Решив, что Люций вполне способен о себе позаботиться, Тарвиц стал подниматься, стараясь отыскать безопасный путь в хаосе, учиненном Девой Битвы. Впереди блеснуло золотым, и Тарвиц узнал доспехи Эйдолона, сверкавшие, словно маяк, в лучах Девы Битвы. Лорд-командир с яростным воплем преодолевал последние ступени пирамиды, и Тарвиц поспешил догнать его.

Дева Битвы раскинула вокруг себя сверкающее покрывало, и, когда Эйдолон ринулся сквозь него, световая оболочка стала непрозрачной, превратившись в молочно-белую пелену. Пистолет Тарвица уже опустел, так что он отбросил бесполезное оружие, взялся обеими руками за рукоять меча и устремился вслед за командиром в пелену света.

Громогласные вопли Девы Битвы в тот же момент заполнили его мозг и, едва капитан прорвался сквозь пелену света, возросли до оглушительного крещендо.

Эйдолон стоял на коленях, потеряв молот, а над ним уже склонилась Дева Битвы. Она простерла руки перед собой и окатывала Эйдолона волнами энергии, настолько сильной, что стало видно движение воздуха.

Доспехи Эйдолона начали вибрировать и коробиться, шлем треснул, и из-под него брызнула струйка крови, но лорд-командир все еще был жив и не собирался сдаваться.

С криком «За Императора!» Тарвиц бросился вперед.

Дева Битвы заметила его и небрежным движением кисти швырнула на землю. От сильного удара шлем раскололся, и на мгновение весь мир для капитана наполнился смертельно опасной красотой ее пения. Зрение вернулось к Тарвицу в тот момент, когда Эйдолон кинулся вперед. Бросок Тарвица на короткое мгновение отвлек от Эйдолона внимание Девы Битвы, и мелодия ее песни всего на один миг обратилась на него.

Но этого короткого мига хватило командиру Детей Императора.

Глаза Эйдолона сверкнули огнем, рот распахнулся в яростном крике, вобравшем в себя всю его ненависть и отвращение к врагу. Но затем рот растянулся еще шире, и крик перешел в пронзительный вой. Тарвиц от этого ужасного звука, не успев подняться, снова опрокинулся навзничь, выронил меч и зажал руками уши. В звуковой атаке, исходящей от Эйдолона, не было призыва к прекрасной и милосердной смерти, а только оглушительный и мучительный вопль.

Волна немузыкального крика ударила в Деву Битвы и неожиданно рассеяла ее чары. Она открыла рот, чтобы запеть новую песню восхваления смерти, но крик Эйдолона обратил ее музыку в унылую погребальную панихиду.

Звуки скорби и боли наслаивались друг на друга, и Дева Битвы под их тяжестью упала на колени. Эйдолон закончил свой крик и, протянув руку, подобрал оброненный Тарвицем меч. Дева Битвы уже корчилась от боли, и окружающая световая завеса стала слабеть по мере того, как она теряла контроль над мелодией.

Эйдолон сумел преодолеть и звук, и свет. Широкий меч в его руке только один раз сверкнул серебром, и голова Девы Битвы слетела с плеч.

Песня, наконец, оборвалась.

Тарвиц приник к потрескавшейся поверхности камня, глядя, как Эйдолон победным жестом поднимает меч, и никак не мог осознать, что же сейчас произошло на его глазах.

Ужасные мелодии Девы Битвы все еще звенели в его ушах, но он тряхнул головой, чтобы избавиться от них, и недоверчиво уставился на своего командира.

Эйдолон обернулся к Тарвицу и бросил рядом с ним меч.

— Отличный клинок, — сказал он. — И благодарю за своевременное вмешательство.

— Как?… — только и смог произнести Тарвиц.

— Сила воли, Тарвиц, — сказал Эйдолон. — Это было лишь проявлением силы воли. Да и что может сделать мяуканье этой девки с такими воинами, как мы?

— Наверно, ничего, — ответил Тарвиц, принимая протянутую Эйдолоном руку, чтобы подняться.

Весь зал перед ними внезапно погрузился в полную тишину. Выжившие истваанцы в момент гибели Девы Битвы попадали на землю и, рыдая, катались из стороны в сторону, словно дети, лишившиеся родителей.

— Я не понимаю… — начал Тарвиц, видя, что воины Гвардии Смерти уже начали прочесывать помещение.

