Среди приехавших были кожевенники, были шорники (мастера по конной упряжи), были ткачи и красильщики ткани (наконец‑то), были кузнецы и корабелы, даже один коновал (зоотехник и ветеринар в одном лице). Всего было восемнадцать семей. Да не семей в современном понимании этого слова, ну, там три – четыре человека. Нет, тут прикатили целые кланы с седобородым главой и несколькими женатыми или замужними детьми и огромным количеством внуков. На такую семью и терема маловато. Придётся выдавать больше пятидесяти домов. Но это бы ладно, построим. Но кожевенники ведь будут вонять. Их надо селить у Волги подальше от самого Вершилова. Чем они там кожи выделывают: мочой да какими‑то квасцами, знать бы ещё, что это такое.

Город разрастался, скоро так начнутся проблемы с водоснабжением и утилизацией отходов, удел всех мегаполисов. Хорошо хоть сейчас нет отходов пластмассовых.

Не это волновало Петра, этих людей поселим и жильё дадим, а вот дальше. Среди следующей волны могут оказаться и больные и преступники, нужно срочно строить рядом с Вершилово карантинный пункт. Не хватало затащить к себе оспу или ещё чего похуже, чуму, там или холеру. Он дал команду Коровину всех тащить сначала в баню, а все до последней тряпочки на прожарку, а потом так же всех до одного, без каких либо исключений сначала к докторам немецким, а потом к нашим травницам. И пусть проверяют на сифилис и гонорею. Пока бог ограждал Вершилово от эпидемий, нужно по крайне мере ему не мешать, а ещё лучше – помогать.

Приключения на этом не закончились, только добрались до дома и сели обедать, как вновь появился Коровин.

– Князь батюшка, там опять обоз. Этот с рейтарами, но людей почти нет, только возчики.

Пришлось, дожёвывая на ходу, снова двигать к медведям. Пётр оглядел необычный обоз, на самом деле – это не переселенцы. Точнее переселенец был. На переднем возке сидел молодой человек в немецких одеждах, а рядом с ним сам товарищ Ротшильд, дождались, наконец.

– Здравствуй, Якоб! Заждались тебя. А это что за молодой человек с тобой? – Пожарский тепло обнял Майера Ротшильда.

– Мы нашли вам Иоганна Глаубера сына очкового мастера из Баварии.

– Вот это ты, Якоб, на самом деле молодец. Даже прощаю тебе годичную отлучку, – Пётр внимательно осмотрел великого химика. Ну, а что он ждал от двадцатилетнего юноши. Научим, он не только глауберову соль изобретёт, но и таблицу Менделеева. Может фамилию ему поменять, нужно, чтобы такое великое открытие по‑прежнему носило русскую фамилию. Женить его надо на русской дворянке и дать ему её фамилию.

– Добро пожаловать, Иоганн, в Вершилово. Я прослышал, что ты хотел бы заниматься химией, здесь есть все условия и есть, у кого учиться, – Пожарский протянул немцу руку.

– А откуда, князь, ты слышал, что я хочу заниматься химией? – и подозрительный взгляд.

Вот влип, не начинать же с вранья встречу с великим учёным.

– Это я так шучу, – улыбнулся Пётр, – Мои люди обыскивают всю Европу, чтобы найти тех, кто желает заниматься химией, вот и на тебя вышли. Сейчас в Вершилово уже работают француз Жан Рэ и голландец Йозеф Марк ван Бодль, и я выслал письма с приглашение перебраться в Вершилово ещё двоим: Жану Баптисту ван Гельмонту в Брюссель и придворному алхимику императора Фердинанда Иоганну фон Рихтгаузену, который, по словам знающих людей, на глазах у всего двора превратил ртуть в золото.

– Про Фердинанда фон Рихтгаузена я слышал, но приедет ли он сюда, на край света. Когда Якоб предложил мне ехать с ним, я и не представлял, что путешествие займёт четыре месяца, – какой‑то неулыбчивый попался товарищ.

– Ладно, Иоганн, сейчас тебя будут устраивать на постоянное место жительство. Твоё путешествие закончилось и начинается новая счастливая жизнь. Только бани не пугайся, она сделана, чтобы получать удовольствия, – Пётр кивнул трущемуся рядом Коровину.

– Теперь с тобой Якоб, понимаю, что устал с дороги. Вечером помоешься, отдохнёшь и приходи ко мне, а сейчас просто скажи, что на этих возах, больно много их? – Дорога была и вправду просто заставлена телегами. Хорошо, что успели до снега.

