Папа слышал о монете в 100 рублей. Но только слышал. Видеть ещё не приходилось. Теперь увидел. Это был шок. Такую вещь не сможет сделать ни один ювелир в Европе, а в этой забытой богом Московии это просто монета. Но зачем они сделали монеты в 100 экю?

– Читай письмо, Клаудио! – срывающимся голосом приказал папа.

"Просим Вас, Ваше Святейшество", – после обычных приветствий, дошёл до главного Клаудио, – "отправить под конвоем в Пурецкую волость находящегося под стражей в Риме монаха и философа Томмазо Кампанелла".

– Дальше идут подписи. Читать? – старый слуга опустил идеально белый листок.

– Сам посмотрю, – буркнул папа и принял письмо.

Кто бы его ни подписал, человек, который составлял это письмо и пославший подарки был, несомненно, этот "князь Пожарский" – хозяин волшебной "Пурецкой волости".

Алесандро Воротари, Гульельмо Каччи, Орсола Каччи, Белизарио Коренцио, Барбара Лонги, Гвидо Рени, Паоло Бьянкуччи, Карло Модерна, Клавдио Акиллини, Бенеде́тто Кастелли, Бонавентура Франческо Кавальери, Беннедито Феррари, Алесандро Гранди, Агостино Маццари, Клаудио Монтеверди.

"Боже мой", снова перекрестился папа. Все лучшие художники, музыканты, учёные переехали к этому князю. Предпоследней была подпись самого князя Петра Дмитриевича Пожарского. Прочитав последнюю подпись, Урбан не поверил своим глазам. Он даже надел новомодные очки, хотя зрение ещё позволяло прочесть последнюю строчку и без них. "Филарет Патриарх Московский и вся Руси"!

Проклятые ортодоксы! Он не может им отказать. Он не может отказать патриарху. Тот специально подставился, намекая о возможности дальнейшего диалога. Теперь понятно и зачем монеты. Ему предлагают попросить патриарха и князя Пожарского в обмен на его "любезность" монетный двор, который сможет изготавливать "такие" монеты. Ход был беспроигрышным. Папа вновь прочитал письмо, и только тут до него дошло, что еретика Кампанеллу не просят освободить, а просят в виде заключённого, под стражей, сопроводить в Пурецкую волость. Почему не освободить сначала? Очередная загадка. Проклятые ортодоксы!

Княжич Фёдор Пожарский прибыл в Уфу под самый вечер. Кормчий даже предложил остановиться на ночлег, чуть не дойдя до города, чтобы появиться там утром. Но Фёдор приказал плыть дальше. Он понимал, что нужно спешить, с ним плывут крестьяне, которым нужно успеть вспахать и посеять яровые. А ещё он помнил наставления брата, главное в его походе это скорость. Брат, правда, кроме этой скорости ещё тысячу наставлений надавал, но скорость – это главное.

Несколько поручений Петра Фёдор уже выполнил, он встретился с мурзой Бадиком Байкубетом и сгрузил сто пустых бочек под нефть, которую все называли земляным маслом. А на освободившееся место на трёх лодьях загрузили купленных мурзой у ногаев рабов. Влезло только шестьдесят девушек, а хитрый башкир купил восемьдесят три девушки и шестнадцать мужчин. Фёдор договорился с мурзой, что из Уфы он вышлет сразу несколько кораблей, часть из них загрузит сто бочек подготовленной нефти и приличное количество овечьей шерсти и пойдёт в Вершилово, а остальные заберут оставшихся рабов и десяток, специально отобранных овец с тонкой шерстью и доставят всё это в Белорецк. Фёдор шерсть у овец ощупал, но разницу не почувствовал. Хотя, он, конечно, не специалист в овцах.

Только нос корабля, на котором плыл Фёдор, ткнулся о пристань, как на корабль уже вскарабкался мытник. Да ещё стал покрикивать, требуя хозяина товара. Вот ещё год назад княжич бы огрел того плетью и пинками выпроводил с корабля, а сейчас, сам себе удивляясь, показал спокойно этому "товарищу" царёву грамоту об освобождении сих кораблей от любых сборов и указал притихшему мытнику на Андреевский флаг на мачте.

– Такие корабли здесь уже третий год плавают, и пора бы запомнить, что здесь тебе делать нечего, – вполне даже спокойно объяснил Фёдор.

– Дак, я только третий месяц в Уфе, – начал оправдываться здоровущий на вид детина.

