Отец.

Неожиданно явившаяся мысль причиняла боль.

Вулкан был один. Один и в окружении. Они наступали. Он… он…

…тряхнул головой, отгоняя кошмар. Дым в отсеке и коридоре сгущался. Сквозь рев пламени Гека'тан услышал крики. Обреченный корабль входил в атмосферу слишком быстро и отвесно. Его борта содрогались в предчувствии последнего удара.

Внезапно изменившийся угол наклона свидетельствовал о том, что огненный полет подходит к концу. Впереди — трюм. Гека'тан был на полпути к нему, когда понял, что не успеет. Аркадез, если он еще жив, должен защитить других.

— Я иду, человек… — пробормотал он, разворачиваясь обратно к двери. По крайней мере одну жизнь он спасет.

Едва Гека'тан обхватил ее руками, «Грозовая птица» со страшной силой врезалась в землю, и мир взорвался, превратившись в огненный ад.

Ранее…

Персефия со страхом взглянула на своего хозяина.

На его груди лежала массивная, отделанная золотом кираса. На боку висел меч длиной и толщиной с ее руку. Тело закрывал доспех кобальтового цвета. Она увидела в глазах гиганта, пронизывающего ее взглядом, лишь холодный серый камень и снова уставилась в пол.

Легионес Астартес Бессмертного Императора, Его Ангелы Смерти — нет, не так — его Ангелы Смерти, были созданы, чтобы защищать человечество от опасностей, приходящих со звезд. Миллиарды миров, миллионы уживавшихся культур — теперь они ведут войну.

«Кто нас защитит от нас самих? — подумала Персефия, не поднимая глаз от сотрясающейся палубы. — И кто защитит нас от вас?»

Война была повсюду, или просто так казалось. В это Галактику заставили поверить пропагандисты, подстрекатели и вербовщики Имперской Армии. Где обещанная эра процветания и мира, ставшая возможной благодаря превосходящему всех и вся Империуму? В реальности Галактика раскололась.

Присоединиться к Императору, далекому и нематериальному существу — кто, кроме Его возлюбленных сынов видел Его? — или быть объявленным изменником. Еретиком.

Нет, опять не так.

Предпринималась масса усилий, чтобы доказать эмпирический факт: Император — не бог. Богов не существует.

Распространителей подобных идей и спорщиков теперь было не видно и не слышно. Идолопоклонство подлежало уничтожению — будущее за наукой и разумом, логика приведет человечество к вершинам. И все же слухи были.

А что другой, Хорус? Поджигатель войны, убийца планет, безжалостный демагог кровавого Крестового похода, тесно связанный со старой религией и прежней верой. Творец позорной и жестокой кампании на Исстваане. Ненавидимый и демонизируемый, он был чудовищем, существом из детских ночных кошмаров. Как легко дается падение сильным мира сего!

— Успокойся, — сказал кобальтовый гигант.

За ревом двигателей Персефия едва распознавала собственные мысли, уже не говоря о голосе. Но великан расслышал ее с такой легкостью, как если бы они вели вежливую беседу в тихой комнате. Его голос был подобен раскату грома.

— Мой господин?

— Я сказал, успокойся, — повторил гигант. На его нагруднике красовалась стилизованная литера «U». Округлый шлем с вокс-решеткой у рта и холодными темно-красными линзами висел на магнитном зажиме на бедре. Он выглядел грозно даже без полного комплекта оружия, хранящегося в специальном стеллаже. — Корабль, на котором ты летишь, — «Грозовая птица» — хотя теперь он не очень ее напоминает, выдерживал и не такие путешествия.

Персефия была сама покорность и раскаяние.

— Да, мой господин! Прошу прощения.

По-видимому, удовлетворенный, воин вновь откинулся на спинку сиденья, но не стал от этого менее пугающим. При каждом движении бионические приводы под его доспехом жужжали, выдавая старые ранения. Именно поэтому великана списали с фронта, и отчасти по этой причине его сопровождала Персефия. Когда-то она была летописцем, но после «Эдикта о роспуске» ее работа стала забытым воспоминанием. Война пришла в Галактику, и способности Персефии, как и остальных представителей человеческой расы, были брошены в ее топку.

