Чепкун под взглядом Пожарского перекрестился. Ну, значит точно все православные. Народ поспрыгивал с коней и тоже стал в пыли ковыряться и пробовать её на вкус. Один из стрельцов достал притороченное к седлу кайло и несколько раз им по земле ударил. А под пылью оказалась почти белая соль, ну не такая, конечно, как привык видеть генерал Афанасьев в двадцатом веке, но и не сильно серая и грязная, как то, что выдавали за соль сейчас.

– Сколько же стоит сия пустыня? – обвёл руками вокруг себя отложивший кайло стрелец.

– Да, Строгонову это не понравится, – усмехнулся Пожарский.

Сейчас‑то соль на Руси была почти вся из одного места – с Соли Камской, и были купцы Строгоновы единоличными владельцами этих соляных богатств. Монополисты. Всё, товарищи, хватит. Отсюда как бы и не ближе и выпаривать ничего не нужно, руби кайлом открытым способом и доставляй на берег Волги. И соль чище. Афанасий Иванович помнил, что как‑то по телевизору видел, что в этой соли NaCl почти 100 процентов. Нужно теперь только город‑пристань на Волге основать, да шахтёрский городок здесь. Ну и дорогу нормальную проложить. Желательно бы вообще железную дорогу здесь построить. Вроде бы тут чуть больше пятидесяти километров. Если двупутку строить, то это пусть двести пятьдесят километров рельса. Метр весит десять килограммов, получается двадцать пять тысяч тонн. Много. А если однопутку, тогда пусть тринадцать тысяч. Тоже не мало. Значит нужно рельс облегчить. Ну, это в будущем порешаем, пока на телегах повозим. Тут даже грунтовку с гравийным покрытием не просто будет построить, где‑то нужно камень брать и дробить, да сюда доставлять на лодьях. Ужас сколько работы.

Отъехали назад, ища границу озера. Нашли место, и как раньше не заметили, где земля соляным налётом покрыта. Поковыряли. Скорее всего, тут и есть граница. Но ведь где‑то должна быть и вода, генерал помнил, что в том фильме, что он видел про Баскунчак, люди лежали на поверхности воды и не тонули, как в Мёртвом море, а потом ещё и грязевые ванны показывали. Где же всё это? И нужно ли это искать. Здесь даже следов пребывания человека нет, а начнёшь искать грязевые ванны, и наткнёшься на грязных степняков. Где‑то здесь и кочевья ногаев и через эти места калмыки или, как оказалось – торгуты, движутся сейчас к нижнему Поволжью, чтобы основать "Республику Калмыкию" с городом Элистой во главе. Хотя страусиная политика князю тоже не нравилась. Он сюда людей привезёт, а через них миграция торгутов и пойдёт, а их десяток тысяч, а может и того больше. Стопчут. Ещё ведь и с другой стороны посмотреть нужно, не может такое прибыльное место никому не принадлежать. Должны здесь соль добывать. И то, что её здесь много, конкуренцию не отменяет. Нет. Рано возвращаться, нужно по краешку озера осторожно на восток проехать.

Тронулись утром. А часам к десяти встали. Поднялся небольшой ветерок и солнце стало припекать, дышать сразу стало нечем. В горле першило и глаза слезились. Пришлось свернуть круче к югу, а ещё через пару километров встать и установить палатки, спасаясь от ветра и солнца. Не просто тут людям будет жить и соль добывать.

Когда солнце склонилось к горизонту, и ветер из сильного стал вполне умеренным, тронулись дальше и опять почти сразу остановились. Чепкун первый заметил дымок на горизонте прямо по ходу отряда. Ну, вот и конкуренты. Приближаться к ним засветло князь Пожарский не решился, их десяток конечно с сотней степняков справится, а там всего один дымок, но лучше в темноте разведать, от шальной стрелы лучше поберечься, времени впереди полно, несколько часов ничего не решают.

