– Ответь сначала.

– Бывает, что и пять рублей за месяц набегает, – явно прихвастнул кабатчик.

– Давай так, я даю тебе пятьдесят рублей, прямо сейчас и ты оставляешь их семье, а сам едешь со мной на Урал камень. Осенью мы вернёмся. Если поход будет удачный, то и ещё деньжат подкину. Мы едем на родину твоих предков, на Урал и мне нужен переводчик, толмач, – Пётр достал кошель и звякнул монетами.

– На родину предков. Мы поедем на лошадях?

– Нет, мы поплывём сначала на кораблях, а потом, как получится, скорее всего, пешком.

– Пятьдесят рублей и горшок масла сладкого, – чуть набил цену венгр.

Пётр протянул ему руку:

– Договорились! Завтра с вещами приезжай в Вершилово. Получишь деньги и масло, и мерку с тебя мастерицы снимут, чтобы одежду дорожную пошить. Отправляемся через несколько дней, как корабли по Клязьме спустятся.

Расстались довольные друг другом.

Шли на трёх больших лодьях. Пётр был совершенно не знаком с парусными судами, да ещё и речными. Поэтому он прислушался к советам бывалых купцов и набрал для своих корабликов три лучшие команды, что можно было достать в Нижнем Новгороде. На лодье было две мачты и можно было поднять два прямых паруса. Одна мачта, побольше, находилась практически в центре судна. Вторая, поменьше, ближе к носу. Про всякие баки и юты Афанасий Иванович помнил, но здесь так нос и корму никто не называл. Позади средней мачты по обеим сторонам лодьи были устроены места для гребцов, по шесть с каждой стороны. Кормило, или рулевое весло находилось на носу. Итого команда состояла из двенадцати гребцов, одного кормщика и четырёх человек, что занимались парусами. Всего семнадцать человек. Главным был кормщик.

Ещё на первых двух корабликах находилось по пятнадцать стрельцов. На последней лодье стрельцов было десять, плюс двое рудознатцев, подьячий, сотник стрелецкий и княжич с венгром. Собираясь в поход, Пётр думал, что можно будет гребцов ночью поменять на стрельцов и плыть круглосуточно. Действительность разбила эти надежды. На корабликах было очень тесно. Просто не повернуться. Плыть можно было только днём и только с опытным кормщиком, Волга изобиловала мелями. Как начинало вечереть приставали к берегу и устраивали лагерь. А утром этот лагерь сворачивать. Медлительность всего этого движения серьёзно раздражала княжича. Он предложил старшему кормщику хотя бы менять гребцов на вёслах, чтобы идти быстрее, но здоровущий, заросший волосом как медведь, мужик, их лоцман, сказал густым басом, что так будет не быстрее, а медленнее, и Пётр сразу поверил ему.

На третий день добрались до Чебоксар. Показали воеводе царёву грамоту о разведке Урал камня и, пополнив запас воды и провизии тронулись дальше. Ничем интересным Чебоксары Пожарского не заинтересовали, маленький деревянный городишко. Разве, что на правом берегу выделялась деревянная Покровская церковь с певучими колоколами. Кормщик Андрей Пряхин, сказал, что колокола льют местные мастера и покупают у них эти колокола многие церкви и монастыри со всей Руси. Пётр это дело в блокнотик записал. На обратном пути, нужно будет поинтересоваться, может и к себе мастеров переманить. Про литьё колоколов Пётр имел самое общее представление. Но знал он одну вещь, которую теперешние колокольные мастера не знали точно. Сейчас считается, что чем больше серебра и золота добавить в бронзу, тем лучше (серебряней) будет звучание. А Афанасий Иванович помнил передачу по телевизору, что это было заблуждение и чем меньше примесей в бронзе, тем чище звук. И пузырьки воздуха нужно, чтобы в отливку не попали. Может с его помощью мастера и вовсе хорошие колокола отольют.

Казань показалась в полдень на пятый день плавания.

