— Помните начало этой истории? — спросил он. — Помните, что сказал Император о звездах? Не наделай ошибок, и они станут нашими.

Прежде чем продолжить, Хорус еще дважды откусил от плода, выбросил косточку и проглотил мякоть.

— Сангвиний, мой дорогой брат, прав, поскольку он всегда был моей совестью.

Сангвиний пожал плечами, что выглядело довольно странно для человека со сложенными за спиной крыльями.

— Не наделай ошибок, — повторил Хорус. — Мы посетили три мира. Не наделай ошибок. Я стал Воителем по декрету Императора и не могу его подвести. Я не могу допускать ошибок.

— Сэр? — осмелился усомниться Аксиманд.

— После Улланора, малыш, я допустил две ошибки. Или частично допустил, но этого достаточно, поскольку вся ответственность за промахи экспедиции в конечном счете ложится на меня.

— Какие ошибки? — спросил Локен.

— Ошибки. Или недопонимание. — Хорус задумчиво почесал бровь. — Шестьдесят Три Девятнадцать. Наше первое предприятие. Первое для меня после избрания Воителем. Как много крови было там пролито из-за недопонимания. Мы неверно истолковали знаки и дорого за это заплатили. Бедный, дорогой Сеянус. Мне до сих пор его не хватает. Вся та война, даже тот кошмар в горах, в котором тебе пришлось участвовать, Гарвель… все это результат ошибки. Я мог бы справиться другими способами. Шестьдесят Три Девятнадцать можно было привести к Согласию без кровопролития.

— Нет, сэр, — решительно возразил Локен, — они были слишком упорны в своих заблуждениях, и все их действия были направлены против нас. Мы не могли бы достигнуть Согласия без войны.

Хорус покачал головой.

— Ты добрый малый, Гарвель, но ты ошибаешься. Были и другие пути. Должны быть другие пути. Я должен был отыскать способ обратить общество этого мира без единого выстрела. Император так бы и поступил.

— Я не верю, что он смог бы это сделать, — сказал Аксиманд.

— А потом эта Убийца, — продолжал Воитель, игнорируя замечание Маленького Хоруса. — Или Паучье Царство, как называют его интерексы. Напомни, как оно звучит на их наречии?

— Уризарах, — услужливо подсказал Сангвиний. — Но мне кажется, слово имеет значение только в сочетании с соответствующим мелодичным сопровождением.

— Значит, обойдемся Паучьим Царством, — сказал Хорус. — Зачем мы попусту теряли здесь время? Каких ошибок наделали? Интерексы оставили нам предупреждение, чтобы мы не вмешивались, а мы не обратили на него внимания. Запретный мир, убежище для покоренных ими существ, и мы вломились прямо в него.

— Но мы же не знали, — заметил Сангвиний.

— Должны были знать! — резко бросил Хорус.

— В этом тоже лежит противоречие между нашими философиями, — сказал Аксиманд. — Мы не можем терпеть существование чужой злобной расы. А интерексы покорили их, но отказались от уничтожения. Вместо этого лишили возможности совершать космические перелеты и сослали в мир-тюрьму.

— Мы уничтожаем, — согласился Хорус. — А они нашли способ избежать крайних мер. И какой из этих двух путей более гуманный?

Аксиманд вскочил на ноги.

— В этом отношении я полностью поддерживаю Эзекиля. Терпимость говорит о слабости. Интерексы достойны восхищения, но они проявляют благородство и всепрощение по отношению к ксеносам, которые не заслуживают пощады.

— Это принесло свои плоды и научило жить в согласии, — заметил Хорус. — Они научили кинебрахов…

— Вот еще один прекрасный пример! — воскликнул Аксиманд. — Кинебрахи. Они принимают их как часть своего общества.

— Я не стану принимать еще одно скоропалительное решение, — заявил Хорус— Я и так принял их слишком много. Еще несколько ошибок, и мой титул Воителя станет синонимом глупости. Я попытаюсь понять интерексов, узнать их и извлечь из этого выгоду, а уж потом буду решать, как далеко они зашли. Они отличные ребята. Возможно, вместо того, чтобы воевать, мы сможем кое-чему научиться.

