Некоторые даже заявляли, будто историями об измене Хоруса просто испытывали их решительность, что слухи распространяет сам примарх, чтобы увидеть, кто из них достаточно смел и отважен, чтобы стать легионером. Последняя, самая незначительная группа нудила о том, что после затишья, последовавшего за уходом Бранна, обычная процедура набора изменилась и что просто начинается новый этап тренировок. Подобные заявления Навар, конечно же, не воспринимал всерьез — хотя Хеф знал, что был способным бойцом и в физическом отношении превосходил любого другого парня с Освобождения, ему было всего десять терранских лет, и он вместе с остальными считался слишком молодым для начала процесса усовершенствования.

То, что Коракс решил обратиться к ним лично, лишь укрепило Навара во мнении, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Он тут же отбросил праздные мысли, стоило примарху открыть рот. Коракс говорил тихо, но уверенно, голос был наполнен убежденностью и властностью. Его невозможно было не слушать, и Навар тут же позабыл обо всех слухах и перешептываниях.

— Вы доказали свою исключительность, доказали, что вы — лучшие и самые яркие из всех, кого может предложить человечество, — начал Коракс. — Каждое новое поколение Гвардейцев Ворона является хранителем традиций легиона, это будущие воины Императора. Но те, кто здесь собрался, станут кем-то большим. Вы воплотите образец Гвардейца Ворона и идеалы Освобождения, как никто прежде. Вскоре вы будете легионерами и должны гордиться этим. Но также вам предстоит взвалить на себя бремя, которого до вас не несло ни одно поколение.

Коракс облокотился на стальные перила и, закрыв глаза, склонил голову. Когда он вновь посмотрел на них, Навар едва не утонул в бездонной черноте его глаз. Коракс продолжил, и благоговение в мальчике сменилось ужасом.

— Большая часть того, что вы слышали за прошедшие дни, — правда. Воитель, Хорус Луперкаль, предал Императора. Гвардия Ворона понесла тяжелые потери, и наша численность сильно сократилась. Вы станете первыми легионерами, с которых начнется наше возрождение, первым поколением, что будет сражаться во имя восстановления попранной славы. Ныне опасное время, не виданное ранее в истории легиона. Вас испытают, физически и духовно, как ни одного легионера до этого.

Примарх просветлел лицом, и показалось, будто вместе с ним засиял сам зал.

— Поверьте, вы не провалите испытаний. Ваша решимость и отвага не подведут вас. Став новициатами, вы уже доказали, что достойны нести знак Гвардии Ворона. Несведущие могут разглядеть лишь юные лица и неопытные сердца, но они не видят того, что вижу я. Я вижу в вас ту же доблесть и честь, что и в юношах и девушках, сражавшихся вместе со мной за освобождение Ликея. Они — тот пример, к которому вы должны стремиться, пример, который вы должны превзойти. Если не верите мне, то посмотрите на старину Бранна. Я помню его еще младенцем, тянущимся к материнской груди!

Навар рассмеялся вместе с остальными; мысль о том, что седовласый командор когда-то был ребенком, одновременно развеселила и смутила его. Лицо Коракса вновь помрачнело, и смех моментально стих.

— Испытания начнутся немедленно. Во время испытаний ваши настойчивость, выносливость и ответственность будут проверены самым тщательным образом, но это лишь небольшая разминка перед настоящими трудностями, ожидающими вас. Вы будете сражаться как Гвардия Ворона. Вы будете становиться сильнее. — Коракс воздел кулак. — Я приветствую вас, рекруты Гвардии Ворона! Ваш транспорт ждет! Вы покидаете Шпиль Воронов новициатами, а вернетесь уже истинными Астартес!

— За Императора и легион! — воскликнул Бранн, повторив жест лорда.

— За Императора и легион! — закричал Навар вместе с остальными рекрутами, подняв кулак как можно выше и стараясь, чтобы его голос звучал как можно мужественнее.

