— Он переносить нас в Полый Холм. Там вы взять корабль, и мы лететь к ваш правитель.

— Да, конечно, но Атрокса… — девушка почувствовала укол совести. Не только от того, что бросила боевого товарища. Но и потому, что уже не ощущала ее в Силе. Лишь горечь утраты…

— Она умереть, — безапелляционно произнес Тифон. — Небожитель не оставлять противящихся жить. Они хотеть ломать наша защита. Они преуспеть. Мы должны бежать и рассказать правда.

— Да-да, конечно, — пробормотала твилека. Да уж, этому рассказу Император будет «очень рад».

В отношении Осеона есть всего два примечательных факта.

Факт первый — здесь постоянный праздник. Не проходит ни дня, когда бы местные не предавались кутежу и пьянству. Азартным играм. Небеса Осеона всегда полны фейерверков и звездолетов состоятельных разумных, прилетевших сюда потратить на развлечения за пару дней поистине неприличные суммы, эквивалентные бюджетам некоторых преуспевающих миров.

Факт второй — большая часть местного населения давно уже преодолело возраст, в котором любые адекватные разумные обзаводятся потомством. Но тем не менее, существует одно событие, которое повышает рождаемость в этой звездной системе в десятки раз.

Пик появления на свет различного рода полукровок и детей фестивалей приходится аккуратно через девять месяцев после такого события, как Огненный ветер. Аномалия — бушующая радиация, выжигающая все живое в межпланетном пространстве — корабли, электронику, живых существ, надолго приковывает разумных к планетам. И после изрядной доли спиртного, запрещенных веществ и просто от скуки, разумные лишаются остатков мнимого приличия, совокупляясь там, где их застанет зов природы.

Билли уже отклонил — минимум — сто четыре предложения о ничего незначащих мимолетных половых связях с женщинами (и что странно — мужчины тоже себя предлагали, отчего у Кидда едва не случился когнитивный диссонанс, отягощенный психической травмой из-за пробела в сексуальном воспитании) различной красоты, расы, вида, вероисповедания. Как ни странно, больше всего в деле совращения простого паренька с Татуина проявляли активность тридцать три монахини из какой-то секты, свято верующие в то, что можно и нужно верить как в высшее существо в мужика, которого соплеменники прибили к дюрасталевому кресту и оставили загорать в короне звезды. Якобы после смерти (третьей или пятой по счету) этот человек стал обладать сверхъестественной силой и ему постоянно молились, прося искупления в своих грехах. Как мертвый мужик мог помочь очистить похотливые души монахинь, Билли не смог сообразить. Но вежливо посоветовал им всем убираться и удовлетворять себя углошлифовальной машинкой с подключенным алмазным диском для резки бескара, коли похоть заставляет их вешаться на первого встречного. Монахини отказу рады не были, поэтому пришлось угрожать удовлетворить каждую, кто приблизится к нему, с помощью выстрела из бластера прямиком в матку. Полсотни похотливых служительниц церкви после этого мгновенно отвалили, а вот оставшимся пришлось стрелять поверх голов, потому как они с чего-то решили, что соединение тибанны и яйцеклетки внутри их верного религии организма обязательно породит сверхчеловека.

Вдвойне этот момент становится пикантен, если припомнить факт, что все те монахини проповедуют целомудренность и воздержание до брака. Как все это согласуется с тем, что женский организм имеет своеобразный опознавательный знак, указывающий мужчине, овладевающему женщиной, первый ли он у нее, или в прошлом через эту рогатку промаршировала армия республиканских пехотинцев в полной выкладке с тяжелым вооружением и танками, Билли тоже понять не мог. На его взгляд — подобного рода развлечения и целомудренность — взаимоисключающие параграфы. Но то ли эти монахини нашли способ восстанавливать целостность того самого природного детектора и мило хлопать глазами перед своим избранником, говоря о том, что он все же первый (и в этот момент вспоминать всех тех, кто ее драл на Осеоне — и не обязательно, что это были мужчины, некоторые монахини вполне благоволили парнокопытным, а одна даже заигрывала с бантой), то ли избранники их столь скудоумны, что о подобной особенности женского организма не знают.