Привыкнуть к музыке было довольно трудно. Иногда она звучала громко и торжественно, особенно когда вступали музыканты-метурги, иногда опускалась до шепота, еле слышного жужжания или звона, но ни на мгновение не умолкала полностью. Интерексы называли музыку ариями, и она была главной составляющей их общения. Конечно, они использовали и слова; их разговорный язык представлял собой сильно измененный человеческий диалект, более близкий к основному наречию Терры, чем язык Хтонии, но интерексы давным-давно пользовались ариями в качестве аккомпанемента или средства усиления эмоциональности речи, а также в качестве средства перевода.

Во время перехода летописцы постарались досконально изучить арии, но так и не смогли подобрать им исчерпывающее определение. По своей сути они представляли собой разновидность высшей математики, универсальную константу, преодолевающую все лингвистические барьеры, но математические структуры выражались особыми мелодическими и гармоническими кодами, которые нетренированным ухом воспринимались как музыка. Цепочки сложных мелодий служили фоном для всех посланий интерексов, а когда они разговаривали между собой, один на один, было принято сопровождать речь игрой одного или двух метургов. Музыканты-метурги служили переводчиками и посланниками. Эти высокие, как и все представители интерексов, люди носили длинные накидки из блестящего зеленого волокна, украшенные тонким золотым кантом. Благодаря вмешательству хирургов и генетиков их уши были значительно увеличены и оттопырены, что придавало им сходство с летучими мышами или другими ночными животными. Комм-линк — аналог вокс-связи — был вплетен в край высокого воротника накидки, и каждый метург нес на груди инструмент. Это было устройство из усилителей, свернутых в кольцо трубок и нескольких клавиш-ключей, на которых обычно покоились пальцы метургов. Из верхнего края инструмента поднимался выгнутый, наподобие лебединой шеи, мундштук, так что каждый музыкант мог дуть в него, жужжать или петь.

Первая встреча между представителями Империума и интерексами проходила сдержанно и официально. На борт «Духа мщения» в сопровождении метургов и солдат поднялись посланники. Все они были одинаково красивыми и стройными, с внимательными, пронизывающими взглядами, короткими стрижками и замысловатыми дерматоглифами, украшавшими левую или правую половину лиц. Локен подозревал, что это были перманентные татуировки. Все посланники были одеты в накидки длиной до коленей, сшитые из бледно-голубой мягкой ткани, а под ней виднелись облегающие костюмы из того же блестящего волокна, что и накидки музыкантов-метургов.

Солдаты производили более сильное впечатление. Вместе с офицерами их высадилось с катера около пяти десятков. Военные обладали более высоким ростом, чем посланники, и с ног до головы были облачены в металлические доспехи из полированного серебра с изумрудно-зелеными и ярко-алыми нашивками. Доспехи имели изящные очертания и плотно прилегали к телу, не то, что массивная пластинчатая броня Астартес. Солдаты — гливы и сагиттары, как позже узнал Локен, — обладали почти таким же ростом, как и Астартес, но по сравнению с гигантами-космодесантниками были гораздо стройнее и казались еще тоньше из-за облегающих доспехов. Абаддон при первой же встрече шепотом выразил сомнение в том, что тонкая броня интерексов способна выдержать даже легкий щелчок.

Вооружение гостей вызвало еще больше замечаний. У большей части солдат ножны с мечами висели на спине. Некоторые — гливы — несли в руках длинные копья с большими шарами противовесов на рукоятках. Другие — сагиттары — шли с изогнутыми луками, изготовленными из темного металла, а на правом бедре у них висели пучки неоперенных стрел.

— Луки? — прошептал Торгаддон. — Вот это да! Они ошеломляют нас мощью и величиной своих кораблей, а потом являются на борт с луками?

— Может, это церемониальное оружие, — предположил Аксиманд.

Офицерские доспехи были отмечены зазубренными полукруглыми гребнями, идущими через весь шлем. Визоры прилегающих к голове шлемов все выглядели одинаково: металлический каркас повторял линию лба, скул и носа, а глаза скрывались за прозрачными овальными вставками с голубоватой подсветкой. Защитная пластина для рта и подбородка у них выдавалась вперед, словно упрямая челюсть, и к ней крепилось устройство связи.