Ещё собираясь в плавание, Пётр Пожарский расспросил у купцов и государева дьяка Фёдора Пронина, всё, что те знали о Казани. Ему рассказали про "Татарскую войну", что закончилась буквально год назад. Это местные служилые татары под руководством Еналея Еммаметева подняли восстание, сопротивляясь резкому увеличению налогов. Восстание шло с переменным успехом, и только вмешательство "некоронованного короля" Урала купца Строгонова со своими казаками позволило раздавить восстание, утопив его в крови. В Казань для учинения разборок прибыла из Москвы комиссия во главе с соратником Пожарского Кузьмой Мининым. Тот поступил по традиции, пленных пытали и казнили прилюдно. Казнили и Еналея Еммаметева, а детей его сослали в Великий Новгород. Часть татар сослали в сибирские городки. Выборный человек всея земли Русской Кузьма Минин поехал назад в Москву, но по дороге скончался. Погребли спасителя земли Русской на простом погосте приходской Похвалинской церкви.

Сейчас в бывшей столице Казанского ханства было вполне спокойно. Воеводы боярин князь Владимир Тимофеевич Долгоруков и его "товарищ" князь Семён Никитич Гагарин навели жёсткой рукой порядок. Из истории Афанасий Иванович помнил, что патриарх Филарет выберет в жены царю именно дочь Владимира Долгорукого. А вот когда это произойдёт и как дочь звать, тут хоть убей. Встречаться с этим "наипервейшим" князем на Руси у Петра не было ни малейшего желания, как и задерживаться в Казани. Поэтому, показав грамотку царя, мытникам на причале и дав тем осмотреть лодьи, сошли на берег прогуляться по рынку, пополнить запасы провизии и отбыть по добру по здорову. Солдатский лозунг "подальше от начальства, поближе к кухне", должен и в 17 веке действовать.

Пётр отправил всех стрельцов и дьяка на рынок, сам же с двумя только стрельцами зашёл в кремле в бывшую ханскую мечеть. По всей территории кремля шли строительные работы. Белокаменными стены казанского кремля были едва на треть, основная же стена была выполнена из дуба. Вот сейчас строители и разбирали часть деревянной стены, чтобы заменить её на каменную. В ханской мечети он, постоял, сокрушаясь запустению, такой памятник архитектуры угробили. Переходя от одной мозаики к другой, Пётр вдруг заметил, что за ним следят. Он подозвал стрельцов и велел привезти к нему горе сыщика.

– Ты, кто и зачем за мною ходишь? – Пётр оглядел невысокого татарина в замызганном халате.

– Не гневайся, боярин, – повысил его статус татарин, – я мастер Аким Юнусов, просто я увидел, что ты интересуешься мозаикой. Ты первый русский, что рассматривает эти фрески за последние двадцать лет.

– Красиво сделано, – Пётр обвёл рукой затейливые узоры, – А ты мастер чего?

– Давным-давно я тоже делал мозаики, но теперь это мастерство никому не нужно, – горестно вздохнул пожилой татарин.

– Сейчас, ты чем на жизнь зарабатываешь? – заинтересовался княжич.

– Я один из мастеров, что делают каменную стену, – с достоинством поклонился Юнусов.

– Послушай, Аким, – загорелся Пожарский, – Я сейчас начинаю строить каменный храм в селе Вершилово недалеко от Нижнего Новгорода. Там мне нужны будут мозаичники, – Пётр вспомнил иконы Исаакиевского собора в Санкт Петербурге.

– Разве в русских храмах используют мозаику? – удивился мастер.

– Не знаю, если нет, то ты можешь стать первым, – улыбнулся княжич.

– Но у меня тут есть работа. А кто строит твой храм? – а видно было, что предложение Акиму понравилось.

– Трофим Шарутин, должен со дня на день приехать и начать строить, – вспомнил фамилию зодчего Пожарский. Ему это имя ни чего не говорило.

– О, это лучший мастер на Руси. Как же он согласился строить храм в селе, – татарин был удивлён, даже глаза стали шире.

– Не знаю, с ним договаривался мой управляющий. Может, его заинтересовало то, что я хочу построить храм по образу Успенского собора в Москве.

– И сколько же ты готов платить мне, боярин?

– А сколько ты хочешь? – Пётр ликовал, такого интересного специалиста нежданно-негаданно получил.

– Пять рублей в месяц, – княжич по глазам видел, что сейчас Аким получает гораздо меньше.