В Казани Петра Дмитриевича ждал сюрприз, оказывается, обоих воевод Государь затребовал в Москву. В целом, это было предсказуемо, Иван Никитич Одоевский меньшой был признанный полководец и победитель Заруцкого, а Куракин Фёдор Семёнович хоть и молод ещё, но тоже боевой товарищ, с Лисовским справился, да и ляхов под Москвой гонял. Если Михаил Фёдорович им доверит брать Смоленск, то это не самое плохое решение. Сюрприз был в другом, князя Баюша Разгильдеева царь отдельной грамоткой со всеми его людьми затребовал в Москву. Хотя и здесь было ясно, зачем. Это ведь тот самый князь Разгильдеев, который учинил погром на Белой торгутам, потом разбил зарвавшихся ногаев, потом вогульских князьков победивший и принявший деятельное участие в посрамлении шведов. Что царь прознает про то, кто навалял этим товарищам, Пётр не сомневался. Если же добавить сюда и две прежние победы Баюша, за которые он и получил княжеский титул, то не Разгильдеев какой‑то получается, а Македонский.

На базаре в Казани под руку попались ещё пять верблюдов, пришлось и этих покупать. Старых знакомцев казаков, торгующих неординарными рабами, не оказалось, зато была та самая тётка, что торговала кедровыми орехами. Они и сейчас у неё были. Целый мешок, Пожарский его весь и купил, десяти рублей не пожалел. Заколосятся через сорок‑пятьдесят лет кедровые рощи вокруг Вершилово. Заколосятся.

Всё теперь быстрее домой.

Государь Михаил Фёдорович Романов всё своё время посвящал подготовке к войне с Речью Посполитой. Почти ежедневно собиралась боярская Дума, заслушивая стрелецких полковников и командиров полков нового строя. Вчера докладывал дьяк Пушечного приказа, сколько огненного зелья имеется, да сколько ещё шведы обещали поставить. Осадных орудий хватало, а вот с порохом дела обстояли не очень, но шведам нужно, чтобы Русь ввязалась в эту войну и они обещали порох продать.

Сегодня же с утра дьяк Фёдор Борисов доложил, что прибыл князь Баюш Разгильдеев и ждёт дозволения предстать перед Государем.

– Зови, – Михаил ни разу не видел этого воинственного князя, только читал от того донесения и подписывал грамоты об освобождении вотчин князя от податей.

Вошедший был среднего роста, чуть выше Михаила, и в плечах не больно широк. Царь почему‑то представлял его себе богатырём. Чернявый мужчина был одет в форму драгун польских, только синего цвета и на груди у него висело две медали. Михаил Фёдорович был одним из тех немногих людей на Руси, кто знал, что это такое.

– А ну, подойди, князь, – Государь подождал пока татарин приблизится, потом встал и подошёл к тому, чтобы посмотреть, что у того за медали.

Михаил видел три медали. Одну они с отцом вручали боярам, которые открыли в Москве приюты для беспризорных мальчишек со школами. Медаль называлась: "За дела угодные Господу". Сейчас эти приюты уже второй год обучают пацанят, и навещавший свой приют Михаил видел, что детей хорошо учат и кормят, да и одеты они опрятно. Самые способные уже сносно лопочут на немецком и голландском языках.

Вторая медаль была "За лучшую на Руси ткань". Золотой медалью наградили купца Игоря Рослякова. Михаил тогда отправил в Вершилово кусок ткани и письмо Петру Дмитриевичу Пожарскому с фамилией и именем купца, да где проживает. В этом году из‑за подготовки к войне смотр тканям ещё не проводили, но медали лежали в коробочке у дьяка Фёдора и образцы тканей у него же. Сейчас вспомнив это, Государь решил завтра же определиться с победителем. Дело было хорошее и его нужно обязательно продолжить. Третью медаль князь Пожарский прислал царю весной. Она называлась: "За лучшую выделку кожи". По всем губерниям были разосланы грамоты Государевым дьякам, о том, как проводить отбор и когда присылать образцы кож в Москву. Намечено это награждение было на Рождество. Только вот из‑за войны, как бы не забыть.

