Крошечная ошибка.

Совсем крошечная.

И я подвел Молли.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Я отвернулся от стола и медленно поднялся по стремянке в гостиную.

Черити сидела на углу дивана, низко опустив голову; губы ее беззвучно шевелились. При моем появлении она вскочила и повернулась ко мне. Томас, ставивший чайник на мою дровяную плиту, оглянулся через плечо.

Я покачал головой.

Черити побледнела и медленно опустилась обратно.

Я подошел к Томасу, достал из шкафа пузырек аспирина, вытряхнул на ладонь три таблетки и, морщась от противного кислого вкуса, прожевал все три. Потом запил их водой.

— Ты позвонил? — спросил я у Томаса.

— Угу, — ответил он. — Собственно, Мёрфи будет здесь через минуту.

Я кивнул ему и, держа в руках стакан воды, уселся в кресло у камина.

— Я надеялся, мне удастся найти ее, — сказал я Черити. — Мне очень жаль. Я… — Я тряхнул головой и замолчал.

— Спасибо за попытку, мистер Дрезден, — тихо ответила она. Взгляда она не поднимала.

— Волосы были детские, — объяснил я. — С ними не получилось. Слишком старые волосы. Я не… — Я вздохнул. — Слишком устал, чтобы сразу об этом подумать, — признался я. — Простите.

Черити посмотрела на меня. Я ожидал увидеть на ее лице страх, злость, возможно, немного сомнения. Ни того, ни другого, ни третьего я не обнаружил. Вместо этого на нем было то, что я замечал иногда на лице у Майкла, когда ситуация складывалась совсем уж погано. Какое-то тихое спокойствие, совершенно не сопоставимое с ситуацией, и источника или природы его я не знал.

— Мы ее найдем, — тихо заверила она меня. — Мы вернем ее домой. — В голосе ее звучала непоколебимая уверенность, с какой говорят обычно о таких простых и очевидных вещах, как дважды два — четыре.

Я не ответил на это горьким смехом. Я слишком устал. Но я покачал головой и уставился в погасший камин.

— Мистер Дрезден, — тихо продолжала она. — Я не стану притворяться, будто знаю о магии столько, сколько вы. Я только уверена, что вы обладаете значительными способностями.

— Недостаточными, — буркнул я. — Недостаточными, чтобы от них был какой-то толк.

Краем глаза я увидел, что Черити улыбнулась. По-настоящему улыбнулась.

— Вам нелегко признать, что порой вы так же беспомощны, как мы все.

Возможно, она была права, но я не стал произносить этого вслух.

— Я допустил ошибку, и Молли может пострадать. Я не знаю, как дальше жить с этим.

— Все ошибаются, — сказала Черити, и в голосе ее я услышал нотку задумчивой констатации факта. — И вы, при всех своих способностях.

— Это не утешение, — тихо произнес я. Я оглянулся на нее и увидел, что она пристально смотрит на меня. — Не утешение для Молли.

— Вы сделали все, что могли, чтобы помочь ей? — спросила меня Черити.

Я произвел не особо успешную попытку пошевелить мозгами.

— Угу.

Она развела руками:

— Тогда вряд ли я могу требовать от вас большего.

Я удивленно уставился на нее.

— Что?

Она снова улыбнулась:

— Да. Мне самой странно слышать то, что я говорю. Я относилась к вам нетерпимо. Я держалась с вами неприятно.

Я устало отмахнулся.

— Угу. Но я могу понять почему.

— Я вижу, — согласилась она. — Вы все поняли. Но потребовалось все это, чтобы я поняла сама.

— Что поняли?

— Что большая часть той злости, которую я на вас изливала, относилась на самом деле не к вам. Я боялась. Я позволила страху править мной. А это заставляло меня причинять боль другим. — Она опустила голову. — И я позволила ему ухудшить положение Молли. Я так боялась за нее, что это привело к войне между нами. Я сама толкала ее к тому, чего пыталась заставить избежать. И все из-за страха. Я боялась, и я наказана за это.

— Все боятся время от времени, — сказал я.

— Но я позволила страху править собой. Мне стоило бы быть сильнее этого, мистер Дрезден. Мудрее. Всем нам стоило бы. Бог завешал нам не страх, но любовь, силу, владение собой.

Некоторое время я переваривал услышанное.

— Вы что, приносите извинения? — спросил я.

