— Что у тебя за отряд? — спросил Джон на малайском.
Собеседник удивленно моргнул и улыбнулся.
— «Арчана», сэр. Вы из тихоокеанского округа?
— Нет. Я отовсюду.
Они пересекли двор и, через нижние уровни, попали к КПП и воротам с часовыми. Имперские солдаты знали, что у противника имеются шпионы и мастера в области саботажа, и Грамматикус испытывал необычное чувство, так легко покидая охраняемую территорию будучи одним из них.
Выехав за территорию дворца спидер прибавил скорость и двинулся вперед, по разрушенным улицам города. Из-за руин позади медленно вставало солнце. Грамматикус пытался расслабиться на заднем сидении. Он уже начал раскаиваться, что заговорил с молодым пашей. Офицер смотрел по сторонам и продолжал разговаривать с Джоном о различных местах, в которых тот никогда не был и не собирался побывать. Грамматикус был в Сьянжуре лишь один раз, в составе армии, спалившей там все дотла, задолго до того, как улей был даже запланирован.
Джон закрыл глаза и подумал о Рахсане.
«Ты как будто видишь меня насквозь». Она даже не подозревала, сколько правды в этих словах. Его разум мог видеть насквозь кого угодно. Эти мысли заставляли его думать о том, о чем он старался никогда не вспоминать: в тот день, встретив Императора, пожимая ему руку и чувствуя его силу, посмотрев Ему в глаза, за этим благородным и чистым лицом он увидел…
Лишь на долю секунды увидел…
— Сэр, вам плохо? — спросил паша. — Вы резко побледнели.
— Нет. Я в порядке. В полном порядке. — ответил Грамматикус.
Они выбрались из руин и теперь ехали по изрытой траншеями земле вдоль Имперских оборонительных линий. Нижний край неба заливал свет поднимающегося солнца. Километры полей покрывали огневые точки, выглядящие строгими силуэтами на фоне заката. Повсюду попадались палатки, похожие на огромные пузыри с торчащими из них флагами.
— Вон наша стоянка, — произнес паша когда они проехали мимо одного из знамен. Грамматикус повернул голову и увидел на нем Арчану, девушку скромного вида с необычайно большой грудью. Возможно изображение было знаком, указывающим будущее и судьбу.
Точкой высадки оказался длинный туннель коллекторной системы города, приблизительно в восемнадцати километрах от дворца. Этот район подвергли бомбардировке три месяца назад и он хорошо охранялся. Помимо солдат гено, за территорией круглые сутки следили боевые сервиторы. Выход из другого конца туннеля так же строго охранялся, но уже Нуртийцами. Однако Грамматикус не собирался проделывать весь путь в тот конец.
Паша представил его дежурному офицеру, гетману по имени Марино. Марино перевел сервиторов в пассивный режим и стал смотреть, как Джон спускается вниз, в утробу туннеля.
Темнота, с которой он так часто встречался на своем жизненном пути, вновь поглотила его.
Спустя десять километров и полтора часа он выбрался из туннеля, недалеко от возвышающихся стен порта Мон Ло.
Фонарь он погасил и убрал в сумку, вместе с армейскими ботинками и солдатским жилетом.
Его путешествие в темноте дало ему достаточно времени, чтобы полностью погрузиться в новую личность. Он больше не был Конигом Хеникером. Теперь его звали Д’сал Хулта. В целом, для маскировки он не предпринял почти ничего. Обернулся поверх одежды в розоватый шелк, надел легкие ботинки и капюшон. Его кожа была не столь темной как у Нуртийцев и хороший шпион Па’хель обязательно стянул бы волосы в узел под капюшоном, а все тело намазал бы специальным маслом.
Грамматикус никогда не шел на такие крайности, даже тогда, когда на этом настаивали те, кто его обучал. Он больше полагался на свой разум, кроме того эти масла пахли Первобытным Уничтожением, и мазаться ими даже ради маскировки Джон не собирался.
Он закрепил на поясе кривой нож, который носят все Нуртийцы, и испачкал руки в дорожной пыли. Кроме ножа он не взял никакого оружия, за исключением, конечно, кольца.
Солнце наконец влезло на небо. Воздух медленно нагревался, но море находилось достаточно близко, чтобы свежий морской ветер не дал сойти с ума от жары. Он вдохнул и пошел в сторону башен порта.
