Значения слов Фит не знал, да и не хотел знать. Он крепче ухватился за древко секиры и гадал, успеет ли добраться до годи и погрузить полукружье лезвия в его украшенное кольцами лицо, пока градчане или балты не собьют его с ног или магия не обратит его кости в талую воду.
— Достаточно.
Фит оглянулся через плечо. Это заговорил вышнеземец, сидевший у подножия мокрого потемневшего валуна, подогнув искалеченные ноги. Он смотрел прямо на Фита.
Фит видел, что его бьет дрожь. Тепло ускользало через рот облачками пара. Ледяная крупа сыпалась на них обоих, и в спутанных волосах вышнеземца уже образовались небольшие белые комочки.
— Что? — спросил Фит.
— Я услышал достаточно.
Фит вздохнул:
— Достаточно? В самом деле? И теперь, когда все это произошло, ты желаешь удара милосердия моей секиры? Ты не мог попросить об этом раньше, до того как…
— Нет, нет! — оборвал его вышнеземец.
Каждое слово давалось ему с трудом, и он не хотел говорить ничего, кроме того, что считал абсолютно необходимым.
— Я сказал, что услышал достаточно, — повторил он. — Я наслушался бредовых речей шамана. Теперь мой переводчик заполнен, чтобы построить работоспособную грамматическую базу.
Фит, ничего не понимая, покачал головой.
— Помоги мне подняться, — потребовал вышнеземец.
Фит помог ему слегка приподняться. Но малейшее движение вызывало на лице вышнеземца гримасу боли. Обломки костей задевали друг за друга. На его глазах выступили слезы и тотчас замерзли на нижних ресницах.
— Ладно, хватит, — сказал он.
Он поднял руку и подрегулировал небольшое устройство для перевода, вшитое в стеганый воротник. А потом заговорил. Из прибора в воротнике вырвался громкий и резкий голос. Фит от неожиданности вздрогнул. Голос произносил те же самые слова, которыми осыпал их годи.
Хунур спустился с рук хэрсиров и перестал кричать. Он уставился на Фита и вышнеземца, на подергивающемся лице проступило выражение ужаса. Градчане и балты нерешительно попятились.
— Что ты сказал? — спросил Фит после паузы, когда умолкли все, кроме завывающей бури.
— Я использовал против него его же слова, — ответил вышнеземец. — Я сказал, что, если они не отступят, я вызову демона из бури. Если уж они боятся меня, называя Бедовой Звездой, я могу ответить в соответствии с их представлениями.
Годи заорал на своих воинов, призывая их возобновить схватку, но никто не хотел двигаться с места. Годи стал терять самоуверенность. Он продолжал смотреть на Фита и вышнеземца все тем же испуганным взглядом, что и прежде. На лицах многих воинов тоже читалась растерянность.
И вдруг Фит заметил, что на него и вышнеземца уже больше никто не смотрит.
Все смотрели мимо них. Они уставились на ледяное поле, на замерзшее море и адский шторм, от которого потемнело все небо. Фит повернулся лицом к ветру и секущей ледяной крупе, взглянул на надвигающуюся бурю. Темные вихри метались и клубились, словно кровь в неспокойной воде. Снег и крупа налетали волнами. Осколки льда прозрачными лепестками срывались с поверхности льда и исчезали в темных вихрях. С краев туч срывались молнии, бьющие в замерзшее море зазубренными копьями.
В буре что-то появилось. Что-то двигалось впереди шторма сквозь ледяную пыль.
Человек. Это был огромный человек, тень на льду, которая неслась прямо на них по морю, обгоняя шторм.
Враждебная магия вышнеземца вызвала демона, чтобы уничтожить их всех.
Хунур завопил. Его хэрсиры на миг остолбенели, но звук его голоса привел их в чувство, и они поспешно зарядили луки. Фит бросился ничком на землю за миг до первого залпа стрел, выпущенного по демону. Люди стреляли вразнобой, посылая стрелы с железными наконечниками в воздух, как будто надеялись пришпилить шторм к небу.
