Бомба взорвалась примерно в пятидесяти футах от машины.

Терапия Мэб окупилась. На простом инстинкте я начал формировать перед собой оборонительный щит, когда все взорвалось. У меня не было времени, чтобы построить большой щит, но то немногое, что я мог сделать, вероятно, удержало меня в сознании.

Взрывы — невероятно громкая штука. Если вы не были рядом с одним из них, нет способа передать вам всю жестокость этого явления. Это даже нельзя назвать звуком, в отличие от выстрела. Просто одна устрашающая мощь в воздухе, внезапный удар молотом дезориентирующего давления, как будто вас сбил грузовик, сделанный из мягких матрацев.

Возвращается слух. Звучит знакомый пронзительный звук, но некому объяснить, что это сработало оповещение гражданской обороны. Вокруг пыль и дым, ты ничего не видишь. Мышцы не слушаются. Ты приказываешь им работать, но нет отклика. Может, они сокращаются, а может, и нет. Трудно определить, где верх, а где низ. Не то, чтобы это тяжело понять умом, просто тело временно забывает ощущение силы тяжести.

И если острый и безжалостный осколок не пробил тебе что-то жизненно важное — взрыв оставляет тебя полуослепшим, глухим и словно пьяным в стельку.

Беззащитным.

Мгновение назад Кадди визжал и скользил юзом к вещевому мешку. В следующее мгновение я таращился в облако пыли и едва видимую за ним кирпичную стену, в которую врезалась машина. Ветровое стекло покрылось паутиной трещин, из-за чего трудно что-либо разглядеть. Грудная клетка горит как в аду.

Я судорожно ощупал её непослушными пальцами и подумал, что Ситх снабдил меня машиной с бронестёклами, иначе ветровое стекло уже смешалось бы с моими кишками. Перед глазами мелькали и плясали огоньки. Мои глаза не могли достаточно сфокусироваться, чтобы следить за ними. Запахи были невероятно резкими. Воздух наполнился едким, густым дымом, сдобренным ароматом чего-то, что не стоит жечь. Я учуял неподалёку бензин. На периферии зрения, снаружи машины, болтались провода, плюющиеся белыми искрами.

Ничто из этого не было нормальным, но я никак не мог припомнить верное слово для описания.

Опасность.

Точно. Вот оно. Опасность. Я был в опасности.

В движущуюся цель труднее попасть.

Я толкнул пассажирскую дверь и, задыхаясь от пыли, выбрался из автомобиля. Ещё одна авария? Майк на этот раз запросит небольшое состояние за ремонт «Голубого Жучка». Есть ли у меня деньги в банке? Я не мог вспомнить, когда в последний раз вносил на счёт чек со своим жалованием от Стражей.

Нет, погоди-ка. Машина, из которой я выбрался, не была «Голубым Жучком», моим верным, старым Фольксвагеном, который погиб при исполнении служебных обязанностей. Это был жуткий хот-род[12] Германа Мюнстера, который мой босс…

Мой мозг закончил перезагрузку, и сознание снова сфокусировалось на окружающей меня реальности; кто-то попытался отбомбить меня в Каменный век.

Я встряхнул головой, прокашлялся от пыли и, стянув красную кепку, воспользовался ею как респиратором. Кадди прорвал ограждение и врезался в здание. Зданию досталось сильней. Одна из фар Кадди отсутствовала, переднее крыло немного смято, а пассажирская дверь открылась больше чем положено, но в остальном автомобиль был в порядке. Из стены выпало примерно десять-двенадцать квадратных футов кирпичной кладки, частично на капот, частично на тротуар. Я огляделся по сторонам. Трудно было хоть что-то разглядеть в облаке пыли. Было много рухнувших стен. Несколько небольших возгораний. На провисших проводах болтался уличный фонарь — именно там коротило электричество.

Перед глазами все еще танцевали и мигали огоньки, и я пару раз мигнул, чтобы от них избавиться. Но обычно в таких случаях огоньки и звёздочки серебряные и белые. А мои были оранжевыми и красными, как тлеющие угли.

Вдруг один из огней завис в воздухе и вспышкой метнулся к моим глазам. Я неуклюже дёрнулся в сторону, и внезапно моё лицо обожгла пронзительная боль.

Я вскрикнул и упал на колено. Что-то пронзило мою щёку и застряло, пришпилив к лицу проклятую красную кепку. Инстинктивно я протянул руку, чтобы вырвать неизвестный предмет, но не успел — меня захлестнула волна боли от свежих ран на спине, от вывихнутой руки, от горла в том месте, где Красная Шляпа чуть не раздавил его.

