— Хорошо, — сказал он совершенно серьезным тоном. — Идите за мной, и я покажу вам дракона.
Симеон и его угрожающего вида сервитор вывели друзей из лаборатории через темный проход в дальнем углу зала, и группа очутилась в извилистом тоннеле. Вскоре сумрак сменился неярким светом, который словно исходил от стен.
Поверхность скал здесь тоже была гладкой, но непохожей на расплавленное стекло. Казалось, стены состояли из чистейшего серебра. Адепт Симеон уверенно вел их по запутанному лабиринту бесконечных тоннелей, поворачивая вроде бы наугад, но упорно отказывался отвечать на любые вопросы.
Зуше подергал Далию за рукав.
— Не знаю, куда он нас заведет, но не забывай, о чем мы говорили в маглеве, — предостерег он ее.
— О чем это ты? — спросил Какстон.
— Ни о чем, — ответила Далия. — У Зуше приступ паранойи.
— У меня паранойя?! — возмутился Зуше. — Напомни мне об этом, когда дракон начнет тебя заглатывать, Далия. Вот тогда и посмотрим, у кого из нас паранойя.
В конце концов Симеон вывел их на уступ, нависший над просторной, сверкающей серебром пещерой — такой большой, что Далия вспомнила о полом ядре планеты. Это было самое огромное ограниченное стенами помещение, какое каждый из них видел или мог себе представить. Пещера простиралась под ними и над ними, а округлые мерцающие стены расходились в обе стороны, словно самый большой из всех существующих амфитеатров.
— Узрите дракона! — крикнул Симеон, подойдя к деревянной кафедре, почти незаметной в силу ее нормальных размеров.
На кафедре лежала толстая книга в потрепанном кожаном переплете, а рядом стояла чернильница с обычным пером.
Далия окинула взором обширное пространство, почти ожидая, что какое-нибудь крылатое существо вот-вот высунется из своего логова.
Потом обернулась к друзьям, но Ро-Мю 31 и Какстон ответили ей одинаково изумленными взглядами. Северина тем временем с отсутствующим видом прошла к самому краю выступа, на котором они стояли.
— Осторожнее, Северина, — предупредил ее Зуше и заглянул вниз. — До дна очень далеко.
— Это место кажется мне… странным, — сказала Северина, и ее дрогнувший голос выдал сильнейшее беспокойство. — Кто-нибудь еще чувствует это?
Далия увидела, что Северина, часто моргая и качая головой, словно пытаясь избавиться от тревожных мыслей, смотрит в даль огромной пещеры.
— Если где-то здесь прикован дракон, я думаю, это место должно быть странным, — сказала Далия.
Она прищурилась, разглядывая далекие стены, но их мерцание не позволяло сфокусировать взгляд.
— Нет, — настаивала Северина, указывая здоровой рукой на блестевшие серебром стены и потолок. — Дело не только в этом. Углы… и перспектива… они неправильные. Смотрите!
И вдруг, как будто слова Северины что-то изменили в пещере, все дружно вскрикнули. Невероятность геометрии, прежде ускользавшая от слабого человеческого зрения, вдруг обнаружилась каким-то странным и пугающим образом.
Далия растерянно заморгала и, покачнувшись от внезапного приступа головокружения, схватилась за руку Ро-Мю 31. Хоть зрение и утверждало, что стены пещеры невероятно далеки, мозг был не в состоянии свести воедино зрительный образ и работу мысли.
Углы и пропорции исказились до безумия. Расстояние оказалось несущественным, а перспектива обманчивой. Все правила нормального состояния в одно мгновение были вывернуты наизнанку, и ужасная, искаженная реальность опрокинула понятия о естественном порядке Вселенной. Пещера словно пульсировала одновременно во всех направлениях, самым невероятным образом, двигаясь так, как никогда не могли двигаться скалы.
Но дело было не только в пещере. Все пространство в целом, стены и потолок, воздух между ними до самой последней молекулы стали частью обширного интеллекта существа или сооружения, обладающего древнейшей злобой и феноменальной первобытной силой. Как это могло быть? Подобное явление не имело названия, поскольку что могло значить имя для существа, которое создавало целые цивилизации, а потом уничтожало их по своей прихоти? Оно существовало в Галактике за миллионы лет до того, как Человечество стало дыханием на губах Создателя, оно испивало сердца звезд и было объектом поклонения в миллионах галактик.
