‑ Я, Государь, издал "Житие" в двух видах, на старой азбуке и на новой. И книгу Сервантеса так же, ‑ пояснил Пётр.

Ещё из сундука с книгами Пожарский достал одну книжицу чуть большего размера.

‑ Это, Михаил Фёдорович, амбарная книга купцам полезная али тому, кто мысли свои захочет записать, чтобы не забыть.

Михаил раскрыл новую книгу, она была чиста. Обычные белые листы. И, правда, полезная вещь.

В третьем сундуке были вазы, и чаши из цветного стекла. Мастерам как‑то удалось смешать множество цветных нитей и осколков, и все эти изделия переливались радугой на столе. Красота. Таких царь ещё не видел. Ох, и устроят купцы заморские ему очередную свару и требование допустить торговать напрямую с Вершилово. Только теперь Михаил научился, улыбаясь им "нет" говорить. Обойдутся. Вон надо, сколько всего на Руси строить: дороги, мастерские, храмы, укрепления на южной границе. Деньги нужны.

Из последнего четвёртого сундука Пётр достал искусно вырезанные распятия Христа. Всего их было девять по три каждого вида, понятно для всей царской семьи. Над распятиями работало три мастера. Михаил расставил перед собой все три и, не переставая креститься, рассматривал эту красоту. Даже и не понятно, какое распятие лучше. Все были хороши. Одно поражало тонкостью резьбы, другое строгостью форм и чёткостью линий. Третье было сделано так, что взгляды сразу притягивало лицо Иисуса. Он смотрел на тебя, и хотелось плакать. Великие мастера живут в Вершилово. Как бы и Михаилу хотелось жить в этом месте. Не видеть мокрых от пота лиц бояр, вечно чинящихся не своими умениями, а заслугами и древностию предков. Дак, ты оторви зад от лавки и сделай тоже для Руси что‑то полезное. Найди вот таких мастеров и собери их вместе, дай условия. Нет. Могут только местничать. Особенно окружившие трон Салтыковы, правильно батюшка их приструнил немного.

А ещё Михаил завидовал Петруше. Вон пятнадцать годков, а уже женится. Он же всё никак не может найти себе жену. Батюшка сейчас послов заслал к королю датскому Христиану, хочет высватать племянницу его Доротею Августу. Быстрее бы уж ответ пришёл.

Пётр Дмитриевич Пожарский возвращался домой в Белый город в отцов дом уже в сумерках. Царь всё не хотел отпускать его. То начнёт расспрашивать о строительстве дорог, то пир устроит. Князь Пожарский Дмитрий Михайлович должен был приехать в Москву с семейством только завтра, так что Пётр особенно домой не спешил, что там делать в одиночестве. Он подробно рассказал Михаилу Фёдоровичу о строительстве городка Миасс на Урале, о найденной там железной и медной руде. Государь похвастал, что отправил в Уфу своим ходом сто не семейных стрельцов. Двадцать должны были остаться на жительство в Михайловске, тридцать в Белорецке и пятьдесят в Миассе. Это было здорово. В эти городки нужно было завозить население. Нечего стрельцам в Москве брюхо отращивать.

Когда начало смеркаться Государь, наконец, отпустил Пожарского. Пётр сел на коня и проехал несколько сот метров от Кремля до своего дома в глубокой задумчивости, всё пытался выудить из памяти, что там будет с иностранными невестами Михаила. Нужно будет ему помочь. Он спрыгнул с коня у ворот и хотел стукнуть кулаком в створку, когда сзади ему по затылку самому стукнули дубиной. Пётр чувствовал спиной приближающего человека, но угрозой его не посчитал. Ведь он уже дома.

Пульсирующая боль била в затылок снова и снова. От боли Пожарский и очнулся. Он был связан по рукам и ногам и связан очень качественно. Вернее не так, связан он был старательно, верёвки намотали чуть не сто метров. Пётр открыл глаза, но ничего не увидел, в помещении, где он лежал на земляном полу, окон не было. Тем не менее, князь почувствовал, что он не один.

‑ Кто здесь? ‑ прохрипел Пожарский пересушенным ртом.

‑ Это я ‑ Иван Пырьев. Жив, Пётр Дмитриевич, слава богу ‑ стрелец явно тоже связанный подкатился поближе.

‑ И где мы, Иван? ‑ Пётр облизал губы.

‑ У боярина Колтовского в порубе.

‑ И давно ты здесь? ‑ Пётр знал, что Пырьева взял с собой царь, чтобы он научил стрельцов в Москве играть в футбол.

‑ Третий день, наверное. Сейчас что утро или вечер?

