— Умно, — кивнул Захариэль. — Им ни за что не определить, где намечено главное наступление.

— И это еще не все, — продолжил Немиэль. — Угадай, кто будет возглавлять атаку на ворота в северной стене?

— Кто?

— Лион Эль-Джонсон, — ответил Немиэль.

— Серьезно?

— Абсолютно серьезно.

Оба все еще продолжали следить за медленным продвижением двух оставшихся аниколов.

— Мне не верится, что Лев поведет нападение на северные ворота. Это ведь всего лишь отвлекающий маневр, а ему надлежит возглавлять атаку.

— В этом-то и состоит главная идея, — сказал Немиэль. — Когда рыцари Волка увидят его на северной стороне, они решат, что это и есть главное направление. Основные силы будут сосредоточены на том участке, поэтому атака получит грандиозное преимущество.

— И все же это огромный риск, — все еще сомневался Захариэль. — Без участия Льва кампания против великих зверей ни за что не состоялась бы. И он возвышается над остальными воинами Калибана по меньшей мере на две головы. Даже если вражеские снайперы его не обнаружат, северное наступление может захлебнуться из-за численного перевеса противника. Вряд ли Орден переживет утрату Льва. А может, и весь Калибан.

— Скорее всего, те же самые возражения высказывались на военном совете, когда Лев изложил свой план, — прошептал Немиэль, придвинувшись к самому уху Захариэля. Но, как ни старался он говорить тише, братьям приходилось кричать, чтобы быть услышанными на фоне непрекращающейся стрельбы. — Говорят, что больше всех противился cap Лютер. Джонсон предложил ему возглавить главное наступление, но сначала Лютер стал отказываться. Он сказал, что не для того все последние годы сражался плечом к плечу со Львом, чтобы сейчас позволить ему в одиночестве участвовать в самом опасном сражении. Он настаивал, что его место, как и всегда, рядом, пока смерть не заберет их обоих. «Если ты, Лев, погибнешь, значит, и я погибну вместе с тобой» — вот как сказал Лютер.

— Ну, теперь я точно знаю, что ты все это выдумал, — перебил его Захариэль. — Как ты можешь знать, что сказал cap Лютер? Тебя же там не было. Ты просто повторяешь чьи-то разговоры и слишком сильно их приукрашиваешь. Все это только лагерные слухи.

— Да, лагерные слухи, — согласился Немиэль. — Но из надежного источника. Я слышал это от Вараэля. Знаешь его? Он тоже учился у мастера Рамиэля, только годом раньше нас. А он обо всем узнал от Йелтуса, который подслушал разговор сенешалей, знакомых с человеком, который присутствовал на совете, когда все это произошло. Они говорили, что между Львом и Лютером разгорелся жаркий спор, но в конце концов Лютер уступил желанию Льва.

— Я почти жалею, что он это сделал, — сказал Захариэль. — Не пойми меня превратно, Лютер — великий воин, но когда я узнал, что буду участвовать в штурме крепости, то надеялся сражаться под знаменем Льва. Он всех вокруг заражает своей энергией, и нет более высокой чести, чем идти в бой с ним рядом. Я надеялся, что сегодня так и случится.

— Не расстраивайся, братец, всегда остается завтра, — успокоил Немиэль. — Теперь мы — рыцари Калибана, а поход против великих зверей еще не закончен, не говоря уже о войне с Братством Волка. Рано или поздно нам выпадет шанс сражаться рядом с лордом Джонсоном.

Тем временем команды аниколов на нейтральной полосе уже установили заряды и подожгли фитили, а потому поспешно покинули свои укрытия и бросились к траншеям.

Появление на открытом пространстве бойцов противника вызвало усиленный огонь артиллерии, и Захариэль увидел, что по пути к безопасным окопам полегло около половины людей. А сам он в ожидании взрыва невольно съежился у стены траншеи.

Результат превзошел все его ожидания.

Двойной взрыв на несколько мгновений заглушил остальные звуки, земля под ногами вздрогнула, и оба аникола, оставленные у стены крепости, исчезли среди взметнувшихся языков пламени. Когда рассеялся дым и улеглась поднятая в воздух грязь, стало ясно, что аниколы выполнили свое дело.

