К тому времени, когда Хавсер и его коллеги-хранители отыскали следы беженцев, те уже давным-давно умерли. А все книги и цифровые записи обратились в прах.

«Чем больше человек преодолевает трудностей, тем с большим количеством преград он сталкивается; чем больше он узнает, тем больше забывает».

Эти слова принадлежали Навиду Мурзе. Хавсер никогда раньше не встречался с Навидом Мурзой лицом к лицу, и некоторая зависимость, возникшая в процессе совместной работы, привела к взаимному глухому презрению.

Но страстная решимость Навида Мурзы не вызывала сомнений. Сила его призвания не уступала чувствам Хавсера.

«Мы потеряли больше, чем можем себе представить, — говорил он. — И продолжаем терять еще больше. Как мы можем гордиться достижениями своей расы, если допустили уничтожение информации, полученной от предков, и не в состоянии поддерживать непрерывность процесса познания?»

В Беотии Мурза провел с ним целый день. Оба были направлены сюда Объединительным Советом в составе команды хранителей. Ни один из них еще не отпраздновал своего тридцатого дня рождения. Они оба были молодыми заблуждающимися идеалистами. Их раздражала необходимость работать в одной упряжке вместо того, чтобы открыто соперничать друг с другом.

Тем не менее они оба были профессионалами.

При отступлении войска Йеселти взорвали огромный перерабатывающий комплекс, и последующие пожары окутали этот район Терры смертоносным черным дымом, клубящимися тучами канцерогенной сажи, плотными, как туман над океанами, и гибельными, как чумная яма. Хранители надели герметичные комбинезоны и маски и бродили в сумрачной мгле, держа в руках тяжелые ящики с хрипящими аугментическими легкими. Устройства соединялись с респираторами маски при помощи плотных гофрированных шлангов.

В клубах дыма их встретили боги. Боги тоже были в масках.

Некоторое время они стояли, глядя на богов гробницы, — такие же неподвижные, как и древние статуи.

Божественные маски из нефрита и золота с лунными камнями вместо глаз смотрели на защитные маски из пластека и керамита с фотомеханическими линзами.

Мурза что-то произнес, но вокс донес только неразборчивое бормотанье.

Ничего похожего на этих богов из беотийской усыпальницы Хавсер никогда не видел. И никто другой из них тоже. Он услышал щелчки и жужжание визоров нескольких членов команды, пытавшихся извлечь из ячеек памяти похожие изображения.

Хавсер был уверен, что они ничего не найдут. Он с трудом переводил дыхание, но не из-за плохо подогнанной маски или затхлого привкуса дыхательной смеси. Он мельком осмотрел графемы[130], покрывающие стены святилища, и даже этот беглый взгляд подсказал, что здесь нет ничего, на что они надеялись. Ни алтайских корневых форм, ни тюркских, ни тунгусских, ни монгольских.

Принесенные ими пиктеры в загрязненном воздухе быстро выходили из строя, и аккумуляторные батареи мгновенно разряжались. Тогда Хавсер приказал двум младшим членам команды снять оттиски надписей. Они недоуменно уставились на него сквозь линзы защитных масок. Пришлось показывать самому. Он разрезал лист оберточного пластека на маленькие квадратики, прижал к рельефному изображению и провел воскообразным маркером.

— Совсем как в школе! — воскликнул один из юношей.

— Вот и продолжайте, — бросил ему Хавсер.

Сам он подрегулировал макулярную интенсивность линз и продолжил осмотр. Без лабораторного анализа было невозможно определить, сколько времени простояло это святилище. Тысячу лет? Десять тысяч? Воздействие воздуха способствовало быстрому разрушению, а под влиянием химического смога фрагменты поверхности исчезали прямо на глазах.

Внезапно ему захотелось побыть одному.

Через узкий проход он вышел наружу. Это сокровище было открыто благодаря Беотийскому конфликту. Вход в святилище освободил разрыв случайного снаряда, а не осторожная рука археолога. Если бы не война, этой находки могло и не быть, но из-за той же войны она быстро разрушается.

