Потом повалили евреи и, хотя дома для них были построены, но пришлось и лавки изготавливать и те, же нужники строить и бани. С евреями приехал италийский архитектор Карло Модерна. Он должен будет построить синагогу. Пётр Дмитриевич перед отъездом предупреждал, что возможно приедет архитектор, но что такой деятельный. Строительство началось буквально на следующий день после приезда метра. Правда, потом на пару дней прервалось. Оказывается, этот Модерна большая знаменитость в Европе, самому Римскому Папе строил дворцы, а тут в Вершилово обнаружил Рубенса, Ван Дейка и Снейдерса с Йордансом. Тоже знаменитостей. Вот они привезённое италийцем вино и пробовали, пока то не кончилось. Травницы им потом такой скандал закатили, и самые горькие отвары неделю выдавали. Карлу этого тоже закрепили за стрельцом, который выводил его на прогулку и заставлял три раза в день пить отвары.

Модерне наши материалы не понравились, мрамор ему подавай. Главный из евреев Буксбаум, который приехал с архитектором тяжело вздохнул и стал записывать, что нужно привезти и откуда. Когда же Онисим показал ему куски известняка из карьера близ Арзамаса, он скривил губы и махнул рукой, ладно уж, пусть известняк будет местный, но мрамор обязательно из Италии.

А вслед за архитектором из Италии по приглашению Рубенса приехало ещё пять художников и две из них ‑ женщины. Пришлось срочно ещё терема строить. А иноземцы всё приезжали и приезжали. Последним вчера заявился французский доктор Жан Рэ и с порога потребовал лабораторию для опытов по химии. Зотов отвёл его к другому химику, брату доктора ван дер Бодля. Тот уже начал обживаться, и всё время проводил в стекольной и фарфоровой мастерских, изобретая краски, выдерживающие такие температуры. Как уж голландец с французом общий язык нашли непонятно, но доктор Рэ даже про обустройство семьи забыл, так увлёкся красками. Пришлось брать под руку и вести сначала в баню, потом к травницам, потом в новый терем и через Рубенса, больше французский никто не знал, объяснять доктору правила проживания в нормальном селе, а не в их загаженных городках. Когда Рубенс рассказывал доктору правила гигиены и необходимость утренней пробежки и последующей зарядки у француза глаза стали по куриному яйцу. Да, что с них взять, темнота и отсталость.

Пастера ван Бизе поселили в старой церкви. Пришлось её почти полностью перестроить и крест православный снять, а лютеранский простой водрузить. А что, вполне на первое время нормально получилось. Куполов на клётской церкви не было, покрыли крышу черепицей, обложили стены кирпичом и, вырубив окна, вставили туда витражные стёкла, цветные. Рубенс пообещал набросать эскиз нового протестантского собора, а Модерна, как всегда скривившись, сказал, что после синагоги займётся протестантами. Если доживёт. Наивный. Это у них там всё столетиями строят. Здесь вам не там.

Пришлось немного повозиться и с корабелом. Голландец попросил его устроить на верфь в Нижнем Новгороде. Ему, видишь ли, нужно работать, чтобы семью кормить. Зотов обошёл в Нижнем все артели, что лодьи строят и выбрал лучшую. Мастер Иван Крайнов, получив двадцать рублей (огромные деньги), согласился научить "немца" делать лодьи. А через неделю пришёл и сказал, что немец просто молодец, не хухры мухры, а о‑го‑го. Сам кого хочешь, научит. Спасибо, мол, Онисим Петрович, теперь наши‑то лодьи самыми лучшими в губернии будут. Двадцать рублей, правда, не отдал.

Василий Петрович Полуяров подводил итоги года. Если с озимыми было всё понятно, это только первый урожай и сейчас второй посев скоро уйдёт под снег, то с яровыми рожью и пшеницей нужно всё продумать. Крестьяне получили уже второй урожай его "полуяровки", причём весь первый урожай был у них выкуплен и за прошлую зиму перебран опять два раза. Княжич, когда рассказывал Василию про селекцию, обязал его оставлять для сравнения каждый год немного зерна обеих культур и ржи и пшеницы. Вот сейчас перед Василием лежало шесть кучек зерна. Разницу можно было заметить и, не прибегая к пересчёту семян и взвешиванию. Тем не менее, агроном отсчитал по тысяче зёрен от каждой кучки и взвесил их на рычажных весах, что сделали немцы по совету Пожарского. Как удобно, получается, ставь на вторую чашечку гирьки и уравновешивай весы. Красота.