Медали, висевшие на груди князя Разгильдеева, были другие. Одна называлась: "За освоение Урала", вторая: "За северный поход". Понятно, Петруша новые игрушки сделал. Как он писал в одном из своих писем: "Страна должна знать своих героев". А ведь князь Разгильдеев горд, этими медалями, вон, как грудь выпячивает. Да и есть чем гордиться, практически не потеряв своих людей, они с Петром Дмитриевичем, где бы ни появлялись, везде горы из поверженных врагов укладывают. Ещё бы несколько таких вояк и враги Руси кончились бы.

– Скажи мне, князь Разгильдеев, как бы ты с ляхами за Смоленск воевал? – ради этого вопроса царь Баюша и вызвал в Москву.

– Я бы, Великий Государь, позвал на помощь людей князя Петра Дмитриевича Пожарского, они обучены крепости без пушек брать, – низко поклонился татарин.

– А если без людей Петруши, то что бы делал, – усмехнулся Михаил, ясно кто Ям и Ивангород без пушек взял.

– Нужно обмануть ляхов. Они попытаются вылазку сделать ночью или под утро, чтобы пушки захватить. Так надо перед позицией пушкарей редут построить и стрельцов, там, обученных метко стрелять, в засаду поместить, а ещё перед позицией чеснок разбросать, чтобы кавалерию остановить и мелкие пушки замаскировать и картечью зарядить. Как ляхи на приступ осадных орудий пойдут, тут по ним в упор из спрятанных мелких пушек картечью и садануть. И ещё, Великий Государь, они ведь из Витебска войска пошлют, чтобы нашу армию, город, осаждающий с тылу атаковать, так нужно вёрстах в десяти от Смоленска в сторону ляхов поле найти и там такую же засаду организовать. И главное, не надо с ними в конные схватки вступать, нужно из пищалей и пушек выбивать у них людей, да в тыл к той армии, что пойдёт на выручку Смоленска послать казаков, чтобы обозы грабили да сжигали, нужно их продовольствия и фуража лишить.

Обо всём этом как‑то разговаривал Баюш с Петром, и вот теперь довелось передать эти мысли царю.

Михаил слушал очень внимательно. И правда, хитрости. Жаль нельзя поставить этого князя войском командовать. Бояре не дадут. Дума утвердила командовать осадой Смоленска князя Одоевского меньшова. Тот тоже побеждал во всех сражениях, даст бог и сейчас управится. Надо будет их свести, как Одоевский доберётся из Казани, пусть поговорят, решил Михаил.

– Есть ли, князь, у тебя, где остановиться? И сколько людей с тобой? – спохватился вдруг Михаил.

– Со мною сын Богдан и двадцать человек с мушкетами и одвуконь. А вот где остановиться не знаю.

– Тут месяц назад выслали в Томск дворянина Колтовского, так ты его подворье занимай, я сейчас скажу, чтобы грамоту тебе выписали, – царь кивнул дьяку Фёдору и отпустил этого боевого князя.

Только на этом удивительные события этого дня не закончились. Михаил сидел в кресле и размышлял о словах татарского князя, когда его снова отвлёк дьяк Борисов.

– Великий Государь, к тебе посольство прибыло от короля франков Людовикуса.

Вот это да. Михаил Фёдорович, знал о Франции только то, что она на западе, за ляшскими и немецкими землями, что король там Людовикус, и что это большая и богатая страна. Ну и ещё, что в бушующей в Европе войне Франция пока участия не принимает, у них там свои разборки идут, католики с гугенотами воюют. Что же им нужно от нас.

– Зови. И рынд позови. А с толмачом, что? – поинтересовался Михаил, здесь доктор Бильс со своим голландским и латынью не помощник.

– У них свой толмач, из купцов, что в немецкой слободе проживает, – успокоил дьяк Фёдор и, кланяясь и пятясь, вышел.

Через несколько минут в грановитую палату вошли четверо мужчин. Один и правда, был купцом, а вот остальные выглядели как павлины: парики, кружевные воротники и коротенькие штанишки, тоже оканчивающиеся кружевами. В Вершилово приехало уже много не бедных иностранцев, но таких вычурно одетых Государю ещё видеть не доводилось.

После долгих расшаркиваний и приседаний слово взял высокий одетый в чёрный бархат мужчина в седом парике.