С появлением тени его доктрина рассыпалась. Это был явно не рабочий; он не пел, не вздыхал и не стонал. Он двигался молча. Это был кто-то другой, его тяжелые шаги отдавались гулом в металле, и этот кто-то искал его. Скраал выбрался из ниши, отступил в темноту, не спуская глаз с тени, и снова углубился в недра «Яростной бездны».
— Они преследуют нас по пятам, мой лорд! — возмущенно воскликнул Рескиил, просматривавший донесения навигатора Эстемии, зажатые в латной перчатке.
Тот факт, что «Гневный» продолжает погоню в варпе, ничуть не встревожил Задкиила, и он продолжал разглядывать каракули на стене каюты, служившей пристанищем одному из членов астропатического хора.
В этом спартанском помещении не было ничего примечательного. Узкая койка для отдыха и небольшой пюпитр для письма. Главным принципом здесь считалась функциональность.
— Всорик на нашей стороне, — сказал Задкиил, настолько ободренный заключением договора с древним существом, что больше не опасался произносить его имя вслух. — И когда он заявит о своем присутствии, прихвостни лже-Императора пожалеют, что затеяли эту погоню. Пережитые ими ужасы покажутся невинной забавой по сравнению с мучениями, которые он обрушит на их головы.
— Да, мой лорд, — почтительно согласился Рескиил.
— Наше предназначение — в выполнении этой миссии, Рескиил, — продолжал Задкиил, — так же как этому существу было предназначено погибнуть ради нее.
Адмирал повернулся к трупу астропата. Тело лежало в центре каюты в луже собственной крови. Предполагалось, что это женщина, но лицо настолько исказила гримаса ужаса и боли, что сказать наверняка было трудно. Черные пустые глаза смотрели из провалившихся впадин.
Обеспечение связи было трудным делом даже для тех, кто считал варп своим союзником, и послания, получаемые астропатическим хором «Яростной бездны», становилось все труднее расшифровывать и понимать. Однако у Задкиила имелся некоторый опыт в разгадке прорицаний, и сейчас он разбирался в тщательно завуалированных нюансах, отклонениях от нормы и скрытом смысле толкования, записанного погибшим астропатом.
— Что-нибудь обнаружилось? — спросил Рескиил.
— Возможно, — ответил Задкиил, от которого не скрылось нетерпение в голосе сержант-командира. — Когда мы доберемся до Макрейджа, они будут нам не нужны, — добавил он. — Можешь не бояться, что нам придется плыть по волнам Имматериума вслепую.
— Я ничего не боюсь, мой лорд, — решительно выпрямившись, заявил Рескиил.
— Конечно, — спокойно согласился Задкиил. — Кроме, возможно, нашего диверсанта. Не внушают ли тебе сыны Ангрона какой-то особый страх, Рескиил? Или ты никак не можешь забыть, насколько чувствительна ярость наших бывших братьев?
Рескиил бессознательно поднял руку к грубо отремонтированной скуле, но быстро отдернул ее, как будто обжегшись.
— Не по этой ли причине незваный гость до сих пор бродит по нашему кораблю? — насмешливо спросил Задкиил.
— Он окружен, — резко ответил Рескиил. — Стоит ему выйти из укрытия, как я немедленно об этом узнаю и лично насажу его голову на клинок.
Задкиил, не обращая внимания на возмущение сержант-командира, выделил один из символов на стене.
— Вот оно, — прошептал он.
Необходимый ему знак наконец был обнаружен.
Астропат наносила записи своей кровью, и пергаментные листы ее протоколов, пестревшие новыми датами и символами, покрывали пол каюты ковром покрасневших листьев.
— Корона — это Колхида, — заговорил Задкиил, указывая на размазанный символ. — Эти вспомогательные метки показывают, что послание продиктовано повелителем Легиона, — добавил он, обводя пальцем ряд знаков, о значении которых Рескиил даже не догадывался.
Астропаты редко прибегали к роскоши общения при помощи слов или фраз. Вместо этого они пользовались обширным каталогом символов, передавать которые было значительно легче. Каждый символ имел свое значение, но в сочетании с другими знаками толкование приобретало более широкий спектр. У Несущих Слово имелся свой код, в котором корона, похожая на Корону Колхиды, обозначала и родной мир, и лидера Легиона.
