Хавсер подумал, что они могут убить его, но это, по крайней мере, отвлечет его мысли от адской тряски. Кроме того, когда еще задавать Волкам подобные вопросы, как не сейчас, когда они надежно пристегнуты к своим креслам?
— Ни то ни другое, — ответил Эмрах.
— Точно, — подтвердил еще один Волк, рыжеволосый монстр по имени Хорун.
— Мы бы не отказались отведать вкус славы, — сказал Свессл. — Не отказались бы выстоять в великой войне, чтобы нас упомянули в сказаниях.
— Улланор был всего лишь одной из сотен кампаний прошлого десятилетия, — напомнил воинам Длинный Клык.
— Но именно там Всеотец воткнул в землю свой меч и объявил, что его Крестовый Поход закончен, — возразил Свессл. — Этим Улланор и войдет в историю.
«И это для вас так важно», — подумал Хавсер.
— А Король Волков никогда не стал бы Воителем, — добавил Эмрах.
— Почему? — спросил Хавсер.
— Потому что это не его вюрд, — сказал Длинный Клык. — Король Волков создан не для того, чтобы стать Воителем. Это не проявление неуважения. Нельзя сказать, что им пренебрегли. И Хорус Луперкаль не был любимчиком Всеотца.
— Объясни, — попросил Хавсер.
— Когда Всеотец произвел на свет своих щенков, — стал объяснять жрец, — он каждому из них дал свой вюрд. Каждому из них предстояло строить собственную жизнь. Один должен был стать наследником Трона Императора. Другим назначено укреплять оборону Империума. Кто-то должен хранить очаг. Кто-то — наблюдать за отдаленными границами. Кто-то — командовать армиями, контролировать разведку. Понимаешь, скальд? Видишь, как все просто?
Хавсер, преодолевая сотрясавшую его вибрацию, попытался кивнуть.
— А каков же вюрд Короля Волков, Хеорот Длинный Клык? — спросил он. — Какую жизнь Всеотец выбрал для него?
— Стать палачом, — ответил старый Волк.
Волки на некоторое время замолчали. «Грозовая птица» продолжала интенсивно вибрировать. Вой двигателей достиг немыслимой высоты, и Хавсер удивлялся, как такое возможно.
— Что злит нас больше всего, — неожиданно заговорил Эмрах, — так это то, что мы не присутствовали на Великом Триумфе.
— Говорят, это было грандиозное зрелище, — добавил Хорун. — В честь возвышения Хоруса выровняли целый мир.
— Мы хотели бы собраться там, — сказал Длинный Клык. — Встать плечом к плечу со своими братьями Астартес в строю, какого не видывали со дня начала Великого Крестового Похода.
— Плечом к плечу с ротами Волков, которых мы не видели десятки лет, — добавил Свессл.
— Мы присоединили бы свой рев к торжествующему хору, — сказал Эмрах. — И потрясали бы в воздухе кулаками в знак верности новому Воителю.
— Вот что злит нас больше всего, — закончил Свессл.
— И еще то, что ты напоминаешь нам об этом, — добавил Хорун.
«Грозовые птицы» ворвались в плотную пелену, образовавшуюся над поверхностью после удара, и за гладкими крыльями, словно чернила в воде, потянулись струи ядовитых испарений. Под слоем облаков вокруг колоссальной раны полыхало пламя адских огненных бурь. Планете был нанесен смертельный удар. Глубина поражения будоражила воображение. Хавсеру это углубление казалось уже не геологическим образованием. Пришедшие на ум аналогии придавали ему вид анатомического повреждения. Он видел перед собой открытую рану, обнажившую исковерканные внутренние органы, мышцы и кости, подернутые чернотой, как после попадания зажигательного снаряда.
Десантные суда с меньшей скоростью, но большей вместимости приземлялись прямо в испускающую пар впадину. «Грозовые птицы» пронеслись мимо них и обогнали сопровождающих корабли «Громовых ястребов». Машины Астартес плотной группой спустились ниже уровня пылающего края впадины и сквозь дым и горячий воздух, мимо руин городов Безмолвия, углубились в зияющую пустоту, образовавшуюся на месте ледника.