Так или иначе, но сам бы Билли никогда и ни за что бы не согласился вступить в половую связь в подобном месте. Даже если бы это была звезда «Галактаграмма», умолявшая его на коленях.

Похоть — это страшное дело. Сперва вот так веселишься бездумно, а как закончилось веселье — смотришь, а штуцер у тебя покраснел, почернел и отвалился.

Впрочем, так или иначе, но Осеон остался позади.

Теперь курс «Синей конфетки» — грузовоза, который использовался в качестве звездолета прикрытия — лежал подальше от планет системы Осеон.

В астероидное поле.

— Знаешь, я никогда не вернусь больше на эту планету, — доверительно произнес Билли, обращаясь к напарнику. — Весь этот разврат, похоть, богатая и сытая жизнь, праздники каждый день…

— Что, слишком мелко для тебя? — усмехнулся Кэд.

— Нет, — скривился Билли. — Боюсь, что захочу присоединиться. Эх, видел бы ты там парочку аристократок с Набу…

Дурос негромко выругался.

— Малой, завязывай ты с такими разговорами, — посоветовал дурос.

— Почему? — обиделся Билли. — Мы же просто беседуем.

— Да, беседуем, — согласился Бейн. — Но, во-первых, от ностальгических бесед до действия — одна струйка слюны, пущенная на доступную бабищу. Во-вторых — у тебя прекрасная жена, которая сделала тебя же номинальным правителем целой, мать ее, планеты. А в-третьих…

— Есть еще и в-третьих? — насторожился Кидд.

— Есть еще и в-четвертых, в-пятых и так далее, — поделился Кэд. — Но главнее всего именно «в-третьих». А заключается оно в том, что такие приключения не проходят даром.

— Говоришь так, будто имел подобный опыт, — подозрительно произнес имперский агент.

— Да, имел, — сухо произнес дурос. — Это было на Нар-Шаддаа, лет пятнадцать — двадцать назад. Я был помоложе, кровь кипела. Как раз еще и жирный заказ получил. Решил как следует это дело отметить в борделе с зелтронками и твилечками.

— Звучит как начало охрененной истории, — Билли с наслаждением приготовился слушать, закинув ноги на приборную панель.

— Ничего там охрененного нет, — мрачно произнес Бейн. — Заведение проверенное, все бабы чистые — и наперебой твердят об этом. А я еще под спайсом был… В общем — поверил им.

— Поверил шлюхам, что они чистые? — округлил глаза Билли.

— Прикинь, — нейтральным голосом произнес Кэд. — В общем, кутил пару дней. Потом отправился на другую планету, что-то мне поплохело, пошел к местному докторишке, он меня чуть на аминокислоты не разложил, собирая анализы.

— Чую, дело кончилось бедой, — сочувствующе произнес Билли.

— Ага, — кивком Бейн подтвердил самые опасные предположения коллеги. — Раттатакский мошоночный герпис с альдераанскими хламидиями. И словно мне этого было мало — гаморреанский сифилис.

— Мать твою, — Билли вскочил в кокпите. — Бейн, мы же едим с одной посуды!

— Это было почти двадцать лет назад, малой, — примирительно произнес дурос. — Тем более, я вылечился.

— Не заливай! — попросил Кидд. — От гаморреанского сифилиса части тела отваливаются и…

— А ты думаешь, где я потерял свой нос? — дурос похлопал себя по той части черепа, что располагалась выше рта и ниже глаз. Очень гладкой части черепа. Где должен был находиться нос.

— Вернемся, я — к доктору, — Билли рухнул в кресло. — Не хватало еще подцепить от тебя что-нибудь! О, Бейн, твою-то мать! Если я чем-то от тебя заразился и передал Райо…

Дурос с тяжелым вздохом покачал головой.

— Что ж она в тебе нашла-то такого, — произнес он. — Билли, когда ты повзрослеешь?

— В смысле? — захлопал глазами тот.

— Герпис, хламидии, сифилис и прочие подобные им заболевания — передаются только половым путем, — наставительно произнес дурос. — Ты, конечно, парень смазливый и мой друг, но я свято верю, что выражение «Нет лучше влагалища, чем задница товарища» придумали различного рода любители месить глину. Не знаю как ты, а я предпочитаю баб.