Дети Императора шли по блестящим коралловым улицам, закрученным вокруг недосягаемого центра атолла, под их ногами хрустели обломки стен и непонятных кристаллов. Марий старался придерживаться западного направления, хоть и не был до конца уверен в своей правоте. По пути воинам Третьей Роты то и дело попадались рассеянные группки лаэранцев, сражавшихся с отчаянием загнанных зверей, но одной из них не удавалось хотя бы замедлить неумолимую поступь Десантников — шагая по трупам врагов, они приближались к своим братьям.

Вайросеан поначалу еще несколько раз попробовал связаться с Соломоном, но потом махнул рукой и начал переключать вокс-каналы:

— Кафен? Прием. Это Вайросеан. Прием! Ответь, если слышишь! — Новая порция статических помех… и вдруг звук голоса, искаженного и прерывистого, но несомненно человеческого.

— Кафен, это ты?! — закричал Марий.

— Да, Капитан — отвечал Гаюс, его голос зазвучал отчетливее в наушниках шлема после того, как Вайросеан завернул в очередную искривленную улочку, доверху заваленную трупами.

— Где ты находишься? Мы уже несколько проклятых часов пытаемся добраться до вас, но эти долбаные улицы водят нас по кругу вокруг всего атолла!

— Прямой путь к нашему «энергоперу» был слишком хорошо защищен, и Капитан Деметер послал меня и Телония на фланги.

— А сам понесся на врага в центре?!

— Да, сэр.

— Кто бы сомневался, — проворчал Марий. — Так, слушай меня. Мы поймали твой сигнал и будем идти по нему, но постарайся как-нибудь ещё пометить свою позицию! Отбой!

На внутренней панели визора Вайросеана зажглась синяя точка, но после нескольких поворотов в толще кораллового города она начала угрожающе мигать.

— Нет! Ну что за грёбаное место! — выругался Вайросеан, когда сигнал пропал окончательно. Капитан поднял руку и сжал её в кулак, отдавая приказ остановиться… и в тот же миг прозвучал мощный взрыв. Одна из башен-раковин рухнула в языках пламени всего лишь метрах в тридцати от Мария.

— Ладно, плевать, — пробормотал Третий Капитан и поискал взглядом проход среди завала из коралловых глыб. Однако, все улицы вокруг были изуродованы взрывом, окончательно превратившись в безумный лабиринт, искать дорогу к Второй Роте в котором было бессмысленно. Вайросеан посмотрел на вздымающиеся клубы черного дыма и скомандовал:

— Уходим отсюда! Пошли!

Марий карабкался по «стене» одной из лаэранских башен, без труда находя точки опоры для ног и цепляясь руками за выступы в перекрученном коралле. Капитан лез все выше, и подножие раковины быстро уплывало вниз — Третья Рота во главе с командиром решила пробиваться к своим братьям по крышам Атолла-19.

ОСТИАН наблюдал за запуском первой волны штурмовиков и транспортников с борта «Гордости Императора», испытывая одновременно восхищение и раздражение. Восхищение, смешанное со страхом, перед великолепием военной мощи Легиона, обрушенной на враждебный мир; раздражение, потому что его оторвали от превосходной глыбы мрамора, к которой он только-только подступил с долотом. Первый Капитан Юлий Каэсорон предупредил Серену о начале кампании, и художница немедленно заявилась в студию Делафура, взяла скульптора за шиворот и притащила на наблюдательную палубу.

Разумеется, всю дорогу Делафур отбрыкивался, крича, что жутко занят, но Серена оставалась твердой, как адамантий, и отвечала ему:

— Ты целый день сидишь и пялишься на свой любимый мрамор, вот чем ты занят!

Теперь же, стоя у бронестекла иллюминаторов, Остиан был все-таки рад тому, что поддался на уговоры художницы.

— Замечательный вид, правда, Остиан? — спросила Серена, на секунду оторвавшись от альбома, в котором с поразительной быстротой набрасывала штрихи будущей картины.

— Да, великолепный, — согласился Делафур, посмотрев на сидящую в профиль девушку. В этот момент стартовала вторая волна десантных судов, и голубое пламя двигателей затмило солнечный блеск на их крыльях. Хотя наблюдательная палуба была в сотнях метров от зоны запуска, вибрация корпуса «Гордости Императора» отдавалась во всем теле Остиана.

