Вдоль ведущей к храму дороги виднелись разнообразные приношения: детские игрушки, пикты улыбающихся мужчин и женщин, венки из шелковых цветов и полоски бумаги с поэтическими панегириками и проникновенными прощальными словами. Около сотни скорбящих людей, разбившись на группы вокруг небольших костров, смиренно преклоняли колени вдоль всей дороги вплоть до массивных металлических створок храмовых ворот. Масляные фонари, развешанные на стенах храма, отбрасывали трепещущие тени, и казалось, что статуи танцуют.

— Что это за место? — спросил Шубха.

— Место поминовения и прощания, — сказал Кай.

Он ощущал неимоверный шквал эмоций. Слепозрение астропата охватило всю полноту противоречивых аур, кружащихся как снаружи храма, так и внутри здания. Невероятная печаль, заполнившая всю улицу, придавила его своей тяжестью и грозила расстроить разум.

— Какие страшные потери, — сказал он. — Горе и боль, они настолько сильны, что, боюсь, я не выдержу.

— Крепись, Кай, — откликнулся Атхарва. — И горе, и чувство вины могут быть невероятно сильными. Тебе это слишком хорошо известно. Но ты так долго продержался, что сейчас не должен испытывать больших проблем.

— Нет, здесь что-то еще, — прошептал он. — Что-то более сильное, чем мои мучения…

Атхарва наклонился ближе, чтобы услышал его только Кай.

— Ничего об этом не говори, — предупредил Атхарва. — От этого зависят наши жизни.

Не пускаясь в дальнейшие объяснения, он вслед за Северианом направился к воротам, и Кай сразу ощутил враждебные взгляды скорбящих. Их гнев сдерживался только страхом, и, хотя было ясно, что каждый из них не прочь выпустить снаряд или выкрикнуть ругательство, никто не осмелился подать голос. Казалось, что их узнали, хотя это было невозможно.

— Не знаю, кто были те люди, которых вы убили, но мне кажется, что их здесь знали, — сказал Кай.

— Наверно, ты прав, — согласился Атхарва.

В этот момент раздался скрип створок, и из храма вышел высокий мужчина с седыми волосами и обветренным лицом. Его аура была пропитана таким чувством вины, что Кай остановился, потрясенный моральной ношей, которая оказалась тяжелее его собственной.

Внезапно Кай заметил, что люди стали собираться вокруг них плотной толпой. Раньше они боялись пришельцев, но появление этого человека словно придало им сил, их гнев нарастал с каждой минутой. Отверженные Мертвецы могучи, но неужели они смогут справиться с такой массой? Вернее, смогут ли они предотвратить бойню?

— Убирайтесь отсюда, — сказал вышедший мужчина. — Неужели вы ничему не научились в прошлый раз?

— Мы пришли ради мертвых, — ответил Ашубха. — Нам сказали, что сюда можно принести павших воинов.

— Вас не приглашали сюда, — настаивал он. — Если вы пришли узнать о тех, кто здесь остался, можете передать Бабу, что они отправились в огонь вместе с другими умершими.

— Отойди с дороги, или ты умрешь! — крикнул Тагоре.

Пульсирующие волны агрессии закружились вокруг сержанта Пожирателей Мира. Его ярость, словно боевой пес, удерживалась тончайшей нитью, и устройство в черепе ослабляло эту привязь с каждым ударом механического сердца.

Атхарва вышел вперед и положил руку на плечо Тагоре. Его золотистый свет просочился в красную пелену злости Пожирателя Миров, и агрессивная поза Тагоре стала чуть менее напряженной.

— Мы не собираемся никого убивать, — сказал Атхарва, повысив голос, чтобы его услышали все, кто собрался в каньоне. И на разозлившихся людей его убедительный тон подействовал успокаивающе. — Мы не имеем отношения к Бабу Дхакалу. А оружие и доспехи мы забрали у его людей, когда они напали на нас без всякого повода.

— Гхота мертв?

— Нет, — ответил Атхарва. — Он трусливо убежал.

Кай чувствовал осторожные манипуляции, применяемые Атхарвой, и поражался силе воина Тысячи Сынов. Он, как и большинство людей, слышал рассказы о легионе Магнуса, но видеть, как легко адепт использует свои таинственные способности, было удивительно.

