Сама эта идея была смехотворной и официально запрещенной. Император не раз отвергал ее в самых решительных выражениях и опровергал домыслы о своем божественном происхождении. Некоторые утверждали, что его божественность проявится только после его смерти, а поскольку Император был фактически бессмертен, то и предположения на этот счет казались бессмысленными. При всем своем могуществе, величии и гениальности самого выдающегося вождя всех человеческих рас, Император был всего лишь человеком. И он не переставал напоминать об этом при каждом удобном случае. Таков был официальный эдикт, разосланный во все уголки расширяющегося Империума. Император есть Император, великий и вечный.

Но он не Бог и отказывается от любых проявлений религиозного преклонения по отношению к себе.

Каркази сделал глоток и поставил опустевший стаканчик на краешек каменной трибуны. «Божественное Откровение», вот как они называются. Нелегальная тайная религиозная секта, которая пытается установить Культ Императора против его собственной воли. Говорят, что это течение поддерживают даже некоторые члены Совета Терры.

Император как Божество. Каркази едва удержался от смеха. Пять тысяч лет кровопролитий, войны и огня ради того, чтобы изгнать всех богов, и вдруг человек, достигший этой цели, предстанет в образе нового божества.

— Насколько же глупы люди?! — со смехом воскликнул Каркази, наслаждаясь звучанием собственного голоса в пустынном соборе. — Насколько же они опустошены и безрассудны? Неужели нам нужен бог, чтобы заполнить пустоту? Неужели это неотъемлемая часть нашего мышления?

Он замолчал, раздумывая над заданным самому себе вопросом. Хороший вопрос, прекрасно аргументированный. Интересно, куда подевалась бутылка?

Да, тема оказалась великолепной. Может, в этом и состоит основная слабость человечества? Может, это один из основных принципов человечества — верить в некий высший порядок? Возможно, вера — это нечто вроде вакуума, который в отчаянном порыве всасывает чужое легковерие, чтобы заполнить собственную пустоту. Наверно, это заложено в генетическом коде людей — потребность, тоска по духовному утешению.

— Наверно, мы прокляты, — вещал Каркази, обращаясь к стенам пустого собора, — раз нуждаемся в том, чего не существует. Нет никаких богов, демонов и духов, а мы все это выдумываем, чтобы утолить свою жажду.

Собор был равнодушен к его разглагольствованиям. Каркази подхватил пустой стакан и нетвердой походкой вернулся к колонне, возле которой оставил бутылку. Надо еще выпить.

Он покинул собор и выбрался под слепящие солнечные лучи. Жара обрушилась на него с такой яростью, что пришлось сделать еще глоток.

Каркази прошел несколько улочек, а затем уловил громкое шипение и рев. Немного погодя он обнаружил команду имперских солдат. Раздевшись до пояса, они при помощи огнемета пытались стереть надписи на стенах. Похоже, они так и шли вдоль по улице, поскольку на всех стенах позади солдат остались почерневшие следы огненных зарядов.

— Не делайте этого, — попросил Каркази.

Солдаты повернулись на голос и направили на него огнемет. По одежде и манере поведения они поняли, что перед ними не местный житель.

— Не делайте этого, — повторил Каркази.

— Таков приказ, сэр, — отозвался один из солдат.

— А что вы здесь делаете? — спросил другой.

Каркази покачал головой и оставил их в покое. Он снова побрел через узкие переулки и открытые дворики, время от времени отхлебывая из горлышка бутылки.

Он отыскал чистый участок, похожий на тот, где сидел раньше, и снова плюхнулся на неровный осколок базальтовой глыбы. Вытащив, из кармана блокнот, Каркази прочел написанные им стихи.

Они были ужасны.

Из его груди вырвался стон, а потом Каркази разозлился и стал рвать страницы. Он комкал плотные кремовые листы и швырял их в груду мусора.

Внезапно появилось тревожное ощущение, что из темных дверных и оконных проемов за ним наблюдают чьи-то глаза. Он едва мог различить смутные контуры фигур, но точно знал, что это местные жители.