Наконец, последние «Штормбёрды», оторвавшись от «Андрониуса» и «Чести Фулгрима», понеслись к Лаэру. Делафур заставил себя отвернуться от художницы и проследить за огненными стрелами, которыми пронзали мрак космоса хищные «птички» Детей Императора. Каэсорон сказал Серене, что удар будет «полномасштабным», и Остиан готов был поверить ему — число «Штормбердов» явно исчислялось десятками, если не сотнями.

— Знаешь, хотел бы я знать, на что это похоже, — задумчиво начал скульптор. — Целый мир, покрытый одним огромным, бесконечным океаном. Сложно осознать такое, даже если увидеть своими глазами.

— Не знаю я, — ответила Серена, отбрасывая со лба темные пряди и продолжая упоенно рисовать. — Наверное, что-то вроде обычного моря, только очень большого.

— Даже когда я смотрю отсюда, с орбиты, у меня дух захватывает».

Художница искоса посмотрела на него:

— Ты ведь не был на Двадцать Восемь-Два?

Остиан помотал головой:

— Нет, я присоединился к Экспедиции во время перехода к Лаэру, так что это первый для меня мир, если не считать Терры, конечно.

— Так получается, что ты никогда не видел моря? Ты ведь вырос в городе-улье, да?

— Ну да, ни разу, — согласился Делафур, чувствуя себя немного глуповато.

— Милый мой мальчик! — всплеснула руками Серена, глядя на него поверх альбома. — Тебя нужно будет обязательно свозить на поверхность, когда закончится война!

— Думаешь, нам позволят?

— Да уж надеюсь! — скрежетнула зубами Серена, с треском вырывая лист из альбома и яростно комкая его. Бумажный шарик полетел на пол:

— Совсем немногим из нас разрешили спуститься на поверхность Двадцать Восемь-Два. Ох, какой же чудесный был мир! Горы, сияющие снежными вершинами, материки, сплошь покрытые лесами, прозрачные озера, и небо… какое там было небо! Невиданный оттенок, что-то лазурно-синее. Я всегда представляла таким небо Древней Терры — думаю, потому-то оно и запало мне в сердце. Конечно, наделала там кучу пиктов, но они не передают и маленькой доли того очарования… А самое обидное — я так и не смогла смешать краски так, чтобы точь-в-точь передать этот чудесный цвет. До сих пор не могу себя простить.

Остиан заметил странную вещь: когда Серена говорила о неудачной попытке смешать краски, то почти незаметно колола свое запястье небольшой иглой. На бледной коже художницы выступило несколько капель крови.

— Я больше ничего не могу. Ни на что не способна, — с отсутствующим видом продолжала девушка. Остиану было невероятно жаль её, он задумался над тем, как же отвлечь Серену от самоистязаний. Последнее время художница в основном занималась тем, что рвала и разбрасывала по кораблю незавершенные работы, разочаровавшись в своем таланте.

— Слушай, если получится — я бы хотел, чтобы мы вместе посмотрели на Океан Лаэра вблизи, — наконец произнес Делафур. Серена в ответ лишь улыбнулась и кончиками пальцев погладила его по щеке.

Гаюс Кафен пригнулся, пропуская над собой клинок с визгом рванувшегося на него лаэранца, и ответным ударом всадил цепной меч в брюхо врага. Брызнул фонтан крови и костей, а когда Гаюс потянул свое оружие назад, то вслед за бешено воющим лезвием ему под ноги вывалился клубок склизких внутренностей.

Десантник сражался в дымных всполохах огня, поднимавшихся из руин лаэранской башни-раковины, где догорали два «Штормбёрда». Экипаж и пассажиры кораблей погибли при столкновении с атоллом, почти снесшем и саму башню, поэтому Кафену хватило одной связки гранат, чтобы окончательно свалить её с невероятным грохотом. Марий Вайросеан просил его «пометить позицию»? Он сделал все, что мог, и если уж даже такой знак останется незамеченным — что ж, Гаюсу и его людям сильно не повезет.

Они с боем пробивались через гигантский комплекс лаэранских «нор», выполняя приказ Деметера, но ксеносам, похоже, удалось предугадать их фланговый маневр. В каждом хоть немного надежном укрытии, за каждым большим обломком коралла скрывались двое-трое лаэранцев, молниеносно бросавшихся на Детей Императора в безумном круговороте сверкающих клинков и сгустков энергии.