Губы послушницы сжались. Она отчаянно мечтала о том дне, когда ни единого слова более не сорвется с них, но ей только что ясно дали понять, что это случится не сегодня. И чувства, всколыхнувшие ее при этом, заставили девушку осознать, что до принесения Клятвы Безмятежности ей еще очень далеко.
— Сестра Амендера, — заговорила она, и ее шепот, сколь бы тихим он ни был, прокатился эхом по всему необъятному залу Санктум Афонориум, — чем могу вам служить?
Ладонь Кендел легла на пояс из алой кожи, и пальцы наставницы затеребили его; прослужив уже несколько месяцев в качестве адъютанта Рыцаря Забвения, Лейлани хорошо знала этот жест. Наставница собиралась с мыслями, выстраивая их в стройные ряды так же, как готовила к бою своих Охотниц на ведьм. Послушница была готова поверить, что Амендера за всю жизнь не приняла ни единого необдуманного решения.
«Тебя продолжают мучить сомнения». Рыцарь изъяснялась на мыслезнаке, одном из языков жестов, используемых Сестрами Безмолвия. Обладая не очень объемистым словарем, он был весьма изящен, позволял работать с наиболее запутанными и важными логическими построениями и был куда более утонченным, нежели размашистый, резкий боезнак — командный язык, применяемый Сестрами во время военных действий. Очень многие жестикуляции Кендел просто невозможно было бы перевести на имперский готик. В мыслезнаке использовались такие смысловые оттенки, что их не смог бы передать ни один другой человеческий диалект, и, вынужденная отвечать голосом, Лейлани ощущала себя калекой.
— Вы правы, — признала она. — Мне трудно смириться с теми новостями, что приходят с внешней границы.
Слова торопливо срывались с ее губ и разносились тихим эхом вдоль изгиба стальных стен зала для медитаций. Послушница почувствовала себя еще более неловко оттого, что разговаривала вслух в этом священном месте. «Аэрия Глорис», как и все прочие суда, составлявшие флот Дивизио Астра Телепатика, был оборудован афонориями — просторными помещениями, где были установлены машины, подавляющие посторонние звуки и создающие некое подобие абсолютной тишины. И нарушение ее казалось неприличным, святотатственным, но сестра Амендера, видимо, даже не собиралась препроводить свою ученицу в соседнюю комнату, скрытую за черным занавесом, богато украшенным золотой вышивкой.
Не было ли это таким же испытанием, как и тот ритуальный вопрос? Вполне вероятно. Когда Лейлани оказалась под началом Кендел, та ясно дала понять, что возлагает большие надежды на свою юную ученицу, и уже не в первый раз послушница гадала, найдет ли в ней Амендера то, чего ожидает.
— То, чему мы стали свидетелями в Цитадели Сомнус, — продолжала Лейлани, — этот… это существо, которое привез «Эйзенштейн» с Исстваана. — Послушница покачала головой, вспомнив о мутировавшем Астартес, начавшем волнения в орбитальной цитадели Сестринства; этот человек стал непостижимой, отвратительной карикатурой на прежнего верного воина Императора. — Госпожа, я постоянно думаю о нем, и из-за этого мне становится трудно сосредоточиться на работе. — Она опустила взгляд к стальной палубе. — Все эти слухи о предателях, о Ереси. И Хорус…
Имя Воителя, слетевшее с ее губ, казалось, прозвучало громче выстрела. Прервавшись на полуслове, послушница вновь посмотрела на наставницу.
Кендел кивнула.
«Нам всем очень трудно принять весть о его предательстве. И я бы солгала, если бы сказала, что хоть кто-то из Сестер остался безразличен к этой ужасной двуличности».
— Случившееся украло мой покой, — призналась Лейлани. — Все время думаю о тех замечательных людях, о благородных Астартес, с которыми столь часто сражались бок о бок… и тут вдруг узнаю о чудовищной лжи, просочившейся в их ряды… — Девушка поежилась. — Астартес и примархи, можно сказать, приходятся родней самому Императору Человечества, и если уж их терзают подобные разногласия, то… — У сестры-послушницы пересохло во рту, когда она набиралась смелости закончить фразу. — Госпожа, что если этот кошмар уже постиг и Сестринство?
Наставница отвела взгляд.