Хавсер остановился у выхода и поставил на землю ящик с системой воздухоочистки. Затем сделал глоток питательного раствора из имевшейся в маске трубки и ручным разбрызгивателем почистил линзы.

К северу от него пугающе черный небосклон подсвечивался пожаром в Беотийской цитадели. Вокруг него над землей нависла плотная пелена черного дыма, темная, как сама Древняя Ночь. В разрывах между клубами дыма вздымались и опадали столбы яркого огня.

«Вот истинное лицо великой Эры Объединения», — подумал он, мрачно усмехнувшись.

Согласно историческим трактатам, уже опубликованным и изучаемым в схолумах, славные Объединительные войны положили конец Эре Раздора еще полтора столетия назад. С тех пор прошло сто пятьдесят лет мира и процветания, а Император возглавил Великий Крестовый Поход за пределами Терры и начал восстанавливать связи с затерянными диаспорами людей.

Так утверждали исторические труды. Но реальность была не столь однозначной. История фиксировала лишь колоссальные свершения и основные фазы развития да навязывала человечеству по большей мере случайно выбранные даты событий, которые, как правило, происходили в не столь определенные сроки. Последствия Объединительных войн еще не стерлись с лица планеты. Триумфальное заявление об Объединении было сделано в тот момент, когда уже ни одна из противоборствующих сил не имела шансов остановить машину Империума, но это не помешало различным феодальным государствам, религиозным общинам и упрямым аристократам продолжать бороться за независимость отдельных изолированных областей. Многие, как и беотийская династия Йеселти, держались десятилетиями, отвергая любые попытки изменить устройство государства путем переговоров и других дипломатических мер.

Эти примеры показывают, насколько терпеливым мог быть Император или, по крайней мере, его советники. После Объединительных войн предпринимались всевозможные усилия, чтобы решить конфликт ненасильственным путем, поскольку Йеселти не были ни тиранами, ни деспотами. Просто они принадлежали к древнему королевскому роду и стремились сохранить свою автономию. Император позволил им растянуть переходный период на полтора столетия, а это больше, чем срок существования некоторых терранских империй.

Но этот же пример показывает, что терпение Императора небезгранично, и когда оно истощается, на сдержанность и милосердие рассчитывать не приходится.

Имперская Армия пошла в наступление с целью арестовать Йеселти и аннексировать их владения.

Вслед за ней вместе с медиками, вспомогательными рабочими, инженерами, реноваторами и итераторами двинулись сотни отрядов хранителей, одним из которых руководил Хавсер.

Чтобы подобрать осколки.

В динамике маски Хавсера раздался щелчок.

— Да?

Его вызвал один из младших сотрудников:

— Хавсер, возвращайся внутрь. У Мурзы возникла теория.

В святилище Мурза поднял лампу и осветил изогнутые каменные трубы, высеченные в стене. Заплясавшие в луче хлопья сажи указывали на движение потока воздуха.

— Воздуховод. И он еще действует, — сказал он.

— Что?

— Это не древняя реликвия. Да, святилище очень старое, но до недавних пор им пользовались.

Хавсер проводил взглядом кружившего по усыпальнице хранителя.

— А доказательства?

Мурза показал на фаянсовые чаши самых разных размеров, украшавшие края алтарных ступеней.

— Здесь подношения риса и рыбы, а еще, как мне кажется, копаловой смолы, мирры. Сканнер определил содержание углерода, и по этим данным им не больше недели.

— В такой атмосфере на содержание углерода полагаться не приходится, — возразил Хавсер. — Прибор ошибается. Кроме того, посмотри, в каком они состоянии. Они окаменели.

— Образцы испорчены атмосферным воздействием, — настаивал Мурза.

— Возможно и то и другое, не так ли? — заметил Хавсер.

— Ты только взгляни на это место! — воскликнул Мурза, раздраженно разводя руками.