Демон ответил ударом на удар. На острие шторма он выбежал из моря быстрыми огромными шагами. Фит слышал, как под его ногами хрустит и ломается лед. За его спиной ветер раздувал обтрепанную одежду и меховой плащ. Он ступил на берег, ощутил под ногами надежную опору, оттолкнулся и, раскинув руки, взмыл в воздух. Мощный толчок пронес его над Фитом и вышнеземцем, и хэрсир снова прижался к земле. В правой руке демона он успел увидеть огромную секиру. Воздух потемнел от черных стрел.
На миг демон завис в круговерти снега и льда, раскинув руки, словно крылья на фоне черного неба, и его одежда хлопала на ветру оборванными парусами. Толпа балтов и градчан в ужасе отпрянула назад, словно сгибающаяся под ветром пшеница.
А потом он обрушился на них. Люди разлетались в разные стороны. Поднятые в последний момент щиты раскалывались и падали. Клинки разбивались на части. Лопались луки, и ломались кости.
Демон взревел. Приземляясь, он растоптал двоих. Затем он принял боевую стойку. Развернувшись всем корпусом, он вложил в удар секиры всю мощь широченных плеч. Лезвие секиры разом рассекло трех человек. Кровь, почти черная в сумрачном свете, брызнула вверх и каплями стала падать на лед. Люди завопили. Кричали и балты, и градчане.
Демон двинулся в гущу врагов, сокрушая на своем пути дерево и кости. Казалось, он неуязвим для их оружия, будто выкован из железа. Мечи, отскакивая от него, ломались, а у секир раскалывались рукоятки. Две или три стрелы с черным оперением застряли в его теле, но он как будто не замечал их, не говоря уж о том, чтобы остановиться. Демон снова заревел. Это был звериный рык, низкий и раскатистый утробный рык леопарда. Он проникал до самых костей. Он перекрывал вой ветра, и лязг металла по льду, и голоса людей. Он проникал в тело, словно острый клинок. Фит ощущал его у себя внутри. Он заставлял сжиматься сердце, был холоднее льда и страшнее самого страха.
Перед взором аскоманна развернулась настоящая бойня.
Гигантский демон устремился на толпу убийц. Он расшвыривал их по всему берегу. Они навалились на него всей гурьбой, как псы на медведя, пытаясь одолеть общими усилиями, не дать ему размахнуться и нанести еще удар секирой, пытаясь свалить наземь. Они боялись его, но еще больше боялись оставить его в живых.
Но их попытки ни к чему не привели. Можно было подумать, что градчане и балты сделаны из соломы, будто это тряпичные куклы, набитые сухой травой, или пустые оболочки, не имеющие веса. Он опрокидывал их и расшвыривал в стороны. Люди разлетались от каждого его движения. Они взлетали в воздух, падали на лед и скользили со сломанными конечностями и разбитыми в щепки щитами. Они барахтались в обледеневшей гальке, а потом затихали мертвыми глыбами. Удары его секиры подбрасывали их вверх, из рассеченных тел хлестала кровь, и кольчужные кольца со звоном рассыпались по льду пригоршнями монет. Они кувыркались над его плечами и, падая, разваливались на части.
Тела усеяли весь берег. По большей части после его ударов они уже не были единым целым. Некоторые как будто спали. Другие лежали в нелепых позах, невозможных для живых людей. Кое-где от рассеченных тел поднимался пар. А в остальном это были отдельные части, разбросанные неутомимой секирой. Между черными обледеневшими камнями текла густая маслянисто-красная кровь, она просачивалась в песок или собиралась в небольшие лужицы и застывала, становясь тускло-пурпурной или ржаво-коричневой.
Секира демона была двуручной, длинной и отлично сбалансированной. Древко и лезвие покрывал сложный орнамент и выгравированные символы. А еще секира пела. Фит сам это слышал. Она гудела и урчала, словно ее смертоносное лезвие ликовало, собирая жатву оборванных нитей. С нее во все стороны слетали красные брызги, как будто лезвие стряхивало с губ кровь.
Ее ничто не останавливало. Секира была невероятно острой, и то ли она была легкой, как перышко, то ли демон обладал силой урагана. Лезвие рассекало все, к чему прикасалось. Оно проходило сквозь любые щиты — деревянные, обитые дубленой кожей или окованные медью. Секира пробивала броню — многослойные стеганые куртки, железную чешую и кольчуги. Она ломала рукоятки копий и лезвия мечей, передаваемых из поколения в поколение. Она рассекала плоть и кости.
