Корабль медленно подходил к причалу. Что ж, посмотрим на будущую "императрицу".
Событие третье
Царь и Великий Государь Михаил Фёдорович Романов отложил указ, который должен был подписать и, ткнув в него пальцем, зло крикнул стоящему рядом дьяку Фёдору Борисову:
‑ Почему не доложили! Это же три месяца назад было.
‑ Прости, Великий Государь, сам только вчерась узнал, не проходили через мои руки эти бумаги, ‑ дьяк смущённо поправил на голове тафью.
‑ Ладно. Что узнал после того, как "вчерась" бумагу увидал? ‑ усмехнулся Михаил, уверенный, что Фёдор теперь‑то уж всё знает о сём деле.
‑ Князь Пётр Дмитриевич Пожарский меньшой отправил по весне в Смоленскую губернию своего холопа Силантия Коровина и с ним два десятка стрельцов, и плотников и печников с десяток, чтобы те деревеньки и сельца, что ему достались обиходить.
‑ Много ли деревенек? ‑ перебил дьяка царь.
‑ Дюжина, Великий Государь, ‑ Фёдор замер.
‑ Продолжай.
‑ По дороге, недалеко от Смоленска напали на них тати дорожные большим числом. Только стрельцы вершиловские больше тридцати татей побили, а четверых пленили и потом в Разбойный приказ передали. Из мёртвых же татей гору вдоль дороги сложили, раздев их донага, ‑ дьяк перекрестился.
Михаил тоже перекрестился, но не преминул заметить.
‑ Ведь работает же сиё вразумление. Вон на Владимирском тракте татей‑то нет.
‑ Истинно так, царь батюшка, только всё равно не по‑христиански.
‑ Не по‑христиански татьбу на дорогах чинить. Дальше рассказывай.
‑ Оный холоп Силантий выдал деньги крестьянам на покупку коров и лошадей, а когда те купили животину и домой стадо гнали, напали на них стрельцы смоленские во главе с товарищем воеводы Смоленска дворянином Тихоном Петровичем Осташковым. Лошадей было двадцать пять и коровёнок числом двадцать. Холопов люди конокрада Осташкова избили, а стадо погнали назад в Смоленск. Силантий Коровин, о том, прознав, попросил дворянина Осташкова стадо вернуть, но тот, пригрозив ему стрельцами, прогнал его. Тогда в ночь вершиловские стрельцы на конокрадов напали и стадо отбили. У вершиловцев трое раненых, а смолян восемь убитых и десяток раненых. Товарищ же воеводы Осташков снарядил сотню стрельцов из Смоленска и повёл их на вершиловцев, ‑ Фёдор остановился.
Михаил вскочил со стула и нервно заходил по горнице.
‑ Что же это делается на Руси? Неужто у нас стрельцов лишку? Продолжай.
‑ Слушаю, Великий Государь. Прознал о том деле Государев дьяк Смоленской губернии Илья Трофимович Озеров, он воеводу Смоленска князя Юрия Андреевича Сицкого образумил и князь сотню вернул в Смоленск, а конокрада Осташкова в Разбойный приказ передал. Осташкова опосля доставили в Москву, и тот на дыбе во всём признался и ещё два случая признал конокрадства. Дума же приговорила оного Осташкова отправить в Тобольский городок, ‑ Борисов снял тафью и протёр вспотевшую голову, ‑ Это всё, царь батюшка, что успел я вызнать о деле сём.
‑ Что у нас, Фёдор, на Руси с конокрадами делают? ‑ Михаил взял указ и порвал его.
‑ Известно, на кол сажают, али вешают.
‑ Подготовь новый указ, Осташкова Тишку дворянства лишить, выдать двадцать плетей и отправить в смоленский острог, к пленным ляхам, камень для дорог дробить, пожизненно. Какая от него польза в петле, а так лишних несколько вёрст дороги построим, ‑ Михаил отошёл к окну и посмотрел в серое сентябрьское небо.
Дьяк не торопясь поднял половинки порванного указа и ждал продолжения.
‑ Как звали старшего у стрельцов вершиловских, знаешь ли? ‑ повернулся государь к Борисову.
‑ Десятник Фома Исаев, надёжа государь, ‑ не замедлил с ответом дьяк.
Михаил Фёдорович поражался регулярно памяти Фёдора, тот запоминал навечно всё, что прочитал, за это его царь и приблизил.