Оно было одновременно везде и нигде. Оно было всемогущим и одновременно плененным.
Ошеломляющий ужас самого его существования грозил расколоть мозг Далии, и она в отчаянии уставилась на свои ноги, пытаясь убедиться, что законы перспективы еще действуют, хотя бы в отношении ее тела. Перед лицом этой бесконечной невероятности ее собственное существование не имело ни малейшего значения, но она сознавала, что только малыми победами в состоянии удержать свой распадающийся разум.
— Нет, — прошептала она, ощущая, как ускользают остатки представлений о трехмерном пространстве, когда увидела, что ступни отдалились в бесконечность.
Усилившееся головокружение лишило ее последних сил, и Далия упала на колени, а взгляд охватывал все новые и новые дали, и пещера стала казаться огромной, как Вселенная, и в то же самое время сжатой в одну точку.
Сознание не могло устоять перед исказившейся реальностью, и мозг Далии отказывался воспринимать ощущения, передаваемые органами зрения.
Чья-то рука дернула ее за одежду, и Далия увидела перед собой покрытое морщинами серьезное лицо Зуше. Едва не задохнувшись, она вдруг ощутила, как зрение снова сфокусировалось, как будто коренастый механик стал надежным якорем в океане безумия.
— Не смотри туда, — предостерег ее Зуше. — Не отводи от меня взгляд!
Далия кивнула. Она словно оцепенела от вида искаженных углов и безусловной неправильности стен пещеры и от того, что они скрывали. Как же она не заметила всего этого раньше? Или ее чувствам потребовалось время, чтобы обработать полученную информацию?
Даже осознав извращенную природу своих ощущений, Далия все еще испытывала головокружение и растерянность и потому последовала совету Зуше и сосредоточила внимание на его хорошо знакомом лице.
Закрыв глаза, она сделала несколько глубоких вдохов и после этого смогла подняться на ноги и повернуться к адепту Симеону, все так же стоящему рядом с деревянной кафедрой. Темная фигура адепта и его массивный сервитор стали островком непоколебимой реальности в хаосе ее зрительного восприятия, и чем сильнее она концентрировала внимание на Симеоне, тем успешнее ее мозг справлялся с анархией углов и извращенной геометрией.
За тонкой гранью реальности, установленной ее разумом, Далия еще чувствовала бурлящую мощь безумия, но постаралась прогнать это ощущение в дальний уголок сознания.
Какстон, свернувшись в клубок, лежал на полу, и в уголках его рта показалась пена. Ро-Мю 31, стараясь справиться с безумными видениями, опустился на одно колено, крепко прижал к груди посох-оружие и замер, словно в молитве.
А Северина стояла все на том же месте, на самом краю выступа, и по-прежнему пристально вглядывалась в даль.
— Я поняла, — сказала Далия Симеону. — Дракон… Я не знаю, что это, но знаю, где он.
— В самом деле? — спросил Симеон. — Скажи.
— Эта пещера… и все, что в ней есть… Это он. Или, по крайней мере, его часть.
Симеон кивнул:
— Тюрьма и могила одновременно.
— Как это?
Симеон махнул рукой, приглашая ее подойти к кафедре, и открыл книгу:
— Смотри. Узнавай.
Далия неуверенными шагами приблизилась к адепту. Странное чувство неизбежности охватило ее, как и во время поездки на маглеве. Далия почувствовала уверенность, что она должна это сделать и вся ее жизнь была подготовкой к этому моменту.
Она подошла к кафедре и заглянула в книгу, но страницы были заполнены мелким, сжатым почерком безумца, которому не хватает места, чтобы записать все, что он хочет высказать. Слова, написанные на устаревшем наречии, да еще так тесно, не имели смысла.
Далия только собралась сказать Симеону, что не в состоянии разобрать ни слова, как адепт наклонился над книгой, железной хваткой вцепился в руки Далии, и страницы вдруг зашелестели, начав переворачиваться.