— Два глаза, один слепой, — продолжал Задкиил. — Это Орден Кор Фаэрона.
— Он нас о чем-то просит? — спросил Рескиил.
Из множества рисунков, большую часть которых составляли бессодержательные образы и закорючки, рожденные галлюцинациями, Задкиил выделил еще один символ: свернувшуюся змею, абстрактное геометрическое обозначение системы Калта.
— Его шпионы подтвердили, что Ультрамарины собираются в системе Калта, — сказал Задкиил. — Все, кроме нескольких легионеров из отряда почетного караула, о которых мы говорили.
— Значит, мы покончим со всеми ними одним ударом, — уверенно заявил сержант-командир.
— Как и записано, брат, — подтвердил Задкиил, невесело усмехнувшись.
Он закончил исследование записей астропата и стряхнул с перчаток хлопья засохшей крови.
— Все готово, — произнес он, обращаясь к самому себе и предвкушая триумф и похвалы, которые достанутся ему, Задкиилу. — Слово будет исполнено.
«Гневный» продолжал свой путь в варпе, и Цест проводил время в тренировках и медитациях, отчасти чтобы занять свои мысли, а также чтобы восстановить форму после жестокого поединка с Бриннгаром.
Во время дуэли Космический Волк вел себя словно одержимый — Цест чувствовал это в каждом его ударе, в каждом боевом кличе. Но это не было изменением разума под влиянием варп-чудовищ, как в случае с экипажем «Огненного клинка». Нет, это, скорее, не внешнее воздействие, а врожденная черта, словно часть генетического кода, служившая основанием структуры Легиона Лемана Русса, каким-то образом ослабела.
Примитивная свирепость, как назвал для себя это свойство Цест, животная жестокость, которая должна проявляться только в присутствии врагов Космических Волков. Виновен ли варп в том, что эта черта стала доминирующей? Ультрамарин постоянно видел ее примеры даже среди членов экипажа, порой проявлявших настоящую одержимость. В последнее время пришлось удвоить численность вооруженных патрулей, и они постоянно несли потери из-за влияния варпа даже под защитой поля Геллера, окружавшего «Гневный».
На корабле было зарегистрировано семнадцать смертей, приписанных воздействию Имматериума, и это уже после побоища, учиненного в отсеке лэнс-излучателей, который в тот же день закрыли наглухо. Все равно полученные повреждения вывели из строя всю батарею, и на «Гневном» ни у кого не было желания посещать этот залитый кровью ангар. Самоубийства и несчастные случаи стали обычным делом, один рабочий был даже убит, и виновника так и не нашли. Экипаж корабля все сильнее охватывал массовый психоз, наведенный варпом.
«Яростная бездна» ничем не проявляла своего присутствия. Несущие Слово продолжали путь по Эмпирею, не возражая против преследования «Гневного». Затишье тревожило Цеста — оно всегда предвещало беду.
Резкий удар сбоку по голове заставил капитана Ультрамаринов поморщиться от боли и прервать размышления.
— Ты, кажется, чем-то озабочен, — произнес стоявший напротив него в боевой позиции Сафракс.
Ловко вертя в пальцах дубинку, он стал обходить Цеста.
Двое Астартес, одетые в тренировочные брюки и свободные рубашки, сошлись лицом к лицу в одном из спортивных залов корабля для проведения ежедневных занятий с оружием. На данном этапе они использовали боевые дубинки.
Тело Цеста уже и так покрылось синяками и ссадинами от десятков точных ударов его знаменосца. Сафракс был прав: его мысли были далеко отсюда, все еще в яме для поединков, в схватке с Бриннгаром.
— Может, перейдем к следующему этапу? — предложил Сафракс, показывая на пару мечей в зажимах сервитора-оружейника, на корпусе которого, словно на стеллаже, разместились самые разнообразные образцы клинков.
Цест покачал головой и жестом дал понять, что с него хватит.
— На сегодня достаточно, — сказал он, опуская дубинку и протягивая руку за полотенцем, предлагаемым служителем, чтобы вытереть вспотевшие плечи и шею.
