потеряли всякий смысл.

Он сидел на краешке кровати — единственном свободном клочке пространства, дописывал последние язвительные строки стихотворного памфлета и тихонько напевал себе под нос. Комнатка была битком набита бумагами; они валялись на полу, висели на стенах, и целые стопки лежали на любой поверхности, достаточно плоской, чтобы их удержать. Небрежно нацарапанные заметки, отвергнутые оды и незаконченные поэмы заполняли помещение, но его муза была настолько плодовита, что Игнаций не боялся истощить поток идей.

До него дошли слухи, что война на Аурее закончилась, когда пару дней назад Сыны Хоруса взяли штурмом последнюю крепость, и корабельные сплетники уже окрестили этот штурм Бойней в Белых Горах. Каркази еще не знал всей истории, но несколько источников, питавших его последние десять месяцев, наверняка скоро предоставят необходимое количество пикантной информации.

Каркази услышал, как кто-то постучал в дверь.

— Входите! — крикнул он.

Дверь распахнулась, но Каркази продолжал писать, он слишком увлекся собственными стихами, чтобы отвлечься хоть на секунду.

— Да? — пробурчал он. — Чем могу быть полезен?

Ответа не последовало, тогда он поднял голову и увидел перед собой безмолвно стоящего воина в золотых доспехах. При виде его длинного меча и тяжелого блестящего пистолета на поясе Каркази охватила паника, но он быстро оправился, узнав в госте телохранителя Петронеллы Вивар. Кажется, его зовут Маггард или как-то вроде этого.

— Ну? — снова спросил он. — Что ты хотел?

Маггард снова промолчал, и Каркази вспомнил, что воин немой, и тут же решил, что глупо посылать с поручением человека, не способного говорить.

— Я не смогу ничем помочь, пока ты не скажешь, что тебе нужно, — медленно произнес Каркази, чтобы посланец наверняка его понял.

В ответ воин левой рукой вытащил из-за пояса сложенный лист бумаги и протянул его поэту. Он явно не собирался подходить ближе, так что Каркази удрученно вздохнул, отложил «Бондсман» и поднял с кровати свое грузное тело.

Не без труда пробравшись между стопками бумаг, Игнаций взял протянутый листок. Это оказался окрашенный сепией папирус из тех, что изготавливались в башнях Гиптии, с сетчатым тиснением по всей поверхности. На взгляд Каркази, материал был излишне изукрашенным, но, несомненно, дорогим.

— И кто же мне это прислал? — спросил Каркази, успев забыть, что его гость не может ответить.

Опомнившись, он смущенно улыбнулся, а затем развернул пергамент и сосредоточился на тексте послания.

Каркази нахмурился, узнав строки из собственных стихов, полные мрачного символизма и красочных образов, но все они были заимствованы из полудюжины разных произведений и составлены в определенном порядке.

Каркази дочитал до конца, и от ужаса его мочевой пузырь непроизвольно опорожнился: он, наконец, понял смысл послания и цель прихода немого посланника.

Петронелла расхаживала по комнате, нетерпеливо поджидая своего телохранителя, чтобы расшифровать его последние мысли. Время, проведенное Маггардом среди Астартес, оказалось удивительно плодотворным, и ей удалось узнать многое из того, что от нее скрывали.

Теперь план повествования выстраивался сам собой. Это будет трагический рассказ, изложенный в обратном порядке, и началом послужит описание смертного ложа примарха, но с триумфальной ноткой, предсказывающей его избавление от смерти и грядущую славу. В конце концов, она не собиралась ограничиваться единственной книгой.

У Петронеллы уже имелось название, которое, как она считала, не только передавало значимость раскрываемой темы, но и придавало определенный вес ей как автору.

Она решила назвать свой шедевр «Поступь богов» и нашла первую строчку — эту самую важную часть повествования, которая либо привлечет внимание читателя, либо оставит его равнодушным, — в своих беспорядочных записях, сделанных на спутнике Давина.

Я была там, когда Воитель пал.

Общая тональность первой строки не оставляла у читателя сомнений в том, что перед ним основательный труд, и все же конец истории оставался тщательно скрываемым секретом.

Все складывалось отлично, но Маггард запаздывал с возвращением из своей последней вылазки в мир Астартес, и терпение Петронеллы почти истощилось. Она уже довела до слез горничную, а потом отослала ее в крошечный закуток, служивший Бабетте спальней.

Наконец, из своего кабинета она услышала, как дверь каюты открывается, и выбежала в приемную, чтобы сделать Маггарду выговор за нерасторопность.

— В котором часу я велела тебе… — начала она, но слова замерли на губах.

Вошедший не был Маггардом.

Воитель.

Он был в своей повседневной одежде и выглядел величественнее, чем когда бы то ни было. Агрессивная сущность как никогда раньше бросалась в глаза, и Петронелла, подавленная силой его личности, в первый момент лишилась дара речи.

Позади Воителя в дверном проеме громоздилась высокая фигура Первого капитана Абаддона. Когда Петронелла выбежала из кабинета, Хорус кивнул своему спутнику, и Абаддон закрыл дверь за его спиной.

— Леди Вивар, — произнес Воитель, и Петронелле пришлось напрячь все душевные силы, чтобы снова обрести голос.