Остальные поступили также. Шла война или нет, но жизнь продолжалась. Всевозможные торговцы и купцы, некоторые с небольшими караванами, направлялись в Мон Ло, надеясь заработать на городских рынках. Кто-то шел в порт в поисках работы, другие спасались с захваченных Империумом земель и толпились у ворот. Грамматикус присоединился к ним.
На ходу Джон повторял в голове психические литании, заключительную часть погружения в чужую культуру.
Я Джон Грамматикус. Я Джон Грамматикус. Я Джон Грамматикус прикидывающийся Конигом Хеникером. Я Кониг Хеникер. Я Кониг Хеникер, прикидывающийся Д’салом Хултой. Я Д’сал Хулта. El’chey D’sal Huulta lem tanay ek. El’chey D’sal samman Huulta lem tanay ek. El’chey D’sal samman Huulta lem tanay ek…
— Эй, приятель, ты кто такой? — спросил его один из эчвенуртов, приподняв свою алебарду. Остальные воины Нуртийцев искали торговцев водой, среди проходящих через арку.
— Я Д’сал Хулта, — ответил Джон на Нуртийском. — Торговец.
Алебарда снова дернулась.
— Покажи свои руки, лицо и метку.
Грамматикус сделал вид, будто так и делает.
«Я не опасен, ты видел все, что просил показать».
Эчвенурт кивнул и пропустил его в город, уже обращаясь к кому-то другому.
Грамматикус ничего ему не показал.
Мон Ло просыпался. Из-за возможности штурма он никогда не спал на самом деле, но жители уже привыкли ожидать худшего.
Внешние стены защищали отряды эчвенуртов, железные пушки и регулярные войска Нуртийцев. Они слонялись вокруг лестниц, ведущих на толстые городские стены, или наблюдали в подзорную трубу, следя за противником.
Ближе к центру города уже можно было различить оживление. Рынки пробуждались от сна, торговцы кричали о своих товарах, священник громко читал утренние молитвы. Водоносы начали свой обычный маршрут по городским площадям, улицам и переулкам.
Грамматикус пытался идти той же дорогой, что и в первый раз. Встречные торговцы кивали ему и делали жесты всесолнечного света, признавая его.
Он показывал эти жесты в ответ.
Джон собирался пройти в северную часть города, в область, известную как Курнаул, чтобы оценить крепостную стену и уровень защиты. Туви оценила бы. Он отошел в сторону, пропуская проезжающую телегу. Появились дворники с ведрами и щетками. Они что-то напевали себе под нос.
Покрытые фаянсом городские стены мерцали под утреннем солнцем, открывая взору мозайки с изображениями тростника и рептилий. У Нуртийцев не было названий улиц, только эмблемы. Джон смотрел на изображение гигантской ящерицы на красном фоне и понимал, что никогда раньше не видел подобного. Видимо, он повернул не туда. Мон Ло был настолько сложен и запутан, что было нелегко составить определенную схему. Это было похоже на паутину Арчаны.
Грамматикус остановился и огляделся. Он взглянул на солнце, чтобы установить, где находиться восток, замедлил дыхание и позволил себе вспотеть, чтобы стабилизировать свое тело. Просто он прошел по улице слишком далеко на запад, вот и все. Карнаул заканчивался слева.
Только его там не было. Он снова остановился, не позволяя себе поддаться панике.
К нему подбежал водонос и предложил воды.
— Нет, спасибо, — ответил Грамматикус.
— Бог все равно любит тебя, — сказал водонос и ушел.
Джон задрожал. Эти слова дословно переводились как «Твоя душа пожертвована Первобытному Уничтожению.»
«Что со мной? — думал Грамматикус. — В прошлый раз я легко нашел нужную улицу, а сейчас веду себя как дилетант. Это… это глупо».
В поисках знакомых ориентиров он прошел еще две улицы. Появилось ощущение, что Карнаул находился гораздо дальше, чем обычно. Что-то отвлекало Джона.
Одним движением он сунул руку в сумку с минеральными солями, висевшую на поясе, и сомкнул пальцы на семени, спрятанном в солях. Семя, в маленьком серебристом зажиме, было размером с мочку уха. Джон получил его от Гахета. Это семя какого-то ксенодерева с одного из миров, на которых побывала Кабала. Если оно теплело или высыхало, значит рядом была психическая активность.
