В настоящее время в полку не было полностью сотни Ивана Малинина. Девять десятков находились в Мариинске, а один в Смоленске. С этим десятком вообще придётся проститься, вчера пришло письмо от Государя, в котором он повелевал те два десятка, что сейчас под Смоленском, перевести в смоленский полк десятниками, а десятника Фому Исаева так даже самим товарищем воеводы назначить. Круто. Пётр за богатыря Фому порадовался, тот и дворянином стал, и должность не малую получил. Так ведь и смоленскому полку повезло. Эти люди их явно подтянут в воинском умении.

Взамен царь батюшка отправил в Вершилово два десятка молодых стрельцов из того же многострадального полка Афанасия Левшина. Только ребята ещё где‑то в пути. Ещё десяток из сотни Козьмы Шустова был сейчас в Париже. Там должны были построить подпольный монетный двор. Вот на первое время, охранять его, десяток стрельцов и был отправлен. Эти скоро должны вернуться с очередным обозом с Бараком Бенционом. В Париже должны за это время набрать из молодых крестьянских отпрысков своих охранников. За полгода воспитать из них ничего суперменовского естественно не получится, но хоть дисциплину в них вдолбят. Остаться там должен только один Егор Корякин, как самый продвинутый в казацких ухватках. Будет дальше французов обучать.

Так, что в Вершилово сейчас всего восемь десятков из сотни Шустова. Ну и плюс подошла недавно сотня Кострова. Её тоже пополнили молодёжью из полка Афанасия Левшина. Вот и все русские стрельцы.

Зато "иностранный легион" дорос почти до трёх сотен. Во‑первых, прибыло почти шестьдесят человек из Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. Десяток отправленных туда пропагандистов развернулся вовсю. Пётр оглядел пополнение, парни были молодые и рослые, все уже понюхали пороху. Правильно, там две шведско‑польские войнушки подряд прошли. Сейчас в Прибалтике временное затишье. Вот им посланные агитаторы и воспользовались. Кроме военных они отправили уже в Вершилово и больше двухсот семей мастеровых и почти сотню крестьянских семейств. Молодцы парни. Ну, да и есть им за что бороться, ведь за каждого "сагитированного" Пётр обещал рубль. Недавно парочка, что работала в Риге, даже письмо прислала, что выданные пятьсот рублей для выделения переселенцам заканчиваются и нужно ещё столько же, так как желающих переехать на Русь полно. Деньги Коровин с купцами передал, значит, поток не иссякнет.

Во‑вторых, было и другое пополнение "легиона". За время отсутствия Петра пришёл обоз из Лиссабона с Буксбаумом во главе. Яков нанял для охраны товара двадцать португальцев. Причём сразу оговорил с ними, что те останутся на пять лет послужить в России. Выбирал Яков тоже парней молодых и высоких, хоть в Португалии это сделать было и не просто, не больно это высокий народ. Буксбаум опять привёз какао. А кроме какао и небольшое пополнение зоопарку. Было четыре капибара, самых больших на земле грызуна, и три обезьяны, породы ни Яков, ни Пётр на зал, но обезьянки были небольшие и забавные. Водосвинки впечатляли своими размерами. В длину были почти полтора метра, а в холке сантиметров шестьдесят.  Держали пополнение из обезьянок в большущих деревянных клетках, внутри, специально построенного за лето, отапливаемого барака. Для водосвинок тоже построили здоровущий ангар и выкопали там болотце.

В‑третьих, привёл караван и Савватий Буксбаум из Италии. Это подрос до самостоятельной деятельности сын Якова. Он привёз мрамор и кофе, а так же заказанные лимоны и в виде небольших деревьев и в виде самих жёлтеньких плодов. Плоды, правда, трёхмесячную дорогу пережили плохо. Всего несколько штук осталось, зато из всех загнивших еврей извлёк косточки. Их уже посадили в теплицу. С младшим Буксбаумом прибыло девятнадцать наёмников итальянцев. Он набрал три десятка, но в Польше на караван напали разбойники, и десять итальянцев погибло в перестрелке, а потом и в рукопашном сражении, а один сбежал по дороге.