– Беги‑ка ты… Как тебя звать?

– Олександром кличут.

– Беги‑ка, ты, Олександр, в Кремль и скажи воеводе, что прибыл княжич Фёдор Пожарский, – потрепал здоровяка по плечу Фёдор.

– Которому воеводе?

– А сколько их у вас? – удивился княжич.

– Седмицу как прибыл новый воевода, князь Бутурлин, но старый воевода Григорий Григорьевич Пушкин ещё не уехал, – кланяясь, пояснил мытник.

– Обоих найди и доложи, скажи через пол часика и сам в Кремле буду.

С князем Василием Матвеевичем Бутурлиным Фёдор уже познакомился. Первый раз они виделись, когда семейство Пожарских во главе с женой Петра Марией Владимировной останавливалось во Владимире по дороге в Вершилово, а не так давно князь со всем семейством завалился в Вершилово проездом из Владимира, где он был воеводой три года, в Уфу, куда его назначили воеводой. За торжественным обедом, что закатил по этому поводу князь Долгоруков, Василий Матвеевич поделился новостью, что Государь прислушался к его совету, и теперь каждый год в Вершилово на обучение будут присылать десяток семи‑восьми летних княжат. Да ещё на обучение к воеводе Заброжскому приедет три княжича лет по пятнадцать, чтобы три года воинскому делу обучаться.

Пётр тогда только головой покачал, а Долгоруков за голову схватился. Где же столько народу размещать? Одну из этих проблем Пётр сразу решил. Оказывается, среди тех десяти княжат будет и семилетний сын князя Бутурлина Егор. Так Пётр его в дому у себя и оставил, пусть вместе с Иваном живут, вдвоём веселее, а Мария присмотрим за ними, пока старших Пожарских дома не будет.

– Надо будет и остальных княжат в семьи новым дворянам раздать, они там и языкам научатся и под присмотром будут, у "немцев" своих детей такого возраста полно, одним больше, одним меньше, даже не заметят, – засмеялся Пётр.

Первым встретил Фёдор бывшего воеводу Уфы князя Григория Григорьевича Пушкина. Оказывается, тот специально ждал караван на Урал. Было у Григория Григорьевича целая куча приятных новостей. Во‑первых, китайский купец пригнал‑таки яков и привёз на них чай. Яков было пять, два самца и три самки, причём все три, по словам купца, должны месяцев через пять отелиться. Пётр оставил Пушкину на это дело двести рублей, но китаец запросил за яков по сорок рублей, получается двести, да ещё сто требовал за чай. Ну, деньги у Фёдора на этот случай имелись, он немедленно выдал Григорию Григорьевичу десять новых червонцев. Во‑вторых, башкиры, увидав, что за шерсть с ними регулярно и без обмана расплачиваются, навезли за прошлую осень и эту весну её в Уфу столько, что понадобится десяток кораблей. Воевода и на шерсть деньги от Петра получил, но опять мало. Фёдор тут же ещё восемьдесят рублей старичку выдал.

А вот дальше начинались сложности. В Уфе можно было нанять не больше десятка лодей, а для перевозки всей шерсти и яков уже больше десятка понадобятся, да ведь ещё за нефтью посылать, да за рабами с овцами. Фёдор приуныл.

– Что же делать, Григорий Григорьевич? – обратился он к Пушкину.

– Ну, ты, молодец, распредели дела по важности. Что тебе вперёд надо, шерсть в Вершилово или рабы с овцами в Миассе или, может, яки? А то ведь весна заканчивается, скоро лето, а я слышал, они жару плохо переносят, – прищурился Пушкин.

Фёдор решил, что яки с рабами, и правда, важнее и попросил бывшего воеводу помочь ему завтра купцов уговорить, на два рейса до Вершилово и один до Белорецка. Ну и плюс у Фёдора у самого в Михайловске две большие лодьи освободятся, которые туда мастеров на лето везут. Вот только сейчас, столкнувшись с небольшой, в целом, проблемой, понял Фёдор, каково его брату. Тот десяток таких вопросов каждый день решает, и не зря он ему целыми днями на реке задачки всякие житейские задавал, но и Пётр, оказывается, всего предвидеть не может, откуда он мог знать, что шерсти башкиры такую прорву навезут. Шерсть нужна, новая ткацкая фабрика работает, да на валенки спрос только увеличивается, уже и купцы с полночных стран потянулись, и там, в Европе, эта новинка понравилась людям.