Будущее расплывалось, его затягивала густая пелена, сквозь которую невозможно было разглядеть ничего определенного. Еще пару десятков лет назад сквозь туман Эмпирея просвечивали изломанные линии времени, и Ариман мог определить грядущие события так же ясно, как обычный человек, решивший шагнуть в пропасть, мог представить себе последствия этого шага.

Сейчас потоки Великого Океана оставались для него непостижимыми, как была непостижима для мореплавателей древности обратная сторона земного шара. Ариман ощутил, как разрушается концентрация внимания и раздражение от неспособности увидеть будущее грозит уничтожить его самообладание. Сосредоточенность, этот ключ, открывающий многие двери, была основой основ для каждого из Тысячи Сынов и способом постижения великих тайн.

Досадуя на самого себя, Ариман тряхнул головой, открыл глаза и поднялся на ноги. Для предстоящей встречи он отказался от доспехов и остался в темно-красном одеянии с широким кожаным поясом, с которого свисала связка бронзовых ключей.

У входа в шатер в боевых доспехах стоял Собек, и Ариман без труда ощутил его недовольство.

— Говори, — приказал он. — Твоя аура тянется ко мне. Говори, и покончим с этим.

— Могу я быть откровенным, мой лорд?

— Я только что сказал тебе именно это, — резко ответил Ариман, но быстро заставил себя успокоиться. — Ты мой Практик, и, если мы не будем чистосердечны друг с другом, ты никогда не достигнешь ранга Философа.

— Мне больно видеть, что ты наказан, — сказал Собек. — Задача обучать смертного великим таинствам недостойна такого, как ты.

— Наказан? — переспросил Ариман. — Так вот как ты это воспринимаешь!

— А как же еще это можно понять?

— Примарх доверил мне ответственное задание, и это только первая его фаза, — пояснил Ариман. — Лемюэль Гамон — смертный, и он обладает небольшой силой и еще меньшими знаниями.

Собек пренебрежительно фыркнул:

— Для Двадцать восьмой экспедиции в этом нет ничего необычного.

— Верно, — усмехнулся Ариман. — Но он подобен ребенку, который делает первые шаги, не ведая, что идет вслепую по краю бездны. И я помогу ему преодолеть эту слепоту.

— Но почему?

— Потому что знания могут представлять опасность, если не соблюдать правила. И наш повелитель желает, чтобы я просветил этого смертного, — сказал Ариман. — Или ты сомневаешься в воле Алого Короля?

За десятилетия войны многие сыны Императора заслужили почетные прозвища, как, например, Хорус Луперкаль, примарх Легиона Лунных Волков и любимый сын Императора. Воины Фулгрима звали своего предводителя Фениксийцем, а Первым Легионом командовал Лев. Из всех братьев только Магнуса презрительно называли то Колдуном, то Чародеем…

Но как-то раз Ариман узнал, что летописцы прозвали Магнуса Алым Королем, и не стал возражать.

Собек низко поклонился:

— Ни в коей мере, мой лорд. Лорд Магнус — основатель нашего Легиона, и я ни за что не позволю себе усомниться в его словах.

Ариман кивнул. За полотнищем шатра он уже уловил присутствие Лемюэля Гамона. Среди блистающих огней своих товарищей по Легиону он увидел его ауру — расплывчатую и ненаправленную. Его ореол напоминал осветительные шары — довольно яркие и причиняющие неудобство глазам.

— Снаружи уже ждет Гамон, — сказал Ариман. — Пригласи его в шатер, Собек.

Собек кивнул и, выйдя из шатра, через мгновение вернулся вместе с человеком плотного телосложения, одетым в темно-красный балахон с широкими рукавами и гербом одного из конклавов Нордафрики, вышитым на левой стороне груди. Насколько он помнил, этот герб был символом Сангхи. Ариман отметил, что темный оттенок кожи Лемюэля был вызван вовсе не пребыванием под солнцем Агхору, а запах пота пробивается даже через масло мегалейона[40].

— Добро пожаловать, — произнес Ариман, стараясь придать своему голосу наиболее естественное и плавное звучание. Он указал на коврик рядом с жаровней. — Садись, пожалуйста.

Лемюэль, крепко прижимая к груди потертый блокнот, опустился на коврик, а Собек вышел, оставив их наедине.

