Я сделал глубокий вдох, собрался с силами, сосредоточился и, нагнувшись, дотронулся пальцем до медного круга, послав в него маленький заряд воли. Круг замкнулся. Я ощутил это по покалыванию в затылке и ощущению тепла на лице. Потом повторил этот процесс с меловым кругом, добавив второй защитный слой, и опустился на колени, подняв руки ладонями вверх.

— Ульшаравас, — произнес я негромко, но сообщая словам некоторую энергию. Голос мой показался мне самому странным: очень уж странными, на первый взгляд — хаотическими были ударения. — Ульшаравас. Погрязший в невежестве зовет тебя. Заблудившийся во мраке незнания ищет твоего света. Приди же, о страж памяти, глашатай грядущего! Прими мой скромный дар и явись ко мне!

С последним словом я высвободил накопленную силу, направив ее в круг — на поиски духа-оракула в Небывальщине.

Ответ не заставил себя ждать. Внутри медного круга взвихрилось облачко света, заигравшее по краям голубыми искорками. Свет подобрался к гомункулусу, и тот, дернувшись пару раз, медленно сел.

— Милости просим, оракул, — произнес я. — Боб-Череп считает, что ты могла бы помочь.

Гомункулус огляделся по сторонам, потянулся, разведя пухлые ручки, и вдруг подозрительно в них вгляделся. Потом, вскинув бровь, повернулся ко мне.

— Кукла? — спросил он тоненьким голоском. — «Детка-с-Грядки»? И ты ждешь, что я помогу тебе — в таком-то виде?

Лично мне кукла казалась очень даже симпатичной — светлые кудряшки до плюшевых плечиков, розовое с голубым ситцевое платьице с соответствующими бантиками, маленькие черные башмачки.

— Гм… угу. Извините, — пробормотал я. — Просто под рукой ничего с двумя руками и двумя ногами не оказалось, а время изрядно поджимает.

Ульшаравас — Детка-с-Грядки — вздохнула и уселась поудобнее в центре круга, вытянув ноги перед собой на манер плюшевого мишки. Не без усилия она подняла довольно большую для ее роста стопку виски и осушила ее залпом; со стороны это немного напоминало человека, решившего напиться из дождевой бочки. Не знаю, куда уж там делся виски — с учетом того, что у куклы не было рта, не говоря уже о желудке. На пол, во всяком случае, не пролилось ни капли. Покончив с виски, она сунула крошечный кулачок в банку с табаком и запихнула большую жменю туда, где полагалось находиться рту.

— Итак, — произнесла она с набитым ртом. — Ты желаешь знать о Плащанице и людях, что ее украли.

Брови мои против воли поползли вверх.

— Э… Если честно, да. Здорово работаете.

— С этим две проблемы.

Я нахмурился:

— О'кей. И какие?

Ульшаравас пристально посмотрела на меня.

— Во-первых, — сказала она, — Я не работаю на боккор.

— Я не боккор, — возразил я.

— Ты не хонгун. Ты не мамбо. Отсюда следует, что ты чернокнижник.

— Чародей, — поправил я ее. — Я с Белым Советом.

Кукла склонила голову набок.

— На тебе пятно, — заметила она. — Я ощущаю на тебе следы черной магии.

— Долго рассказывать, — сказал я. — Но по большей части эта магия не моя.

— Есть и твоя.

Я нахмурился еще сильнее, но кивнул.

— Угу. Были один-два неудачных случая.

— Однако ты честен, — заметила Ульшаравас. — Неплохо, неплохо. Во-вторых, моя цена.

— А что ты думаешь на этот счет?

Кукла сплюнула, забрызгав цементный пол табачной жижей.

— Честный ответ на один-единственный вопрос. Ответь, и я расскажу тебе то, что ты хочешь знать.

— Ну ладно, — кивнул я. — Ты можешь спросить мое Имя. Мне уже задавали этот вопрос.

— Я ведь не говорила, что тебе обязательно отвечать полностью, — уточнила кукла. — Меньше всего мне хотелось бы угрожать тебе. Но если уж ответишь, ты должен ответить абсолютно искренне.

С полминуты я обдумывал это предложение, потом кивнул:

— Идет. Договорились.

Ульшаравас сунула туда, где у нее должен был бы находиться рот, еще порцию табака и принялась чавкать.

— Ответь только одно. Зачем ты делаешь то, что делаешь?