Есть время для скрытности, но есть и время для насилия. С момента прибытия на Киавар Омегон использовал исключительно первое, но когда голова часового треснула в его пальцах, он испытал облегчение, едва ли не радость. Стряхнув с перчаток вязкое мозговое вещество и осколки черепа, Омегон переступил через дергающееся тело, а Руфан с Алиасом остановились, чтобы подобрать его. Альфа-Легионеры без лишних слов подняли труп и небрежно бросили останки в химический отстойник. Ядовитая жидкость забулькала и извергла метан, когда в нее погрузилось тело.

Заляпанными кровью пальцами Омегон рванул прутья решетки сточного канала, изъеденный ржавчиной металл испачкал ладони. Развернувшись, примарх боком пролез в трубу, которая едва вмещала его бронированное тело. По дну рокритового канала сочилась тонкая струйка стоков, вонючая, но не представлявшая для Омегона опасности.

Алый свет, льющийся снаружи, здесь был слабым и тусклым. Омегон активировал фонари доспехов, из мощных излучателей вокруг его глазных линз вырвались два конуса желтоватого света. Трое воинов Альфа-Легиона осторожно направились вглубь, звук шагов глушился подошвами из похожего на резину материала. Наконец, пройдя сорок метров по постепенно поднимающемуся каналу, они остановились у следующей решетки. С новой преградой у Омегона возникло затруднений не больше, чем с первой, и спустя пару секунд он вошел в расположенную за ней комнату.

Комната была шестиугольной, потолок находился чуть выше, чем примарх мог дотянуться кончиками пальцев, пол покрывал тонкий слой химических отходов, который беспрерывно пополнялся из труб, расположенных в каждой стене. Посмотрев вверх, Омегон удовлетворенно заметил, что информация Арманда Элоки оказалась верной, — прямо в центре потолка был виден круглый люк. Здание некогда принадлежало гильдии Элоки, но теперь Механикум превратили его в переговорную станцию.

Алиас и Руфан приподняли Омегона, чтобы тот смог дотянуться до ржавого колеса. Оказав небольшое сопротивление, оно вскоре поддалось и легко завертелось в руках примарха. Наконец щелчок указал на то, что замок открылся. Омегон приподнял крышку, взялся за края люка и подтянулся, наплечники при этом заскрежетали о металл. Присев, Омегон оглянулся и полез в указанную Элоки сторону, пока двое воинов забирались следом за ним.

— Резак, — приказал Омегон и, не оглядываясь, протянул руку.

Руфан снял с пояса инструмент и вложил в ладонь Омегона. Резак походил на тупоносый пистолет, но вместо магазина в нем были установлены два газовых баллона. Открутив клапан, Омегон нажал спусковой крючок, и из дула хлынуло белое пламя. Примарх поднял инструмент и описал им на металлическом потолке неполный круг. После этого он выключил резак и отдал его Руфану.

Отодвинувшись на пару шагов, чтобы освободить себе больше места, Омегон лег на спину и ударил по потолку ногами. Металлический круг отлетел и с грохотом упал на пол этажом выше. Примарх поднялся на ноги и проверил небольшой альков, в который они проникли. Из десятков контуров и переключателей вилось и перекрещивалось множество проводов. За пару секунд примарх проанализировал конфигурацию и составил план действий. Не было такой системы связи, к которой он не смог бы получить доступ, а даже по стандартам Механикус содержимое алькова считалось грубой поделкой.

Открыв панель на правом наруче, Омегон вытянул пару проводов и вставил их в нужные разъемы. Затем он активировал собственную систему связи и быстро просканировал частоты, пока не засек требуемый сигнал. Настойчивый писк в ухе усилился, и примарх оглянулся по сторонам, после чего переставил и заменил несколько реле, чтобы получить четкий сигнал. Установленные на крыше тарелки развернулись, нацелившись на Освобождение.

— Код «Эффрит», гидра-семь-омега, — проскрежетал искусственный голос.

Взяв приемник, примарх улыбнулся — услышанные слова подтвердили то, на что он так надеялся. По крайней мере одному легионеру удалось внедриться в Гвардию Ворона.

— Доступ к криптоканалу, тхеру гаили нурун, — произнес Омегон. Слова представляли собой бессмысленный набор звуков, понятный только близнецам-примархам. — Гаион сакрит кесс.