Черити подняла бровь.

— Я пока не настолько мудра, — ответила она слегка раздраженно.

На этот раз даже я не удержался от усмешки.

— Мистер Дрезден, — сказала она. — Мы все сделали всё, что в наших силах. Теперь время молиться. У нас остается вера.

— Вера? — переспросил я.

Она смотрела на меня спокойными, уверенными глазами.

— В то, что рука сильнее вашей или моей защитит мою дочь. Что нам покажут путь. Что Он не оставит тех, кто верует, в час нужды.

— Я не настолько верую, — признался я.

Черити снова улыбнулась — устало, но уверенно.

— Моей веры хватит на нас обоих. — Она встретилась со мной спокойным взглядом. — Есть ведь силы и помимо вашей магии или тех темных духов, что противостоят нам. Мы не одиноки в этой борьбе, мистер Дрезден. Нам не нужно бояться.

Я отвел глаза прежде, чем мы успели заглянуть друг другу в душу. И прежде, чем она успела увидеть в них слезы. Как бы Черити ни относилась ко мне в прошлом, она осталась со мной, когда фишки закончились. Она заботилась обо мне, когда я был ранен. Она поддержала меня тогда, когда вовсе не обязана была делать этого. И какой бы она ни была со мной едкой, язвительной и резкой, я ни на секунду не ставил под сомнение ее любовь к мужу, к детям или искренность ее веры. Я мог ее недолюбливать, но уважал всегда.

И теперь больше, чем когда-либо.

Я только надеялся, что она сказала правду насчет того, что мы не одни. Сомневаюсь, чтобы я в глубине души верил в это. Поймите меня правильно: я ничего не имею против Бога, разве что он мог бы быть чуть менее иносказательным да еще чуть более разборчивым в выборе наемной силы. Люди вроде Майкла или Черити, ну и в меньшей, конечно, степени Мёрфи время от времени заставляют меня призадуматься над вопросами веры. Впрочем, мне кажется, я не из тех, кого Бог по-настоящему хотел бы видеть вблизи своего дома или своих людей.

Блин! У меня в мозгу сидит падший ангел. Мне, можно считать, повезло, что я не общался с Майклом или кем-то еще из Рыцарей в качестве противников.

Я покосился на ведерко из-под попкорна в углу у двери, где стояли мои посох, жезл, шест для занятий боевыми искусствами (очень не мешает в качестве дополнения к моим чародейским причиндалам), трость-шпага, зонтик и деревянные ножны «Фиделаккиуса» — одного из трех мечей, которые носили Майкл и его братья по оружию.

Последний из тех, кому принадлежал этот меч, сказал мне, что я должен хранить его и передать следующему Рыцарю. Он сказал, что я узнаю, кому и когда. С тех пор меч который год стоит в ведерке из-под попкорна. Когда в мой дом вломились нехорошие парни, они не обратили на него внимания. Томас, проживший со мной почти два года, никогда не дотрагивался до него и не заговаривал о нем. Я не знаю даже, замечал ли он его вообще. Меч просто стоит в углу и ждет.

Я покосился на меч, потом поднял взгляд к потолку. Если Богу действительно хотелось бы помочь нам хоть немножко, самое время дать мне знать, кому, черт подери, вручить этот меч. Хотя бы это. Впрочем, не думаю, чтобы это так уж нам помогло. С «Фиделаккиусом» или без него, сил надрать кое-кому задницу у нас хватало. Чего нам не хватало — так это информации, а без нее от способности надрать задницу не было никакого толка.

С минуту я смотрел на меч. Так, на всякий случай.

Никаких световых эффектов. Никаких шумовых эффектов. Даже слабых шевелений интуиции — и того нет. Я пришел к выводу, что если Небо и решило помочь нам, то наверняка не так.

Я откинулся на спинку кресла. Черити снова углубилась в беззвучные молитвы. Я пытался соображать, но получалось неважно: единственная внятная мысль, которую я родил, — это надежда, что Господь Бог не прогневится на Молли за то, что ей помогаю я.

Я оглянулся через плечо. Томас слушал весь наш разговор, сохраняя почти сверхъестественно-непричастный вид. Правда, при взгляде на Черити в глазах его появлялось легкое беспокойство. Он переглянулся со мной — похоже, он разделял мои чувства. Потом он предложил нам по чашке чая и вернулся к плите. Черити молилась.