Какой-то холодок коснулся моего загривка. Я застыл, оглядываясь, и потянулся за жезлом. Одновременно я обострил как мог свое магическое чутье, пытаясь определить источник тревоги.

Я не обнаружил ничего, да и ощущение тревоги миновало. Я двинулся по переулку к многоярусной стоянке, расположенной почти в квартале от больницы, стараясь на всякий случай смотреть во все стороны одновременно. Я обогнал старика бомжа, медленно ковылявшего, опираясь на тяжелую деревянную трость. Чуть дальше топтался на обочине высокий парень в ветхом пальто и замызганном костюме на пару размеров меньше, чем следовало бы; в руке у него поблескивала откупоренная бутылка водки. Он злобно покосился на меня, когда я проходил мимо. Ночной Чикаго…

Я уже миновал полпути, когда за спиной послышались шаги. Я приказал себе не дергаться раньше времени. В конце концов, может же это быть еще один перепуганный до паранойи, невыспавшийся консультант, которого выдернули посреди ночи в морг?

В самом деле, почему бы и нет?

Шаги становились все громче и неровнее. Я резко повернулся, вскидывая руку с зажатым в ней жезлом.

…И увидел медведя — здоровенного гризли, опустившегося на все четыре, вот-вот набросится. Готовый выплеснуть смертоносный заряд энергии жезл засиял, и в багровом свете я лучше разглядел преследовавшую меня тварь.

Никакой это был не медведь. Если только бывают медведи с шестью ногами, заверченными в спираль бараньими рогами на башке и двумя парами глаз — парой зеленых и еще одной, повыше, бледно-оранжевых. Если, конечно, бывают медведи, на лбу у которых светятся причудливые руны, а в пасти блестят влажной слизью два ряда острых акульих зубов.

Вся эта злобная махина весом в несколько сотен фунтов ринулась на меня, и я сделал единственное, что может сделать здравомыслящий чародей.

Я повернулся и бросился наутек.

Глава шестая

Все-таки за несколько лет профессиональной работы чародеем я кое-чему научился. И в первую очередь — не ввязываться в драку, если ее затеял не ты. Конечно, чародеи могут низвергать молнии с небес, разверзать землю под ногами у врагов, зашвыривать их ураганом в соседний часовой пояс, равно как сотворить миллион даже еще менее приятных вещей — но только не в том случае, когда все это не заготовлено заранее.

И потом, физически мы не настолько уж крепче обычных людей. Я хочу сказать, если какая-нибудь мерзкая тварюга оторвет мне голову с плеч, я умру. Конечно, справиться со мной не так уж просто, и это может дорого обойтись нападающему, однако мне доводилось несколько раз иметь дело с разными тварями, заранее подготовившимися ко встрече со мной, и особого удовольствия от этого я не получил.

Эта медведеподобная тварь, что бы это, черт подери, ни было, преследовала меня. Следовательно, она сама выбрала время и место. Я мог бы остаться и отбиваться огнем, но в узком переулке эта скотина, умей она вдруг защититься от моих разрядов, растерзала бы меня на части прежде, чем я попытался бы привести в действие план «Б». Поэтому я и пустился наутек.

И еще одну вещь я усвоил на опыте: страдающие одышкой чародеи бегают неважно. Поэтому я слежу за собой и по возможности тренируюсь. Я припустил со всех ног, только куртка за спиной хлопала.

Медведеподобная тварь зарычала. По топоту я понял, что она мало-помалу нагоняет меня. Впереди замаячил выход из переулка, и я прибавил скорости. Главное — оказаться на открытом пространстве, где есть куда уворачиваться и хорониться за разного рода преграды, там я смогу наконец открыть огонь.

Судя по всему, тварь тоже это сообразила, потому как испустила яростный вопль и прыгнула. Я оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть краем глаза, как она взвилась в воздух и летит прямо на меня. Я рухнул на бегу и перекатился по асфальту. Тварь пронеслась надо мной и приземлилась футах в десяти впереди, у самого выхода из переулка. Мне ничего не оставалось, как вскочить и броситься бегом в обратном направлении. Страх и отчаяние добавили моим ногам скорости.