После первого года семена стали весить в два раза больше, после второго потяжелели только на 30 процентов. Проценты тоже Пётр Дмитриевич ввёл, но все давно оценили, очень удобно пользоваться. Пересчитал Полуяров и урожайность, как его научил княжич, перевёл чети в новомодные гектары и кади в центнеры. Получалось, что лучшие крестьяне собрали тридцать центнеров с гектара. Пожарский сказал, что нужно стремиться к пятидесяти. Что же это получится? Уже сейчас, чтобы убрать урожай яровых, отменили школьные занятия, загнали на поля всех стрельцов и даже поговорили с рейтарами, кликнули желающих. Самое интересное, что немцы захотели все до единого поучаствовать в сборе урожая. Да, и понятно, не родились же они рейтарами, родились они в основном как раз крестьянами. Одним словом, всем миром урожай убирали. Немцы ходили с выпученными глазами, у них урожай сам пятнадцать это достижение, а тут и сам тридцать на многих участках получили. Не все, конечно. В основном, как раз сам пятнадцать и получили.

Василий переговорил с теми, кто добился наилучших результатов. Крестьяне не жалели навозу и золы и самое главное в прошлом году на эти поля сеяли лён или пашня была брошена. Всё как княжич и говорил. Кроме того на нескольких полях у самых зажиточных крестьян, а значит и самых работящих, Полуяров провёл по приказу Пожарского известкование почвы, обожжённую известь весной рассыпали прямо на тающий снег. И ведь сработало, урожай процентов на двадцать увеличился. Нужно будет к весне извести заготовить на все вершиловские поля.

Крестьяне соседних волостей тоже пришли посмотреть на невиданные урожаи, слава о полуяровке уже и за границы нижегородской губернии шагнула. Теперь его просто одолевали просители продать пшенички или ржи на семена. Продадим, ближе к весне, обещал всем Василий Петрович. Но сначала переберём два раза для себя и три раза для выведения нового сорта. Тоже Пожарского задумка. Создать у хорошего хозяина, поля которого находятся чуть в стороне от остальных крестьян, опытное поле и зерно у него с другим не смешивать, а каждый раз выбирать самые крупные зёрна, а отдельно надо, чтобы ветер не принёс пыльцу с соседнего участка.

Второе опытное поле нужно сделать с привезённой, наконец, купцами яровой пшеницей с Курляндии и ещё одно для яровой ржи из Речи Посполитой. Купцы привезли ещё и ячмень с Курляндии, но до этой культуры у Василия всё никак руки не доходили, что ж, с этого года придётся ещё и овсом с ячменём заняться.

Василий Петрович был доволен, год выдался неплохим, дождей и Солнца было в меру, урожай получился на загляденье. И на продажу хватит, и на семена лучшее отберём. Крестьяне не только сами голодать не будут, дак ещё и прикупить себе чего смогут после продажи зерна. Вот век живи ‑ век учись. Это не его жалкие потуги с покупкой семенного зерна в Астрахани. Интересно, что с просьбой продать зерно на семена подходили даже рейтары, хотят своим в ляшские да немецкие земли отправить с купцами, что вьются вокруг Вершилова. Вот ведь, дожили, не мы к ним, а они к нам.

Михаил Фёдорович Романов прибыл в Москву вечером девятнадцатого сентября 1620 года. Москва встречала моросным дождём и жёлтыми листьями берёз. Государя довезли до Кремля и за эти несколько минут, от берега Неглинки до Спасских ворот успели несколько раз завязнуть в глубокой колее.

Первым делом Михаил приказал готовить баню. Только напарившись и усевшись в принесённое с корабля ставшее незаменимым кресло, потягивая сбитень из стеклянной чаши царь, наконец, успокоился. Он очень устал за эту поездку. Михаил Фёдорович любил тишину и покой, а тут вокруг всё время были люди и всё время чего‑то от него хотели. Нужно отдохнуть несколько дней.