На разведку выехали почти сразу, быстро темнело, а ветер был попутный. Значит нужно взять гораздо севернее, обогнуть стоянку неизвестных и постараться приблизиться к ним с противоположной стороны. Если у "товарищей" есть собаки, то учуять при таком ветре не должны, лошади тем более. Пётр сначала хотел отряд разделить, половину оставить с пристяжными конями, но передумал. Всем табором по большой дуге обогнули чужой лагерь и подъехали, когда уже совсем стемнело на расстояние в полкилометра с северо‑востока к ним. Дальше уже сам князь, Чепкун, как переводчик, и двое стрельцов пошустрее пошли, пригибаясь пешком.

Плохо. На открытой глади озера близко подойти не удалось, метров за триста до лагеря предполагаемого противника Пётр остановился, лёг на землю и глянул на костёр в подзорную трубу. Стрельцы с Чепкуном тоже распластались на припорошённой пылью соли. Стояли у костра пять шатров войлочных, и сидело пару десятков человек, ужинали. Чем именно, было не видно, но котелка над костром не видно. Кони были привязаны к кольям, близ шатров. Женщин и детей не видно. Ну, двадцать человек не проблема. Начнут стрелять – поубиваем, не начнут – поговорим.

Тронулись утром, размахивая саблей с привязанной к ней белой тряпицей. Не помогло. Чужой лагерь заулюлюкал и, размахивая сабельками, и пуская стрелы, весь устремился навстречу. Залп из двенадцати мушкетов половину наступающих смёл, но не остановил. Когда степняки приблизились на расстояние пистолетного выстрела, ещё один залп дали. На лошадях осталось двое, они пытались быстро развернуться и удрать, но в коней из арбалетов попали и те кувыркнулись. Оглушённые воины хоть и зыркали глазами исподлобья, но себя связать позволили. Спрашивается, чего стреляли и улюлюкали, мирно ведь с белым флагом ехали. Из дальнейшего "разговора" выяснилось, что это опять торгуты. Разведка очередная. Ищут ногаев. Вот, что с ними делать? Точно придётся весь вершиловский полк приводить и разборки по полной программе устраивать. Иначе этих горячих парней не остудить. Пока дали по коню и отпустили, чтобы эти "разведчики" своего великого Хо‑Урлюка хана торгутов и потомка сотрясателя вселенной великого Темучина оповестили, что второй раз его люди нападают на людей князя Пожарского, и второй раз он их бьёт. Если будет третье нападение, то князь Пожарский соберёт все свои войска и истребит всех, до последнего старика, торгутов. Поэтому, прежде чем на кого‑нибудь напасть, пусть спрашивают, не люди ли это князя Пожарского.

В успех этой дипломатической миссии Пётр верил слабо. Он отлично понимал, что степняки на такую угрозу, скорее всего, не поведутся. Ну, хоть совесть будет чиста. Предупредил ведь.

Ян Баптиста ван Гельмонт завёл в последние полгода себе привычку. Он садился к камину, наливал в бокал из стекла, что производили в Пурецкой волости, испанского сухого красного вина и читал письмо от князя Пожарского из этой самой волости. Вино могло быть разным. Было вкусное, было не очень. Один раз оказался почти уксус. Погода могла меняться, сейчас был разгар лета и только что прошёл дождь, свежий ветер дул с побережья. Хорошая погода. А мог быть мокрый снег или просто блёклый пасмурный день. Только письмо было всегда одно и то же. Его звали переехать в Российскую империю, в Пурецкую волость, в село Вершилово. Там ему дадут дом, слуг, если у него их нет, кабинет в Академии Наук и возможность заниматься наукой, его любимой химией и медициной. Правда, там ещё нужно будет учить детей в школе, но в этой же школе учат детишек и Кеплер и Майр и Мёстлин и Симон Стивен и Исаак Бекман и даже знаменитый художник Рубенс. Ни один университет в Нижних землях, да и нигде в Европе не может похвастать таким набором учителей. Только это далеко не все имена, там есть и известный всему просвещённому миру математик и поэт Клавдио Акиллини, есть известнейший математик и механик Йост Бюрги, есть доктор Антуан ван Бодль, ученик самого Амбруаза Паре. Там, в этом Вершилово, собрались уже практически все самые известные профессора и учёные, самые известные художники, лучшие музыканты и композиторы. Вот только его Яна Баптисту, да может ещё Галилея не хватает. И туда продолжают съезжаться и учёные, и художники, и литераторы и архитекторы. А ещё в этой школе могут учиться и его дети.