– Здесь почти две тонны платины и много какао, всё какое нашёл в Испании и Португалии, я сделал заказы на какао бобы множеству людей в этих странах и надеюсь, что теперь поставки пойдут регулярно. Тоже самое и с платиной. Только боюсь, что такое пристальное внимание к этим товарам поднимет на них цены, – Якоб развёл руками.

– Ладно, вечером переговорим, есть у меня пара задумок, как сбить цену, расскажу.

Осталось только с рейтарами определиться, но рядом уже крутился прознавший откуда‑то о возможном пополнении Виктор Шварцкопф. Молодец немец, нужно как‑то поощрить его.

Антуан ван дер Бодль стал дедушкой. У его старшего сына Иоахима и его жены, дочери пастора Виктора ван Бизе, Шарлоты Марии родился сын, которого назвали в честь князя Пожарского Питер. Маленький Питер родился не дома, как тысячи и миллионы детей до него, а в родильном доме. Эту больницу для новорождённых и их матерей придумал и построил за прошлую зиму и весну князь Пожарский. Здание было, как и школа, сделано из толстенных брёвен и обложено снаружи кирпичом. На четыре палаты полагалась одна печка голландка, причём в той палате, где была топка, никто не лежал, там был запас дров и несколько кресел, чтобы могли присесть и отдохнуть доктора или "медсёстры", так теперь называли женщин, которые ухаживали за роженицами и новорождёнными. "Главврачом" этой больницы и был Иоахим ван дер Бодль. Вторым доктором был Генрих Тамм. Кроме них было две повивальные бабки, привезённые Онисимом Петровичем Зотовым из его частых поездок по Нижегородской губернии. Медсёстрами здесь работали крестьянские девушки, которые решили стать лекарками. Лечебные же отвары и настои продолжали делать травницы, что привёз в Вершилово тогда ещё княжич Пожарский. У них теперь имелось с десяток учениц, и одна всегда дежурила в родильном доме. Всех девушек учил ежедневно всему, что знал сам Антуан ван дер Бодль. Второй сын доктора Томас, которому на днях исполнилось восемнадцать лет, тоже практиковался в родильном доме. Дать ему в Московии университетского образования, конечно не получится. Но теперь уже ван Бодль сомневался, а тому ли учат в тех университетах, например в Падуе он узнал гораздо меньше, чем в Вершилово. Причём многое из того, чему его учили, не просто не могло помочь больным, но и наоборот вредило им. Пусть сыновья не смогут похвастать дипломом Падуи, зато они смогут сказать, что проходили практику в Вершилово, а это в сотню раз лучше, чем любой университет во вшивой Европе. Антуан теперь иначе как "вшивой" Европу и не называл. Всё с лёгкой руки князя Пожарского. Очень меткое выражение. Ведь педикулёз – это не только болезнь. Это образ мыслей. Грязь, невежество и самое главное, нежелание учиться на своих ошибках.

На днях князь Пожарский привёз из очередной поездки на Урал целую группу новых лекарей. Они ещё очень плохо говорили по‑русски и не знали ни одного европейского языка. Но их главный – ходжи Али ибн Заир Мезуани арабский врач, был выше всяких похвал. Он знал многое из того, что поведал Антуану Пётр Дмитриевич и чего не знал ни один врач в Европе. Сейчас Али со своей дочерью Гулистон и двумя учениками тоже работают в родильном доме. Они все вчетвером как проклятые изучают русский. Ещё бы, столько знаний нет ни на одном другом языке в мире. Половину понятий просто нельзя произнести на другом языке, хоть на той же латыни, им нет аналогов в этом древнем языке. Латынь – это вчерашний день. Любой доктор должен знать русский. И Антуан подозревал, что так же думают и астрономы, и химики, и другие учёные, живущие в Вершилово.

Антуан заметил на днях, что очень охотно помогает осваивать Гулистон язык его сын Томас. Ну, что ж, девушка очень красива и ровесница Томаса, если у них что получится, будет не плохо. А вера? Ван Бодль, прожив два года в Вершилово, понял, что все разделения веры на протестантов, католиков, православных нужны только иерархам церкви, чтобы "стричь деньги" (выражение князя) с доверчивых людей. Если бы богу больше нравилось то или иное течение в христианстве, он бы давно дал о том знать и сделал веру единой, значит, ему нужно просто чтобы люди верили и жили по заповедям. Чего не скажешь о большинстве жителей вшивой Европы.