«Я прежде об этом не упоминала, — жестикулировала она, — но мне как-то раз довелось повстречаться с ним, с Воителем. Он именно таков, каким его описывают. И если он и в самом деле отверг власть Терры, то будет сражаться, пока остается с кем воевать или пока его не настигнет кара».
Столь открытое признание наставницы странным образом успокоило мысли Лейлани. На службе Сестрам Безмолвия ей пришлось повидать всякое: псайкеров, сходивших с ума из-за прикосновения к тайнам кипящего безумием варпа, людей, чьи тела и разум изменялись до неузнаваемости, и существа, скорее мертвые, нежели живые, обладающие инфернальной психической силой, — но все это были враги, чьи мотивы можно было понять и с чьим существованием как-то удавалось примириться. Но предатели? Чем можно было объяснить их действия? Они жили в величайшую эру в истории Человечества, Галактика легла к их ногам, Великий Крестовый Поход ничто не могло остановить, так почему же столь высокопоставленный деятель, как Воитель Хорус, вздумал разрушить дело Императора, когда триумф был уже близок?
«Кто знает?» — ответила сестра Амендера.
Сестра-послушница покраснела, услышав отголоски эха и осознав, что последнюю мысль произнесла вслух.
Тихий шелест роскошного шелкового занавеса привлек их внимание, и они увидели, как в зал входит Пустая Дева — сестра Фессалия Нортор. Суровое, испещренное шрамами лицо ее было мрачным, и она явно слышала произнесенное послушницей, поскольку отрывисто ответила на боезнаке:
«Казнить Воителя. Предатель. Тогда статус восстания: Ослаблен/В Нарушенном Состоянии. Мятеж будет Прекращен прежде, чем Разрастется/Нанесет Заметный Ущерб».
Нортор бросила на Лейлани тяжелый взгляд, в котором читался явный упрек. Вторая по чину в Штурмовом Кинжале, она нисколько не скрывала своей ненависти к мятежникам Воителя. Ее дыхание с тихим хрипом вырывалось из встроенных в гортань механизмов; там, где у Кендел и Лейлани шею покрывала здоровая кожа, у Пустой Девы блестела металлом аугметика. Вставка из полированной серебристой стали заменяла кусок плоти, утраченный в бою с йоргалли в недрах одного из их «бутылочных миров». Биологи Сестринства заменили протезами не только шею, но и легкие Фессалии. Порой Лейлани даже завидовала ей, ведь Нортор не позволила заменить искусственными аналогами свои голосовые связки, разрушенные кислотной атмосферой, которой дышали ксеносы. Эта женщина стала настолько «молчаливой» Сестрой, насколько только возможно.
— Остается только надеяться, что Воитель осознает всю ошибочность своего выбора, — произнесла Лейлани, но, не успев договорить, поняла, насколько глупа и маловероятна эта надежда.
«Он обязан остановиться. — Нортор сумела немного обуздать свой гнев и перешла на более внятный мыслезнак. — Восстать против Императора? Это же верх безумия! Единственное, чем можно объяснить эту выходку, — банальная зависть к величию его Отца. — Пустая Дева покачала головой. — Или же он и в самом деле сошел с ума».
В словах Фессалии Лейлани услышала отзвук все тех же мыслей, что давно уже гуляли по Сестринству. Одновременно с новостями о восстании стали поступать слухи и о других странных событиях. Приходили известия о стремительном увеличении числа сектантов, поклонявшихся лидеру Человечества. Это казалось совершенно немыслимым; нельзя же молиться тому, кто избрал светский путь развития для своего народа! Но так называемый «Лектицио Дивинитатус» раз за разом всплывал в самых неожиданных местах. Если сказать по правде, послушница находила это учение столь же неприемлемым, сколь и предательство Хоруса. Но хотя Император и не был богом, он был столь могуществен и великолепен, что ошибка тех, кто склонялся перед ним в религиозном восторге, казалась довольно незначительной. С другой стороны, подобные заблуждения простительны для невежественных обитателей отсталых планет, но никак не для образованных граждан Империума.
Обратив внимание на то, что ее заместительница до побеления суставов сжимает планшет, сестра Амендера вопросительно посмотрела на Фессалию. Та едва заметно кивнула и протянула устройство начальнице. Лейлани догадывалась, что именно там содержится, — обновленные указания, поступившие от верховного стратума Сестринства, базирующегося на Луне, полученные напрямую от высших чинов Департаменто Инвестигатес.