Боль уложила меня на землю. Слишком сильная даже для того, чтобы осмыслить, не то, что игнорировать. Во мне среагировал слепой животный инстинкт, и я ударил ладонью по главному источнику боли. Ещё одна вспышка агонизирующей боли, и вдруг с моего лица слетела кепка. Вместе с ней выпал гвоздь добрых десяти сантиметров длиной, первые пять сантиметров были окрашены кровью, другая половина обмотана клейкой лентой.

Выдернув его, я почувствовал, что боль отступает и возвращается монотонный фоновый стук в голове, какой и был несколько мгновений назад. С уходом источника страданий вернулась ясность мышления.

Кто-то подстрелил меня? Из долбаного гвоздемёта? Что, чёрт возьми, здесь происходит?

Как только я успел задать себе эти риторические вопросы, мне навстречу метнулся ещё один огонёк и, не давая мне среагировать, вонзился в ногу, вызвав вторую вышибающую дух волну совершенно невообразимой боли. Снова вернулась боль моих старых ран, а вместе с ними и новая — из пульсирующей щеки. Я закричал и вырвал из правого квадрицепса второй гвоздь, в точности похожий на первый. И вновь меня затопила холодная энергия, дистанцируя от боли, делая мысли более ясными.

Угольные огоньки приближались слишком быстро. Не было времени, чтобы сотворить защитное заклинание, не при таких условиях, а мое тело, неважно Зимнего Рыцаря или нет, не было достаточно быстрым, чтобы увернуться или отбить их. Пока я размышлял над этим, третий гвоздь пробил мою левую руку, и я закричал, давая выход очередному всплеску чистой боли. Я чувствовал себя совершенно беспомощным, и был поражен своей неспособностью справится с таким маленьким врагом.

И внезапно я осознал, что именно чувствовала предпоследняя Летняя Леди, Аврора, перед смертью.

— Вставай, Гарри, — задыхаясь, прошептал я себе, борясь с дезориентацией, смещая полярность боли. — Вставай, пока они тебя не прибили.

Прибили. Вы поняли?

Но я всегда шучу, когда боюсь, а я был напуган. Кем бы ни были нападавшие, если они вгонят в меня ещё один гвоздь, то сомневаюсь, что буду в состоянии сохранить ясность рассудка достаточно долго, чтобы дать им отпор. Меня посетило ужасающее видение, в котором я безжизненно распростёрся, мучительно содрогаясь на обочине, и каждый дюйм кожи был утыкан гвоздями.

Я попытался отползти, уклониться, но по сравнению со стремительными пятнышками света я двигался словно в замедленной съёмке. Ещё полдюжины мерцающих объектов стремительно мчались ко мне из ночи, по мере приближения принимая V-образную форму, и я понимал, что дела становились на самом деле плохи.

И тогда кто-то подул в тренерский свисток, этот звук я расслышал даже будучи оглушённым, а затем пробился тонкий отдалённый голос:

— За Пицца-Лорда!

Полдюжины маленьких холодных синих сфер света помчались к нападавшим, перехватывая тех в нескольких футах от моего тела. Шесть взрывов искр и пылающих пятнышек осветили ночь, разные цвета закручивались и вращались, когда крошечные солдаты охраны Пицца-Лорда вступили в битву с напавшими на меня.

Тук спикировал сверху, с силой врезав пятками мне в живот. Для существа размером с цыплёнка он был силён, и практически выбил из меня дух, когда я упал спиной на землю. Он для большей устойчивости расставил ноги, подняв вверх щит в защитном положении, сжимая в качестве меча кухонный нож, и проревел:

— Не поднимайтесь, милорд! Подождите, пока мы не расчистим путь к спасению!

Путь? Я огляделся по сторонам. Один из Туковых «зёрнышек» промелькнул мимо, размахивая копьём из булавки и карандаша, летя наперерез другому представителю Маленького Народца, человечку, одетому в то, что выглядело как настоящие чёрные доспехи, сделанные из какого-то фигурного куска пластика или, может быть, щитка, и несущего ещё один из слишком знакомых мне гвоздей. Вражеский фэйре был ранен, и светящиеся пылинки алого и тёмно-оранжевого света стекали из колотой раны от булавочного копья на его крошечной ноге.