Никто больше не хотел ничего помнить.

Корабль угодил в зону турбулентности, и Персефия пошатнулась.

Из кабины по воксу долетел голос пилота:

— Входим в атмосферу Бастиона. Сильная турбулентность. Пытаюсь корректировать.

Персефия бросила взгляд на кобальтового гиганта. Его глаза были закрыты, дыхание едва угадывалось по движению грудной клетки.

— Я не должна была оказаться здесь! — Женщина крепко сжала кулаки, мечтая о том, чтобы болтанка прекратилась.

— У нас с тобой есть нечто общее, человек. Мы оба не должны были оказаться здесь. Но про нас забыли. — Глаза великана открылись, и в них читались боль и гнев. — Медитации Гека'тана почти закончены. Ему понадобится его доспех. — Он снова закрыл глаза, а оружейница направилась в сторону корабельной кормы. Его звучный голос преследовал ее:

— Забыты… мы оба.

На Гека'тане не было ничего, кроме тренировочного костюма. Он уже приготовил пепел и жаровню. Соблюдая ритуал, нагрел клеймо. В колыбели зародилось пламя, и в его жарких объятиях он видел чистоту и истинность. Вместе с ним вернулись забытые воспоминания…

Десантный корабль был охвачен огнем. Его броня во многих местах повреждена зарядами лазпушек, часть тяжелых болтеров уничтожена. Изнутри струился жар. Там затаились тени. Скрюченные тела казались красными от разгорающегося огня. Внутренности корабля были рассыпаны по равнине Исстваана, затянутой клубами удушливого дыма. Трассирующий снаряд прочертил воздух, визжащий от залпов болтеров и тяжелых орудий. Где-то вдалеке, рядом с невидимым сейчас горным хребтом, громыхнул разрыв.

— Ве… ду… о… гонь… — протрещало на ухо Гека'тану вокс донесение.

— Гравий! Это ты, брат?

— То… чно, брат… питан.

— Немедленно отходи на оборонительную позицию!

Бой вокруг него становился все жарче. Орудийный огонь и постоянные разрывы болтерных зарядов оглушали. Вражеские когорты двигались с востока и запада, наступая на их позиции.

Вражеские когорты…

Эта мысль была кощунством, безумным ночным кошмаром, ожившим в мире, где лишь мертвые могли его видеть. Несомненно — именно мертвецами все они и были.

— Брат… питан… — На этот раз причиной паузы были не помехи.

Из искусственного тумана проступили фигуры. Огромные, цвета закаленной стали или серого неподатливого металла. Железо.

Ургалльская низменность плохо подходила для последнего боя, где свершится великое дело, о котором потомки сложат песни, а больше напоминала огромную братскую могилу. Нет ничего славного в том, чтобы погибнуть в промокшей от крови пустыне, пав от рук своих братьев.

Гравий продолжал говорить. На этот раз связь была без помех.

— Что происходит?

Под командованием Гека'тана осталось триста шестьдесят два легионера Астартес. Они сомкнули кольцо вокруг уничтоженного десантного корабля. Примерно вполовину меньшее число воинов остались навеки погребенными под его обломками, погибнув еще до начала сражения, которого брат-капитан не понимал.

— Займите оборонительную позицию, — ответил он за неимением более осмысленного приказа.

Железная шеренга открыла огонь. Залп следовал за залпом, и вспышки, вылетавшие из множества стволов, вспарывали дым, словно раскаленные ножи.

Небольшая перестрелка в огромном водовороте смертей. Этот бой был не похож на другие. По сути, расплата. Демонстрация силы. Но прежде всего — грандиозное братоубийство.

Распоряжение, которое Гека'тан отдал Гравию, прозвучало бессмысленно даже для него самого.

— Держитесь, сколько сможете.

Конец! Гека'тан знал об этом еще до того, как увидел колонну бронетехники, идущую в атаку вслед за пехотой. Его ударило в плечо и развернуло, взрывом едва не сорвав наплечник. Следующий заряд угодил в грудь, и воин пошатнулся.