Ариман уселся рядом с гостем:

— Меня зовут Азек Ариман, и я главный библиарий Тысячи Сынов.

Лемюэль энергично кивнул.

— Мне известно, кто ты, мой лорд, — сказал он. — И я польщен твоим приглашением.

— Тебе известно, почему я тебя вызвал?

— Признаю, это для меня тайна.

— Я пригласил тебя потому, что ты обладаешь силой, Лемюэль Гамон, — сообщил Ариман. — Ты можешь разглядеть потоки эфира, текущие в этот мир из Великого Океана. Возможно, эти термины тебе не знакомы, но ты понял, о чем я говорю.

Лемюэль, застигнутый врасплох, страшно смутился.

— Мне кажется, ты ошибаешься, мой лорд, — взволнованно произнес он.

Ариман едва не рассмеялся, заметив в его ауре цвета паники.

— Я всего лишь скромный летописец, мой лорд, — умоляющим тоном добавил Лемюэль, подняв свой блокнот.

— Нет, — возразил Ариман. Он наклонился вперед и добавил в свою ауру немного огня. — Ты не тот, за кого себя выдаешь, ты источник магии, ты колдун!

Это был довольно простой прием, рассчитанный на то, чтобы запугать слабый ум. Эффект не заставил себя ждать. От Лемюэля покатились волны страха и вины. Ариман, желая отгородиться от потоков ужаса, поднялся на другой уровень Исчислений.

— Пожалуйста… Я никому не причинял вреда, — взмолился Лемюэль. — Я не колдун, я просто читаю старинные книги. Я не знаю никаких заклинаний, ничего подобного!

— Расслабься, Лемюэль, — усмехнулся Ариман. — Я тебя просто дразнил. Я не такой глупец, чтобы охотиться на колдунов, и позвал тебя вовсе не для того, чтобы обвинять. Я намерен освободить тебя.

— Освободить? — едва отдышавшись, переспросил Лемюэль. — От чего?

— От твоей слепоты и ограниченности, — ответил Ариман. — У тебя есть сила, но ты не знаешь, как с ней обращаться. Я могу показать тебе, как пользоваться тем, что ты уже имеешь, и как с помощью твоей силы увидеть то, чего ты и представить себе не можешь.

Ариман заметил подозрительность в ауре Лемюэля и прикосновением своей силы постарался ее уменьшить, как успокаивают животных ласковыми жестами и словами. У этого человека не было никаких барьеров, его психика была совершенно незащищенной от течений Великого Океана. За одно мгновение контакта Ариман узнал все секреты Лемюэля. В его сердце он обнаружил источник печали, сходный с собственным чувством утраты, и смягчился.

Сила не могла исцелить его от этого горя, и со временем Лемюэль Гамон сам в этом убедится. Но это неприятное открытие может подождать, пока не стоит лишать его надежды.

— Ты очень уязвим и даже сам этого не сознаешь, — негромко сказал Ариман.

— Мой лорд?

— Скажи, что тебе известно о Великом Океане.

— Мне не знаком этот термин.

— О варпе, — подсказал Ариман. — Об Эмпирее.

— А, это… Не слишком много, — признался Лемюэль. Он набрал в грудь воздуха и, словно студент, опасающийся ошибиться, продолжил: — Это какое-то высшее измерение, царство эмоций, в котором космические корабли могут перемещаться быстрее, чем обычно. И благодаря ему происходит общение астротелепатов. Вот, пожалуй, и все.

— Все это верно, но Великий Океан предоставляет гораздо больше возможностей, Лемюэль. Это обитель Изначального Творца и источник энергии, которая движет все и вся. Это отражение нашей Вселенной, и мы сами суть его отражение. Все, что существует в одном мире, затрагивает и мир иной. И как всякий земной океан, он не лишен хищников. Твой разум, хотя и весьма неотточенный, ярким маяком притягивает к себе тех, кто рыщет в глубинах Великого Океана. Если бы я позволил тебе бесконтрольно применить твою силу, ты уже погиб бы.

Лемюэль судорожно сглотнул и положил на пол свой блокнот.

— Я представления не имел… — пробормотал он. — То есть я думал… Нет, я не знаю, что я думал. Я просто понял, что могу обращаться к участкам мозга, недоступным большинству смертных. Я видел свечение вокруг людей, их ауры, и научился их читать, понимать, что испытывают эти люди. Это верно?