Седовласый человек внимательно присмотрелся к Отверженным Мертвецам, и его глаза широко распахнулись, словно он узнал их.

— Ангелы Смерти! — воскликнул он. — Вы наконец пришли.

Скудно освещенные залы криптэстезианцев и в лучшие времена нельзя было назвать уютным местом, и нервы хормейстера вибрировали, словно камертон, по которому ударили слишком сильно. Он не любил бывать здесь, но Эвандер Григора проигнорировал все его приглашения, а предстоящая работа требовала хотя бы на время отвлечь криптэстезианца от изучения своей драгоценной Схемы.

После психического удара, полученного при вторжении Магнуса, Зи-Менга постоянно сопровождали трое Черных Часовых, хотя что им приказал Головко — убить хормейстера или защитить в случае очередной атаки, — было неизвестно. Впрочем, одно другого не исключало.

Хормейстер шел между голых стен из черного камня, и с каждым шагом, приближавшим его к логову криптэстезианцев, казалось, что стены смыкаются все теснее. Голова еще болела после особенно тяжелого сеанса связи. Это было сильно искаженное помехами послание от имени Девятнадцатого легиона, но без опознавательного кода. В известии сообщалось о смерти примарха Коракса, и Немо Зи-Менгу отчаянно хотелось, чтобы известие не соответствовало истине, как несколько полученных заведомо ложных сообщений, посланных с целью дезорганизовать верные Императору силы. Несмотря на то что послание могло оказаться правдивым, он предпочел не передавать его в Проводник из страха перед возможными последствиями.

И это была не единственная плохая новость. Из восточного сектора пришли слухи о трусливой засаде неподалеку от Калта, в которую попал Тринадцатый легион, и два десятка астропатов сошли с ума, пытаясь установить контакт с легионом жестоких Кровавых Ангелов. Какая чудовищная судьба постигла выходцев с Ваала и почему ни одна весточка не проходит сквозь скопление Сигнус, не вызывая видений о безумном кровопролитии у всех, кто пытался отправить туда сигнал?

Астропаты Города Зрения были не в состоянии выполнить все требования, поступающие из Дворца. Они были на грани истощения, и ради спасения остатков информационной сети хормейстер решил использовать в хорах криптэстезианцев Эвандера Григоры. Анализ психического мусора и поиск скрытого смысла в фоновых шумах может подождать.

Он наконец подошел к нужной двери и постучал костяшками тонких пальцев, стараясь не повредить перстень из Четвертого Доминиона. Подождал, но ответа не последовало. Зи-Менг нахмурился. Он ощущал присутствие Григоры за дверью и даже слышал шорох рвущейся бумаги.

— Эвандер! — крикнул он, хотя ненавидел повышать голос. — Открой дверь, мне необходимо с тобой поговорить.

Звуки за дверью на мгновение затихли, а затем возобновились с новой силой.

— Эвандер, мне нужны твои криптэстезианцы, — произнес Немо. — Я должен пополнить резервы, чтобы поддержать коммуникации. У нас попросту не хватает телепатов, а после того, как перестали приходить Черные Корабли, мы лишились всякого пополнения. Эвандер?

Григора явно не собирался отвечать, и хормейстер кивнул сержанту.

— Откройте дверь, — приказал он, раздраженный тем, что хозяин Города Зрения не может открыть дверь без помощи Черных Часовых.

Зато перед ними не устоит ни один замок. Сержант взмахнул перед контрольной панелью инфожезлом, и створка отошла в сторону. Немо, переступив порог комнаты Григоры, остановился, пораженный царившим внутри беспорядком.

Из-за специфики своей работы криптэстезианцы зачастую становились мрачными и замкнутыми, но склонными к эксцентричным выходкам. Сам Григора слыл неуживчивым и сварливым типом, однако он был лучшим, когда дело касалось фильтрации Потока, и поэтому Немо терпел его одержимость Схемой. Он видел промежуточные этапы проделанной Григорой работы, но там, где криптэстезианец видел порядок и смысл, Немо находил лишь хаос и случайные совпадения. Работа Григоры занимала каждый квадратный дюйм стен его комнаты, исписанных неразборчивым почерком, каждую полку, гнувшуюся под тяжестью книг, все когитаторы и статистические компиляторы, включала в себя множество инфопланшетов, картографов и прочих устройств, собранных для расшифровки кардиограммы Вселенной.