В итоге к иностранному легиону добавилась без нескольких человек сотня. Виктор Шварцкопф распределял всех прибывших с таким учётом, чтобы обязательно перемешать в десятке все нации и новичков со старожилами. Получилось двадцать пять полных десятков и несколько неполных, но из Прибалтики пополнение пребывало регулярно. Так скоро целых три сотни получится. А значит, с учётом русских, в вершиловском полку к войне с Густавом II Адольфом будет более шести сотен, а то и все семь. Это гораздо больше, чем во время первого набега на крепости Ям и Ивангород. Конечно, и война будет другая. Так и люди лучше обучены и оружие другое.

Что же всё‑таки с кораблями, посланными  за глауберовой солью в залив Кара‑Богаз‑Гол? Там ведь тридцать лучших стрельцов.

В целом полк Петру не понравился. Все ползали как тараканы беременные.

‑  Что поделать, ‑ вздохнул Заброжский, ‑ двести новичков.

Пётр и сам это понимал. Его повеселил рассказ Шварцкопфа, как удалось подавить неизбежную вспышку недовольства новобранцев очень жёсткой системой тренировок. Понятно, зачинщиками выступили итальянцы, горячие парни. Тогда Шварцкопф предложил их десятку просто подраться с пятёркой шустовцев. Итальянцы или фрязины, гордо отказались и согласились только на драку десять на десять. Драка длилась несколько секунд. Потом Шварцкопф предложил первый вариант, пять на десять. Итальянцы выставили десять не битых ещё. Драка длилась несколько секунд. Тогда Виктор предложил тот же первый десяток итальянцев против трёх шустовцев. У горячих южных мачо опять вскипела кровь и они купились. Драка длилась несколько секунд. Тогда командир "иностранного легиона" предложил фрязинам тем же десятком выйти на одного вершиловца. И забоялись мачо. С тех пор тренировки худо‑бедно идут по расписанию.

‑  Ничего, Ян, ты сильно не расстраивайся, себя вспомни четыре года назад. У нас целый год есть. Научим. Наш полк и сейчас пять шведских полков уделает. А ведь целый год. И оружие другое будет, ‑ подбодрил Заброжского Пожарский и ушёл к химикам, это новое оружие ещё и сделать надо.

Мальчика звали Егорка. Томмазо было очень сложно выговорить его имя. Философ, тем не менее, посвятил этому занятию десяток минут, пока не стало получаться. Егорку приставили к Кампанелле в качестве переводчика и сопровождающего. Утром мальчик учился в школе и Томмазо в это время был на попечении немецкого рейтара. Фриц Рихтер выводил философа на прогулку по дорожке из жёлтого кирпича, сопровождал до большого деревянного дома, где жили травницы. Там его поили разными отварами. Фриц рассказывал, что многие приехавшие учёные сначала отказываются бегать по красивой жёлтой дорожке и ходить к "ведьмам" за лечебными отварами. Томмазо не поверил.

‑  Но ведь это делается для их же здоровья?

Немец скривился в усмешке.

‑  Разве люди всегда поступают правильно?

С Егоркой философ ходил по городу и даже на некоторые производства. Мальчик сносно говорил на латыни и немецком, чуть хуже на французском. Что бы в этом случае сделал мальчишка из его родной Калабрии? Конечно же, стал бы разговаривать с Кампанеллой на латыни. А Егорка попросил Томмазо общаться с ним на французском, чтобы лучше выучить язык. Это логично. Но это был двенадцатилетний пацан. А его знания. Понятно, что двадцать лет пребывания в тюрьме, практически без общения с людьми, с учёными, привело к тому, что Кампанелла серьёзно отстал от жизни, только знания паренька не вписывались в словосочетание "варварская Московия". Егорка знал о мире в разы больше самого философа и уж точно больше любого выпускника университета. В чем‑то этот русский мальчишка напоминал самого Томмазо. Он всё хотел знать. Он задавал философу тысячи вопросов.

Кампанелла родился в Калабрии в семье сапожника, денег на обучение в семье не было, и Джованни, влекомый жаждой познания в ранней молодости, вступил в доминиканский орден, где в 15 лет принял имя Томмазо (Фома ‑ в честь Фомы Аквинского). При крещении же будущий узник инквизиции получил имя Джованни Доменико. Это было в далёком 1568 году. На днях 5 сентября, в дороге, ему исполнилось 54 года. И более двадцати лет он провёл тюрьме.  И всю жизнь Томмазо предавали.