Событие седьмое

"И нет нам покоя ни ночью, ни днём", кажется из "Неуловимых мстителей". Пётр третий день бегал по селу Вершилово и всё равно никуда не успевал. Всем он нужен, все дела без него встали. А по ночам не даёт спать маленький Димка. В этом мире на него орать может, поди, только он, ну и царь батюшка, пожалуй.  Вот Дмитрий Петрович за всех и старается. Всё, хватит, натерпелись, завтра переезжаем во дворец. Ну и что, что из почти пятидесяти комнат сорок пять, не готовы, четыре ведь есть. Шутка. На самом деле все западное крыло полностью готово. В центральной части осталось повесить картины, да вазы с бюстами расставить. А вот в восточном крыле продолжают настилать паркет и оббивать тканями стены, шумно всё это проделывая. Только днём он носится по Вершилово, а по ночам строители не работают. А Димка кричит громче строителей. Да, и не долго осталось, обещали за неделю всё закончить.

Вчера Пётр после нокаута математикам сам получил по полной. Французы приехали и уже две недели ждут, когда мальчиш‑кибальчиш выдаст им страшную тайну изготовления фарфора и цветного стекла.

‑  Завтра.

‑  Что завтра?

‑ Завтра пойдём на производство, и я вам всё покажу. А потом будете пробовать сделать сами, и как получится, поедете домой, ‑ Пётр смотрел на месье Женю и оценивал противника.

Скорее всего ‑ иезуит. И работает и на правительство Франции и на орден. Только ребята есть одно но, я из ГРУ. И ещё меня нельзя купить, я сам кого хочешь куплю. Что гадать, проверим.

‑  Месье Женю, а вы не хотели бы стать тройным агентом? ‑ разговаривали они тет‑а‑тет, товарищ отлично знал немецкий, а Пётр за последние четыре года постарался всё же привести свой хохдойче до соответствия современному верхнесаксонскому диалекту.

‑  Как это? ‑ Изобразил полное непонимание француз.

‑ Я не имею ничего против иезуитов. Если вы здесь уже две недели, то должны знать, что среди учёных, перебравшихся в Вершилово, есть представители вашего ордена, ‑ князь специально говорил это медленно, почти по слогам и смотрел на руки месью.

Это в книгах смотрят в упор, в глаза, а генерала Афанасьева учили там, где надо. Смотреть нужно на руки, они человека всегда выдадут.

‑  Я не понимаю, причём здесь иезуиты, но выслушаю ваше предложение, ‑ а пальцы‑то в кулаки сжались.

‑  Вот и хорошо. Предложение моё такое. В Европе много университетов и просто больших городов, в которых есть типографии. И я уверен, что орден отслеживает все книжные новинки. Мне бы хотелось, чтобы все они попадали в Вершилово. Это первое. Второе посложнее. Среди этих новинок полно мусора и повторений, кроме того меня не интересуют авторы богословских трактатов. Меня интересуют настоящие учёные. Кто‑то должен сделать анализ напечатанных за год книг, отсеять плевела и найти те самые зёрна мудрости. Третье ещё сложнее. Нужно встретиться с этими подвижниками и уговорить их переехать в Вершилово. И четвёртое, нужно помочь им целыми и невредимыми, желательно вместе с семьями, добраться до вожделенной Пурецкой волости, ‑ князь продолжал смотреть на руки француза.

Ни каких сомнений, он иезуит, и не из простых. Какой ни будь магистр. Для него было возможно выполнить эти четыре условия, пальцы дёрнулись только на слове "уговорить". Или не хочет, или просто против этого.

‑ Это огромная работа, ваша светлость. И мне не понятно количество возможных переселенцев. Кроме того не совсем понятна цель. Лучшие уже у вас и продолжают прибывать, ‑ иезуит был не прост.

‑  У меня даже в Вершилово уже не хватает учителей для школ, а ведь я отвечаю ещё за несколько городков, там тоже есть дети и их нужно учить, кроме того наука не стоит на месте она развивается, появляются новые имена, хотелось бы этих умников заполучить в свой удел, ‑ вспомнил Пётр Пушкина.

