— Зачем вы мне это рассказываете? — спросил я.

— Потому что я сделал все, что мог, — ответил он. — Дальше все зависит от тебя. Ты — единственная надежда Мэгги. — Он уже было повернулся к двери, но задержался. — Подумай хорошенько над тем, что сказал тебе Ваддерунг.

Я зажмурился.

— Вы знакомы с Оди… с Ваддерунгом?

— Разумеется. В конце концов, род деятельности у нас близок, не так ли?

Я устало выдохнул и перестал даже пытаться удержать заклятие.

— Не понимаю.

Уриил кивнул.

— Вот в этом-то и состоит бремя смертного бытия. В свободе выбора. Многое от тебя сокрыто. — Он вздохнул. — Люби свою дочь, Дрезден. Все остальное да приложится к этому. Это сказал тебе мудрый человек. Что бы ты ни делал, делай это во имя любви. И если ты будешь следовать этому, путь твой никогда не уклонится от света настолько, чтобы ты не смог вернуться.

И едва договорил, тут же исчез.

Я лежал в темноте, дрожа от слабости и опустошенности — так всегда бывает после работы со сложным заклятием. Я представил себе Мэгги — как на фотографии, в детском платьице и с бантом.

— Держись, девочка. Папа идет на помощь.

На то, чтобы заново сложить заклятие, у меня ушло не больше минуты — за это время я успел восстановить необходимое количество энергии. Правда, до последней секунды я сомневался в том, что мне удастся все это провернуть. А потом представил себе Мэгги в этом ее платьице в лапах у голодного вампира Красной Коллегии, и слабость разом сменилась горячей, добела раскаленной волной всесокрушающей ярости.

— Мэб! — решительно выкликнул я. — Мэб, Королева Тьмы и Воздуха! Заклинаю тебя, явись!

Звенящее имя королевы в третий раз повисло в воздухе, а потом наступила полная, оглушительная какая-то тишина.

Когда ты пытаешься удержать кого-то особенно опасного, никак нельзя обойтись без определенной подготовки. Нужна хорошая наживка, чтобы заманить добычу. Нужна хорошая западня, действующая быстро и безотказно. Ну и, когда добыча попадет в западню, нужны сеть или клетка, чтобы ее удержать.

Стоит хоть одной из этих составляющих подкачать, и вся охота скорее всего пойдет насмарку. А уж если не сработают две, результат может выйти куда более катастрофическим, чем простая неудача.

Это заклятие я складывал, отлично понимая, что наживкой служу я сам. В силу каких-то известных лишь ей самой причин Мэб уже много лет пыталась заполучить меня себе на службу. Я знал, что привлечь ее внимание достаточно, лишь позвав ее по имени и произнеся титул. Одна беда: хотя мой импровизированный круг должен был бы в теории (в теории!) работать в качестве неплохой западни, самым слабым местом в заклятии оставалась клетка, сотканная моей волей.

Можно сказать, я пытался запереть тигра в нарисованный мелом вольер, приговаривая: «Хорошая киска, хорошая…»

Но, конечно, я проделывал это не совсем вслепую. Я действовал отчаянно, но не глупо. Можно сказать, у меня даже имелось определенное преимущество. Мэб не стала бы убивать смертного. Она могла бы только заставить его самого отчаянно искать смерти. Да и терять мне было почти нечего. Даже Мэб не смогла сделать меня более бесполезным для дочери, чем я уже был.

В непроглядной тьме я ждал появления повелительницы самых опасных фей из самых страшных сказок, что когда-либо рассказывались на сон грядущий.

Мэб меня не разочаровала.

Удивила — да, не могу не признать. Но не разочаровала.

В темноте перед моими глазами засветились звезды.

Мгновение мне казалось, что дело плохо. Однако звезды не вращались в той ленивой манере, как это делают звезды, когда вашему мозгу приходит трындец. Нет, они сияли ровным, холодным и чистым светом, как пять бриллиантов на шее Повелительницы Ночи.

Мгновение спустя лица моего коснулся холодный ветер, и я ощутил, что лежу на чем-то твердом и гладком. Я осторожно опустил руки ладонями вниз, но не нащупал ни раскладушки, ни корсета. Вместо них пальцы мои касались только камня, гладкого камня, ровной поверхности размером не меньше моего торса. Я пошевелил ногой и убедился, что камень продолжался и там.