Я зажмурился, потом уставился на нее.

— Ты имеешь в виду — этой ночью?

— Я имею в виду — всегда, — ответила она. — Почему ты чародей? Зачем ты объявляешь об этом открыто? Зачем ты помогаешь смертным так, как ты это делаешь?

— М-м… — Я встал и подошел к столу. — А что мне еще делать?

— Вот именно, — кивнула кукла, сплевывая. — Ты мог бы делать уйму других дел. Ты мог бы искать цель жизни в чужих карьерах. Ты мог бы посвятить себя познанию. Или мог обратить свои способности на то, чтобы наживаться и жить в достатке. Даже в своем ремесле следователя ты мог бы избегать всех этих опасных ситуаций. Но вместо всего этого ты держишься за бедный дом, запущенный офис и постоянную угрозу со стороны всевозможных смертных и сверхъестественных врагов. Почему?

Я прислонился к столу, скрестил руки на груди и хмуро посмотрел на куклу.

— Что еще, черт возьми, за дурацкий вопрос?

— Важный вопрос, — возразила она. — И заметь, ты согласился ответить честно.

— Ну, — сказал я, — мне кажется, я надеялся сделать что-нибудь такое, что помогло бы людям. Что-то такое, на что у меня хватит способностей.

— Правда из-за этого? — спросила она.

Пару мгновений я пережевывал эту мысль. И впрямь, почему я вообще начал заниматься всем этим? Я хочу сказать, если подумать, каждые несколько месяцев я напарывался на ситуацию, угрожающую мне какой-нибудь жуткой смертью. Большинство чародеев за всю свою жизнь не сталкиваются с такими проблемами, как я. Они сидят себе дома, не лезут в чужие дела и, как правило, работают только на себя. Они не спорят с другими сверхъестественными силами. Широкой публике о них чаще всего неизвестно. Они не развязывают войн, не бьются на дуэли с патриотами-вампирами, им не вышибают пулями стекла в машине…

Так зачем я занимаюсь всем этим? Может, из-за какой-то скрытой мазохистской жажды смерти? Или какого другого психического расстройства?

Нет, правда, зачем?

— Не знаю, — признался я в конце концов. — Боюсь, я не слишком много думал на этот счет.

Добрую минуту кукла пристально смотрела на меня. Это изрядно действовало на нервы. Наконец она кивнула.

— А тебе не кажется, что стоило бы и подумать?

Я угрюмо уставился на носки башмаков и не ответил.

Ульшаравас добрала из банки остатки табака и снова уселась в позе плюшевого мишки, не забыв при этом оправить ситцевое платьице.

— Плащаница и похитители, которых ты ищешь, находятся на маленьком судне, стоящем в порту. Прогулочном катере под названием «Etranger».

Я кивнул, вздохнув с облегчением.

— Что ж, хорошо. Большое спасибо за помощь.

Она подняла крошечную ручку.

— Есть еще одно обстоятельство, чародей. Ты должен знать, почему рыцари Креста хотят, чтобы ты держался подальше от Плащаницы.

Я поднял бровь.

— Почему?

— Они узнали часть пророчества. Пророчества, согласно которому в случае, если ты будешь искать Плащаницу, ты почти наверняка сгинешь.

— Только часть пророчества? — переспросил я.

— Да. Их Советчик утаил от них другую его часть.

Я тряхнул головой.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Затем, — ответила Ульшаравас, — что для восстановления равновесия ты должен услышать вторую часть пророчества.

— М-м… Ну?

Кукла кивнула и снова смерила меня своим действующим на нервы немигающим взглядом.

— В случае, если ты, Гарри Дрезден, будешь искать Плащаницу, ты почти наверняка сгинешь.

— Отлично, — кивнул я. — А что будет, если я не буду ее искать?

Кукла опрокинулась на спину, и облачко света потянулось из нее обратно — туда, откуда Ульшаравас явилась. Голос донесся до меня совсем негромко, будто издали.

— Если ты не сделаешь этого, все они погибнут. А с ними и весь город.

Терпеть не могу загадочных предостережений. Нет, я понимаю, что весь принцип загадочных сообщений — неотъемлемая часть чародейского представления, и все равно это не в моем стиле. Я хочу сказать, что толку в подобных предостережениях? Все три рыцаря и все население Чикаго умрут, если я не буду участвовать, а если буду — то же самое будет относиться ко мне. Все это звучало как самый поганый вздор.