‑ Подготовь указ, Фёдор, Фому Исаева возвести во дворянство и дать деревеньку недалеко от Смоленска. И второй указ подготовь, назначить дворянина Исаева товарищем воеводы в Смоленской губернии. Есть ли там сейчас товарищ у князя Сицкого?
‑ Не ведомо мне о том, Великий Государь, ‑ потупился дьяк.
Вот, ведь, оказывается, даже Фёдор не всё знает. Да и не может один человек про всё знать в таком огромном государстве. Российская империя протянулась с севера от Архангельска до Терского городка на юге на тысячи вёрст или километров вершиловских. А с запада от Полоцка и Чернигова, до Енисейского острога на востоке и ещё больше тысяч этих километров. Сотни городов. Разве можно всё упомнить.
‑ Узнай, если есть, то пошли грамотку ему и подготовь указ о назначении его воеводой в Михайловск, что Пётр Дмитриевич с князем Пушкиным на реке Белой основали. Дальше. Напиши письмо в Вершилово воеводе Заброжскому и князю Пожарскому, что стрельцов вершиловских, кои ранения получили, с татями да конокрадами на смоленской земле сражаясь, и ранены были, нужно наградить медалью "За боевые заслуги" и всех ещё и медалью "За воинскую доблесть". Не убоялись ведь "товарища" Осташкова. Стрельцов тех назначить в Смоленске десятниками и на обзаведение двадцать рублёв выдать, а взамен их отправить в Вершилово двадцать молодых стрельцов из того же полка Афанасия Левшина. Всё кажись? Хотя, нет. Грамотку подготовь для Государева дьяка Смоленской губернии Ильи Озерова, что довольны мы, как он службу справляет. Теперь всё, поди? ‑ Михаил вопросительно посмотрел на дьяка Фёдора.
‑ Дозволь совет дать, Великий Государь? ‑ склонился тот.
‑ Дозволяю, ‑ Михаил Фёдорович точно знал, что двое в его государстве Фёдор Борисов, да Пётр Пожарский плохого не посоветуют.
‑ Нужно грамотку отправить судие Поместного приказа князю и боярину Андрею Васильевичу Жекле Сицкому, в которой попенять ему, что плохо он сына воспитал.
‑ Так князя и позвать можно, он ведь рядом, в Москве, а сыну тридцать лет, своим умом давно живёт, ‑ не понял Михаил.
‑ Грамотка‑то она надёжнее, от неё не отмахнёшься. Андрей Васильевич ведь, получив оную, к тебе, Великий Государь, бросится за сына просить, а после того, как ты "сына простишь", но посоветуешь вразумить его, то одвуконь ломанётся в Смоленск. Опосля и в Смоленске больше порядку будет и в Поместном приказе, и оба князя будут за тебя бога молить.
‑ Хитро. Одной маленькой грамоткой столько дел переделать. Ты, Фёдор, достойно можешь с Петрушей Пожарским в мудрости состязаться. Тот тоже всегда так вывернет, что одним словцом пол страны может в движение привести. Составь такую грамотку для боярина Жеклы Сицкого. А нет ли новостей из Вершилова? ‑ царь беспокоился, уже двадцать восьмое сентября, а от Петра и его брата Фёдор ни каких вестей.
‑ Нет пока, Великий Государь, ‑ развёл руками дьяк.
‑ Как будут, сразу доложи, ‑ велел Михаил, отпуская Борисова.
Событие четвёртое
Пётр Дмитриевич Пожарский проснулся от колокольного звона и попытался встать с кровати. Его чуть не вывернуло наизнанку, и он опять упал на перины. Чёрт! Это надо же было так вчера набраться. Эти два питуха, князья Долгоруков и Шуйский своими здравницами за царя батюшку, да просто за батюшку, с непременным "пей до дна", споили его таки. Пётр даже не помнил, как до кровати добрался. А ведь надо вставать и идти на заутреню, а то отец Матвей обидится и епитимью наложит.
До собора Пётр пошёл пешком. Немного полегчало, но в духоте помещения, набитого народом по случаю праздника, как же, сразу две экспедиции вернулись домой целыми и невредимыми, настоящий праздник, снова поплохело. Он с зелёным лицом отстоял службу и, расталкивая народ, который попытался к нему радостно броситься, сам бросился к травницам. Бабки посмотрели на него, обругали, дали ведро и какую‑то коричневую жидкость.