Прошло секунд десять, прежде чем тварь развернулась и пустилась в погоню. Я стиснул зубы. Я не мог бежать со спринтерской скоростью до бесконечности. Если только я не выдумаю что-нибудь еще, рано или поздно придется обернуться и принять бой.

Перепрыгивая через груду картонных коробок, я едва не затоптал высокого темноволосого парня — того, который уже попадался мне на дороге пару минут назад. Он охнул от неожиданности, и я чертыхнулся.

— Бегите, — рявкнул я, хватая его за руку. — Живо, живо!

Он глянул мне за спину, и глаза его расширились. Я обернулся — и тоже увидел две пары приближающихся глаз, дернул парня, стаскивая его с места, и он, очнувшись, побежал рядом со мной.

Так мы бежали несколько секунд, пока не наткнулись на ту развалину, что продолжала ковылять по переулку, опираясь на трость. Старик поднял взгляд, и отсвет далеких уличных огней блеснул на его очках.

— Э! — выкрикнул я, хватая своего спутника за руку и толкая в направлении старика. — Уберите его отсюда. Бегите оба!

Я повернулся лицом к медведеподобной твари и поднял жезл. Потом усилием воли подкачал в него еще энергии, рявкнул: «Fuego!» — и разрядил струю огня.

Огонь ударил тварь в грудь — она дернулась, отвернула морду в сторону и, вильнув, врезалась с разбега в мусорный контейнер.

— Надо же, — пробормотал я. — Сработало. — Я шагнул вперед и поднял жезл еще раз, надеясь испепелить гадину или по крайней мере прогнать ее к чертовой матери.

Тварь зарычала, злобно уставившись на меня обеими парами глаз.

И я заглянул в ее душу.

Когда чародеи заглядывает кому-либо в глаза, он видит не только то, какого они цвета. Глаза — окна души. Когда я встречаюсь с кем-либо взглядом чуть дольше или настойчивее, я заглядываю в эти окна. Встретившись взглядом с чародеем, вы не можете утаить от него свою истинную сущность. И он тоже не может утаить ее от вас. Вы оба видите друг друга насквозь с такой ясностью, что увиденное огненным клеймом отпечатывается в вашем сознании.

Заглянув в чью-то душу, вы уже никогда не забудете этого.

Как бы ни хотели забыть.

Я ощутил дрожь, головокружение и провалился в глаза медведеподобной твари. Светящиеся знаки на ее лбу превратились в серебряные руны размером с хорошее стадионное табло, сиявшие на склоне округлой скалы из темно-зеленого с черными прожилками мрамора. Я ожидал увидеть нечто чудовищное… впрочем, трудно давать оценку монстру по слизи на его чешуе. Однако вместо этого увидел человека среднего возраста, одетого в лохмотья. Длинные, прямые, чуть с проседью волосы падали ему на грудь. Он стоял, выгнувшись дугой от невыносимой боли, раскинув руки в стороны, широко расставив ноги. Я пригляделся к его рукам и увидел, почему он сохраняет такую неудобную позу.

Он был распят.

Спиной он прижимался к утесу прямо под светящейся надписью. Руки его были отведены назад под неестественным углом и по локоть уходили в черно-зеленый мрамор скалы. Ноги ниже колен тоже скрывались в толще камня. Он висел так, и вся тяжесть тела приходилась на ноги и плечи. Должно быть, это причиняло ему дикую боль.

Распятый человек рассмеялся мне в лицо, и глаза его блеснули безумным зеленым огнем.

— Можно подумать, это тебе поможет! — провизжал он. — Ничтожество! Ты ничтожество!

Голос его звенел от боли. Боль выгибала его тело судорогой, вспухала жилами на сведенных от усилия мускулах.

— Блин-тарарам, — прошептал я. Обыкновенно у тварей вроде этого чудища душа отсутствует как класс, так что и заглядывать некуда. А отсюда следовало, что это чудище при всей своей внешности все-таки смертное. И что оно… да нет, он — человек. — Это еще, черт подери, что такое?

Я хотел было шагнуть ближе, но тут земля начала трястись. Поверхность скалы стала осыпаться, из трещин ударил оранжевый свет, и на меня глянула вторая пара глаз размером с туннель метро каждый. Я отступил на несколько шагов, и поверхность утеса снова выровнялась, оставив только два этих полных свирепого огня глаза.