Тут до меня дошло, что пошевелить ногой я не мог никак. И осязать ею — тоже.

Я лежал, обнаженный. Я разрывался между желанием завопить от холода, пробиравшего мою задницу, и от радости за то, что она вообще может что-то ощущать. Краем глаза я увидел землю и с усилием поднялся с каменной плиты, на которой лежал. Голова закружилась, и мне пришлось схватиться за край плиты.

Значит, это не реальность. Это сон, или видение, или что-то еще, лежащее между миром смертных и миром духов. Что ж, все сходилось. Моя физическая оболочка оставалась в кладовой церкви Святой Марии, а дух и разум оказались здесь.

Интересно, конечно, где это «здесь»…

Глаза немного свыклись с темнотой, и я разглядел висевшую в воздухе почти прозрачную дымку. В просвет клубившихся над головой облаков прорвался луч лунного света, высветивший верхушку холма и стоявший на ней каменный стол — собственно, на нем я и сидел. Луч скользнул по вырезанным на камне рунам, и они засияли причудливым светом; что они означали, правда, я так и не разобрал: язык оказался мне незнаком.

Тут до меня дошло. Мэб сотворила это место для нашей встречи. Знакомое место; называлось оно Долина Каменного Стола — широкая, чашеобразная долина между холмами, хотя склонов их я и не различал из-за тумана. В самом центре долины возвышается холм диаметром футов в пятьдесят и высотой футов в двадцать. Вершина холма увенчана четырьмя грубо отесанными колоннами, на которых покоится массивная каменная плита. Это сооружение окружено цепочкой камней поменьше; часть из них повалилась, часть и вовсе рассыпалась от времени. Все вместе это напоминает Стоунхендж. Лунный свет окрашивал камни в различные оттенки голубого, фиолетового, зеленого. В холодные оттенки.

В зимние оттенки.

Ну да… Равноденствие уже прошло — значит, власть над Столом перешла к Зимним. Власть над древним каналом силы, передающейся с помощью примитивнейшего, устаревшего, но от этого не менее эффективного проводника: крови. В трещинах и выбоинах каменной столешницы запеклись бурые пятна, и сам этот стол, распластавшийся на вершине холма, напоминал хищную черепаху, затаившуюся в ожидании какого-нибудь неосторожного разини, что подойдет к ней слишком близко.

Кровь, пролитая на этом столе, унесет с собой жизненные силы несчастного — прямиком в бездонный колодец энергии, контролируемый сейчас Зимней Королевой.

Краем глаза я заметил какое-то движение с противоположной стороны стола. Из тумана соткалась тень, которая почти сразу же приобрела очертания стройной женской фигуры в плаще с капюшоном. В том месте, где под капюшоном полагалось находиться глазам, плясали два зеленых свечных огонька.

В горле у меня пересохло.

— Королева Мэб? — выдавил я из себя только со второй попытки.

Тень исчезла. Негромкий женский смех послышался в тумане справа от меня, и я повернулся в ту сторону.

Позади меня, в каких-то шести дюймах раздался свирепый кошачий визг, и я едва не подпрыгнул от неожиданности. Я резко повернулся, не увидел ничего и снова услышал женский смех — на этот раз он исходил из тумана со всех сторон. Теперь в смехе было больше веселья.

— Вам ведь это нравится, да? — произнес я, стараясь унять сердцебиение. — Вы ведь сами об этом говорили, не так ли?

В камнях вокруг меня щебетали и шипели на неведомых языках десятки голосов. Я снова увидел издевательское мерцание зеленых глаз.

— У м-моего п-предложения ограниченный срок действия, — заявил я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Это продиктовано обстоятельствами. Если вам лень пошевелить своей королевской задницей и принять его, я ухожу.

— А я ведь тебя предупреждала, — произнес у меня за спиной негромкий, спокойный голос, — чтобы ты не позволял ей заманить тебя сюда, крестник.

Я приложил все усилия, чтобы не взвизгнуть. Это было бы уже слишком недостойно чародея. Вместо этого я глубоко вздохнул и лишь затем повернулся, чтобы увидеть стоявшую в нескольких футах от меня Леанансидхе в плаще цвета последних мгновений перед наступлением ночи. Темно-синяя с лиловым отливом ткань скрывала ее полностью, только лицо белело под капюшоном. Зеленые кошачьи глаза были широко раскрыты, на лице застыло серьезное выражение.