‑  Мне показали ваши школы и учебники. То, что творится в вашем, князь, уделе не подаётся осмыслению, дети в двенадцать лет у вас изучают то, чего не преподают ни в одном университете Европы, я сам окончил университет в Пизе, знаком с Галилеем и профессором Кастелли, но ваш новый учебник физики просто не понял. Я заканчивал богословский факультет, но ходил на лекции этих профессоров, тем не менее, вынужден признать, что сейчас ваши дети изучают то, чего не знают в Европе и даже о многом не догадываются. А что вы можете предложить за мои услуги по вербовке новых учителей для ваших школ и собирание библиотеки, ‑ теперь изучающе смотрел на Петра месье Женю.

‑  А просто деньги вас не интересуют? ‑ ну, начать нужно с простого.

‑  Деньги интересуют всех и всегда. А что вы скажите, если в вашу школу поступят несколько учеников, которых я привезу сам, им будет лет по пятнадцать, и если у вас семиклассное образование, то они к двадцати двум его получат, ‑ а этот смотрит в глаза, думает, что сейчас зрачки забегают.

‑  Легко. Сколько учеников и сколько денег? ‑ игры кончились.

‑  Десяток юношей и десяток тысяч рублей в год, ‑ месье Женю тоже мило улыбнулся.

‑  Договорились.

Сумма не маленькая. Для Руси так просто огромная. Если корова стоит рубль, а боевой конь червонец, то десять тысяч это деньги. Но в Европе книги не дёшевы, а мозги вообще оценить невозможно, может один из переселенцев сделает пластмассу, полиэтилен. Это сразу окупит и сотню тысяч рублей.

‑  С вами приятно иметь дело, ваша светлость. Только давайте немного вернёмся назад, к фарфору, ‑ да противник серьёзный, даже не улыбнулся от радости.

‑  Я считаю, что ваши люди должны всё попробовать своими руками, чтобы потом не возникло причин нас упрекать. Завтра все они, включая вас, профессора и всех до единого наёмников, будут молоть компоненты необходимые для приготовления фарфора.

‑  А наёмники зачем? ‑ Не понял француз.

‑  У нас очень строгие правила в отношении спиртного и вообще поведения в городе. За малейшие нарушения у нас отрезают ухо, за второе прилюдная кастрация. Вы же не хотите, чтобы ваши воины уехали отсюда евнухами, а всё к этому идёт. Пусть они будут заняты весь день и устанут, чтобы вечером думать только о том, чтобы выспаться, ‑ Петру уже доложили, что французы ведут себя на улицах Вершилово, как завоеватели.

‑  Но они все дворяне и могут не захотеть, ‑ отпрянул иезуит.

‑  Выбирайте. Могу устроить показательное отрезание уха у де Мулине, он тут на днях пытался приставать к монашке. Зубы ему, конечно, наши милиционеры выбили, но ухо пока не отрезали, ждали, что я решу, ‑ Пётр склонил голову набок, ожидая ответа.

‑  Я не уверен, ‑ начал было француз, но Пётр его остановил.

‑  Значит, сегодня режем ухо. В шесть вечера на площади у старого храма.

‑  Хорошо. Я переговорю со своими людьми. Думаю, что найду аргументы, ‑ дети, верят во всё, что им скажут зловещим голосом.

‑  Завтра в восемь утра все до единого должны быть в размольном цехе. Парадную одежду лучше не надевать. Работа пыльная.

После француза Пётр решил отдохнуть душой и пошёл к механикам. Эти товарищи почему‑то меньше всех его в гости зазывали за последние три дня, значит, что‑то не клеится, не получается. И как там в песне про улицы: "Значит нам туда дорога".

Механики возились с паровой машиной. В помещении стоял грохот и свист работающего паровика. Неужели справились. Вот это титаны.

‑ Пётр Дмитриевич, ‑ увидел его Вильгельм Шиккард, ‑ наконец‑то соизволили зайти. Мы тут никак не можем понять, как увеличить обороты. Силы‑то у паровика хватает, а вот скорость получается маленькая.

Пётр оглядел конструкцию, понятно.

‑  Вы же часовщик, неужели не смогли придумать редуктор. Две пары шестерёнок в чугунном корпусе и всё это залито маслом.

‑  Но здесь огромная сила, ‑ засомневался Йост Бюрге.

‑ Ну, редуктор можно сделать большим, а шестерни широкими, ‑ пожал плечами Пётр, ‑ нужно только посчитать во сколько раз нужно увеличить скорость. Стоп. Понял я, чего вам не хватает. Коробки передач. Должно быть, несколько шестерён на одной оси.