Он вскочил и быстро собрал шарики скомканной бумаги. Каркази почему-то казалось, что он не вправе добавлять свой мусор к этим развалинам. Затем он торопливо пошел вниз по улочке, а худые мальчишки выскочили из укрытия и стали бросать ему вслед камни и что-то кричать.

Неожиданно для себя Каркази снова оказался на той улице, где стояла харчевня. Она опустела, но он все равно радовался, поскольку его бутылка бесповоротно опустела. Каркази вошел в прохладный полумрак. Внутри не было ни души, исчезла даже старуха-хозяйка. Стопка имперских монет так и осталась лежать на прилавке, где он их оставил.

При виде денег он решил, что вправе воспользоваться еще одной бутылкой из буфета. Зажав горлышко в руке, он очень осторожно уселся за один из столиков и налил себе порцию напитка.

Так он просидел неопределенно долго, пока чей-то голос не спросил, как он себя чувствует.

Игнаций Каркази моргнул от неожиданности и поднял голову. Команда имперских солдат, чистивших стены огнем, добралась до харчевни, и пожилая хозяйка вышла, чтобы предложить им еду и напитки. Люди заняли места за столиками, а офицер подошел к Каркази.

— Сэр, с вами все в порядке? — спросил он.

— Да. Да. Да, — невнятно пробормотал Каркази.

— Прошу меня простить, но по вашему виду этого не скажешь. У вас имеется разрешение на посещение города?

Каркази энергично кивнул и полез в карман за разрешением. Его там не было.

— Я должен был быть здесь, — заговорил Каркази. — Должен быть. Мне было приказано прийти. Послушать Итера Пэгона Момуса. Проклятье, не то говорю. Послушать Питера Эгона Момуса, как он представляет себе новый город. Вот почему я здесь. Я должен был прийти.

Офицер внимательно оглядел его.

— Ну, если вы так говорите, сэр… Говорят, Момус представил прекрасный план реконструкции.

— Да, совершенно удивительный, — кивнул Каркази, потянулся за бутылкой, но передумал. — Чертовски удивительный. Вечный мемориал нашей победы…

— Сэр?

— Он не сохранится надолго, — продолжил Каркази. — Нет, нет. Не сохранится. Просто не сможет. Ничто не длится вечно. Мне кажется, вы разумный человек, друг мой. Как вы думаете?

— Я думаю, вам пора идти, сэр, — мягко заметил офицер.

— Нет, нет, нет… Я о городе! Этот город! Он не сохранится, забери Терра Питера Эгона Момуса. Все снова обратится в пыль. Насколько я видел, этот город был удивительно прекрасным, пока мы его не разбомбили.

— Сэр, я думаю…

— Нет, вы не думаете, — прервал его Каркази, качая головой. — Вы не думаете, и никто не думает. Этот город был построен, чтобы стоять вечно, но мы пришли и все развалили, превратили его в руины. Даже если Момус его перестроит, все повторится, все повторится снова и снова. Творения человека обречены на гибель. Момус говорил, что по его замыслу город будет вечно славить человечество. Знаете что? Держу пари, что архитекторы, строившие этот город, думали точно так же.

— Сэр…

— Все, что создает человек, со временем разваливается на куски. Запомните мои слова. Город, город Момуса, Империум…

— Сэр, вы…

Каркази, часто моргая и тыча пальцем в собеседника, поднялся на ноги:

— Не перебивайте меня! Империум разлетится на части сразу же, как только мы его создадим. Запомните это. Это неизбежно, как…

Внезапно боль обожгла лицо Каркази, и он, ничего ни понимая, упал на пол. Он услышал неистовый шквал стрельбы, потом на него обрушился град ударов кулаков и сапог. Разъяренные его словами солдаты набросились на летописца. Офицер закричал и попытался оттащить своих подчиненных.

Затрещали кости. Из носа Каркази хлынула кровь.

— Запомните мои слова! — прохрипел он. — Ничего из построенного нами не останется навечно. Спросите у этих чертовых местных!

Носок тяжелого сапога врезался ему в грудь. Кровь окрасила губы и подбородок.

— Отойдите от него! Прочь! — кричал офицер, стараясь образумить спровоцированных словами летописца солдат.