‑ Меня по голове стукнули вечером. Давно сюда принесли? ‑ Пётр всё шевелил руками стараясь ослабить путы. Получалось не очень. Ладно, его учили избавляться от верёвок.

‑ Думаю, с час назад. Что делать‑то будем, Пётр Дмитриевич? ‑ Пырьев подкатился ещё поближе.

‑ Ну‑ка, повернись ко мне спиной, я зубами попробую тебя от верёвки освободить.

Получилось, не сразу, конечно, но получилось. Пётр нащупал‑таки узел и зубами ослабил его. Потом следующий. Всякие сложные узлы местные товарищи ещё не освоили. Обычный узел. Через полчаса оба были свободны. До утра время было, и князь детально расспросил Ивана о том, когда утром приходят тюремщики, как кормят и поят и чего хотят. Получалось, что три дня назад Ивана Пырьева тем же самым приёмом оглушили и доставили сюда, кормили один раз в день, не развязывая руки, какой‑то болтушкой. Поили водой три раза в день. Ходить по нужде приходилось прямо под себя, то‑то от стрельца запашок стоял.

‑ Давай, Иван, утром, как придут кормить да поить, выбираться будем. Холопов и детей боярских Колтовского не жалей. Бей сразу насмерть, нужно только самого боярина живым взять.

‑ Так у него дворни человек тридцать, справимся ли? ‑ не уверенно процедил стрелец.

‑ Они не ждут от нас сопротивления, и организовать всех не смогут, будут по одному, по двое нападать. Ты, чай не забыл со своим футболом казацких ухваток, ‑ приободрил Ивана Пётр. Сам‑то он в победе над тридцатью обученными воинами уверен не был. ‑ Ничего прорвёмся.

Началось не плохо. Дверь отворилась, пропуская немного света, и по ступенькам вниз спустилось трое. Один шёл со свечкой. Этих успокоили быстро. Князь своего локтём в висок и носком сапога в прыжке, туда же в висок, убил того, что был со свечкой. Ивану достался здоровущий детина, но руки у него были заняты горшком с едой и сопротивления товарищ тоже не оказал. Быстренько обыскали трупы. Нашли три засопожных ножа и саблю, у того персонажа, что свечку держал. Осторожно поднялись по ступенькам. Сарай, в котором они оказались, был несколько в стороне от остальных строений подворья боярина Колтовского.

Иван Александрович стоял посреди двора. Рядом находилось семь человек в полном вооружении с кольчугами и саблями. Ну, поехали. Два ножа синхронно вошли в глаза тем, кто был повёрнут к сараю. Спринт к непонимающим ещё ничего боевым холопам. Удар саблей по неприкрытой кисти. И с разворота удар рукояткой со всей дури в лицо другому. Третий тянется к своей сабли, но понимает, что вытащить из ножен не успеет и пятится назад, но спотыкается о ползающего безрукого теперь товарища. Этому голову с плеч. Четвёртый саблю достал, но владеть ею не научился. Удар с переводом сабли вниз и локтём в лицо, ну и добить сверху саблей по шее. Всё. Пырьев со своим тоже справился и саблю в бою отбил. Теперь добить безрукого и лежащего в отключке. Колтовский начинает пятиться, осознавая, что поздно. Но этого убивать нельзя ‑ боярин, блин.

От крыльца на шум бегут трое. Ножей метательных тоже три. Ну, вот уже не бегут. Боярин как раз успел достать саблю и буром прёт на Пожарского. Идиот. Князь пропустил его справа и ударом локтя в ухо отправил в нокаут. Вот теперь начнётся, по ступеням со второго этажа скатывались один за одним боевые холопы. Человек восемь. Только по одному ножу и успели метнуть. Ну, теперь шесть. Пан Янек Заброжский был великий рукопашник, мастер сабельного боя. Уроки у него принесли пользу и Пожарскому и Пырьеву. Главное держать нападающих в одну линию, чтобы не смогли окружить. Ложное отступление и выпад в живот увлёкшемуся преследованием высокому худому воину. Пять. Кувырок в сторону и в полёте удар саблей по ноге. Ах, так в ваше время не дерутся, где рыцарская честь? Ещё один перекат и снизу удар саблей под подбородок. Черт. Сабля застряла в мозгах у твердоголового. Два. Нет. Ноль. Пырьев двоих тоже уложил. Теперь добить товарищей и изъять ножи. От ворот бегут двое. Подпустим поближе. Не бегут. Тяжело бегать с ножами в глазах. Свистнула стрела арбалета. Вот ведь, блин. Так и убить могут.