— Тарвиц, тебе и не надо ничего понимать, — сказал Эйдолон. — Мы победили, и только это имеет значение.

— Но что вы сделали?…

— Я всего лишь убил врага, — сердито бросил Эйдолон. — Это понятно?

— Понятно, — кивнул Тарвиц, хотя, по правде говоря, понять столь неординарную способность своего командира он мог не больше, чем принцип межзвездных путешествий в варпе.

— Уничтожьте всех оставшихся вражеских солдат, — отдал приказ Эйдолон. — А потом необходимо разрушить весь комплекс.

С этими словами он повернулся и стал спускаться с пирамиды, приветствуемый восторженным криком своих подчиненных.

Тарвиц подобрал свое оружие и посмотрел на развернувшуюся перед ним картину победы. Астартес уже перегруппировались, и он поспешил спуститься к раненому Гарро.

Капитан Гвардии Смерти сидел, прислонившись спиной к основанию пирамиды, его грудь тяжело поднималась, и Тарвиц понял, что только крайним напряжением воли Натаниэль не позволил встроенной в доспехи системе жизнеобеспечения впрыснуть медикаменты, отключающие сознание.

— Тарвиц, ты жив, — произнес Гарро, едва он спустился с последней ступени.

— Вроде того, — ответил Тарвиц. — Вот не знаю, можно ли то же самое сказать о тебе.

— Ты о чем? — фыркнул Гарро. — Это пустяки, были у меня раны и потяжелее. Попомни мои слова, парень, я поправлюсь и буду учить тебя новым приемам в тренировочной камере раньше, чем ты успеешь почистить свой доспех.

Несмотря на все странности прошедшей битвы и тяжелые потери, Тарвиц не смог удержаться от улыбки.

— Рад снова тебя видеть, Натаниэль, — сказал он, наклоняясь и пожимая протянутую руку. — Очень много времени прошло с тех пор, как мы сражались бок о бок.

— Согласен, мой названый братец, — кивнул Гарро. — Но у меня возникло такое чувство, что до окончания этой кампании нам представится еще немало возможностей.

— Вряд ли, если ты будешь и дальше так нарываться. Тебе нужен апотекарий.

— Чепуха, мой мальчик, тут много тех, кому помощь хирурга сейчас нужнее, чем мне.

— Ты никогда не научишься признавать, что тебе требуется помощь? — с улыбкой спросил Тарвиц.

— Нет, — согласился Гарро. — Это ведь не в обычаях Гвардии Смерти, не так ли?

— Будем считать, что я этого не знаю, — уклончиво ответил Тарвиц и, несмотря на протесты Гарро, махнул рукой апотекарию Детей Императора. — Вы для меня слишком варварский Легион, чтобы можно было что-то понять.

— А вы — компания примерных мальчиков, которых внешний вид заботит больше, чем достижение цели, — сказал Гарро, возвращаясь к обычной перепалке, заменявшей им приветствия.

Капитанов-побратимов связывало слишком многое, и они слишком часто спасали друг другу жизнь, чтобы позволить формальностям и мелким различиям между Легионами разрушить их дружбу.

Гарро ткнул пальцем себе за спину, на пирамиду:

— Ты убил ее?

— Нет, — ответил Тарвиц. — Это сделал лорд-командир Эйдолон.

— Эйдолон? — усмехнулся Гарро. — Вот уж не ожидал от него такого. Что ж, если он сумел ее одолеть, значит, кое-чему научился с тех пор, как я его видел в последний раз.

— Я думаю, что ты прав, — сказал Тарвиц.

Локен обнаружил Абаддона на смотровой палубе, огромный купол которой выступал над верхней декой «Духа мщения». Прозрачные стеклянные панели ловили отраженный свет пустынных скал истваанского Экстрануса. Под куполом было тихо и темно, обстановка располагала к размышлениям, и Абаддон смотрелся здесь инородным телом. Его бурлящая энергия и мощь наводили на сравнение с запертым в клетку хищником, готовым наброситься при первой возможности.

— Локен, — заговорил Абаддон, как только тот вошел в зал. — Ты вызвал меня сюда?

— Да, я.

— Почему?

— Верность, — коротко ответил Локен.

Абаддон презрительно фыркнул:

— Тебе незнакомо значение этого слова. Ты никогда ее не проявлял.

— Так, как это сделал ты на Давине?