Города уходили глубоко внутрь планеты. Даже мимолетный взгляд на сложные сооружения и пересекающиеся уровни, на циклопические башни, пронзавшие геологические слои, вызвал у Хавсера настоящее потрясение. Не меньше поразила его и степень разрушения. Все верхние уровни испарились в момент удара, а находившиеся ниже городские платформы и секции обрушились друг на друга. Корпуса башен сломались и рухнули внутрь, и теперь их удерживали только остатки чрезвычайно толстого льда, выполнявшего роль затвердевшей смолы вокруг хрупких каркасов сооружений. Хавсер почему-то вспомнил, как ректор Уве, перед тем как разбить пекань или миндаль, заворачивал его в салфетку, чтобы не разлеталась скорлупа.
Внезапно тональность рева двигателей резко изменилась.
— Осталось десять секунд! — предупредил Длинный Клык.
Волки застучали по своим пустотным щитам мечами и секирами.
От сильнейшей перегрузки у Хавсера чуть не расплющились все внутренности. Двигатели обратной тяги заработали на полную мощность, чтобы погасить скорость падения. Прежде чем Хавсер успел справиться с перегрузкой, произошел мощный толчок. Они стали падать. Падать куда-то вниз с таким грохотом, как будто с петель сорвались стальные ворота Императорского Дворца.
Наконец они приземлились. Или еще нет? Хавсер не мог сказать с полной уверенностью. Ему казалось, что корабль еще движется, но это могло быть следствием расстроенной полетом психики. Снаружи донесся скрежет металла. Волки уже сбрасывали оковы ремней безопасности и вскакивали на ноги.
— Пошли, пошли! — кричал Длинный Клык.
Хавсер только сейчас понял, что последние десять минут они все разговаривали на вургене.
Начал открываться посадочный люк. В зеленоватый полумрак кабины хлынул свет. Вместе с ним ворвалась жара — опаляющая огненная жара, которая просачивалась по горлу в легкие, несмотря на защитную дыхательную маску доспехов.
— Великая Терра! — воскликнул он, преодолевая кашель.
Скрежет металла стал еще громче. Они действительно двигались.
«Грозовая птица» скользила по склону.
На фоне ярко освещенного проема открытого люка замелькали бегущие фигуры. Волки выскакивали из корабля. Он услышал их вой.
Нет, это был не вой. Он слышал многократно усиленное горловое рычание хищника мегафауны. Это был парализующий низкий рык пантеры, вырывающийся из вибрирующих и специально приспособленных для этого гортаней высших плотоядных.
Вслед за остальными он шагнул к свету и обжигающей жаре. Кто-то в спешке оттолкнул его в сторону, так что Хавсер развернулся на месте. Он понятия не имел, куда теперь идти. Огромная пласталевая перчатка схватила его за загривок и на секунду приподняла над полом.
— Держись рядом со мной! — раздался грозный вурген Длинного Клыка.
Хавсер бросился вслед за прихрамывающим жрецом. Он старался сосредоточиться на деталях доспеха Длинного Клыка, как делал в тот раз, когда шел вслед за Медведем. По сравнению с Длинным Клыком Медведь носил совсем простую броню, но ведь и сам Медведь рядом с ветераном-жрецом был всего лишь плохо воспитанным подростком. Его серый доспех был украшен очень скромно.
Комплект брони на Длинном Клыке являл собой произведение древнего искусства, обязанное своей красотой не только оружейникам, но и гравировальщику. Почти вся поверхность была покрыта руническими символами, выполненными бронзой, листовым золотом или блестящей красной эмалью. С наплечников многозначительно смотрели ограждающие от бед глаза. Кроме огромной, белой, как паутина, шкуры, с плеч Длинного Клыка свисали нити бус, связки амулетов, мелкие трофеи и позванивающие на ходу талисманы.
Из тени «Грозовой птицы» они вышли в сияние химического огненного шторма. «Грозовые птицы» приземлились на нескольких разукрашенных платформах, выступающих из монументальных рифленых башен, наполовину скрытых в ледяном массиве. Пламя пожара охватило большую часть самих башен и окружающие здания. Стена раскаленного воздуха грозила поглотить их без остатка. Снизу, словно из гигантской трубы, взлетали языки ослепительного пламени. Огненные смерчи, подпитываемые кислородом из неизвестных Хавсеру источников, раздувались до гигантских размеров и выбрасывали тучи искр и раскаленных углей, которые градом падали вниз. Хавсер вдруг понял, что эти огненные столбы выше зданий большинства городов, в которых ему приходилось когда-либо жить. Его разум отказывался осознать масштаб катастрофы. Хавсер поймал себя на том, что пытается сосредоточиться на какой-то единственной искре, медленно пролетающей по воздуху перед его глазами и невероятно огромной. Держаться взглядом за тихо летящий огонек было все равно что удерживать драгоценный момент душевного равновесия.