Наружная стена крепости почернела и треснула в двух местах. Один участок все же устоял, а второй после взрыва обвалился, открыв брешь.

— Приготовить оружие, — приказал Хадариэль своим воинам. — Мечи наголо — и хватит прятаться в безопасности. Никакой пощады врагам. Это не турнир и не соревнование. Это война. Или мы возьмем крепость, или погибнем — третьего не дано.

— Ну вот, брат, — заговорил Немиэль, — пришло время испытать твой необычный меч.

Захариэль кивнул, не обращая внимания на плохо скрытую зависть, промелькнувшую в голосе брата при упоминании о мече. Он инстинктивно коснулся ладонью оружия. Эфес и гарда не представляли собой ничего примечательного — простой металл и кожаная навивка на бронзовом навершии, а вот лезвие… Лезвие было особенным.

По приказанию лорда Джонсона оружейники Ордена взяли один из клыков убитого Захариэлем льва и сделали из него меч. Клинок отливал перламутрово-белым цветом, словно бивень, а его кромка была такой острой, что с одного удара рассекала и дерево, и металл. Меч получился длиной в руку Захариэля, то есть короче обычных мечей, но недостаток размера с лихвой восполнялся превосходными качествами.

Перед походом к крепости рыцарей Волка Лев лично преподнес это оружие Захариэлю, и теперь каждый раз, обнажая меч, тот вспоминал о братстве, в котором состоял лишь с гроссмейстером Ордена и о котором Джонсон говорил в торжественный вечер после посвящения.

Лютер и остальные рыцари поздравили его, но Захариэль не мог не заметить завистливого взгляда Немиэля.

Наконец прозвучал горн из рога сиринкса — долгий протяжный звук призывал рыцарей на поле боя, и Захариэль обнажил меч под восхищенными взглядами товарищей по отряду.

— Вот и сигнал! — воскликнул Хадариэль. — В атаку! В атаку! Вперед! За Льва и Лютера! За честь Ордена!

Десятки рыцарей вокруг них уже покидали свои укрытия и устремлялись вперед. Захариэль услышал, как сотни голосов подхватили боевой клич Хадариэля, и окопы мгновенно опустели, а воины побежали к вражеской крепости.

В тот момент, когда он перепрыгивал через передний край траншеи, Захариэль услышал в общем хоре и собственный голос.

— Ты хотел творить историю, — закричал бегущий рядом Немиэль. — Сегодня нам представился такой шанс!

Затем и Немиэль присоединился к общим выкрикам, гремевшим на нейтральной полосе.

— За Льва! За Лютера! За Орден!

И все вместе они устремились к пролому.

По прошествии времени летописцы Ордена занесут этот день в анналы как поворотный момент в истории Калибана. Разгром рыцарей Волка будет назван подвигом во имя прогресса человечества.

Мудрость Лиона Эль-Джонсона будет высоко оценена, как и отвага Лютера. Летописцы прославят белые стихари рыцарей Ордена и то, как они сверкали под лунными лучами, когда воины, пренебрегая опасностью, устремились на штурм вражеской крепости.

На самом деле все происходило немного иначе.

Захариэль впервые попробовал вкус войны, впервые участвовал в массовом столкновении двух противостоящих армий в бою не на жизнь, а на смерть. И Захариэль боялся. Но пугала его не смерть. Жизнь на Калибане всегда представляла опасность, и это развивало в душах его сынов склонность к фатализму. Его с самого детства учили, что жизнь имеет ограниченный ресурс и в любой момент может быть прервана. К восьми годам он несколько раз сталкивался со смертью. При обучении в Ордене уже после первого года от претендентов требовалось умение пользоваться настоящим оружием и боеприпасами.

Частью тренировок была и охота на разных лесных зверей, включая пещерных медведей, мечезубов, смертокрылов и других хищников. Под конец обучения, чтобы доказать свою зрелость, он прошел самую сложную проверку боевого мастерства, победив одного из опаснейших хищников, калибанского льва.

Он сразился с великим зверем и победил его, заслужив звание рыцаря.

Но война сильно отличалась от всех прежних боев.