Я покрутил банку в пальцах.

— Умеет. Здорово умеет прятать эмоции.

Сьюзен выгнула бровь.

— Не понимаю.

— Я не думаю, что он мертв. Нет еще. Он… он согласился отдаться динарианцам в обмен на мое освобождение. Старший динарианец, назвавшийся Никодимусом, заставил его пообещать, что он не будет сопротивляться или пытаться бежать в течение двадцати четырех часов.

— Не нравится мне это.

Я поежился.

— Угу. Кажется, они старые враги. Когда Широ предложил им себя, у Никодимуса был вид как у ребенка рождественским утром.

Сьюзен сделала глоток из банки.

— Они очень опасные, эти люди?

Мне вспомнились Никодимус и его нож. Вспомнилась моя полнейшая беспомощность, когда он запрокинул мне голову, чтобы сподручнее было перерезать горло. Вспомнились нашинкованные трупы.

— Достаточно.

С минуту Сьюзен молча смотрела на меня. Я сидел, уставившись на банку «колы» у меня в руках.

— Гарри, — сказала она наконец. — Ты будешь все-таки открывать свою банку или только смотреть на нее?

Я тряхнул головой и дернул за кольцо. Запястья мои изрядно опухли: Никодимус явно предпочитал обычные веревки выполненным по спецзаказу из гривы единорога.

— Извини. Просто есть о чем подумать.

— Ну… да, — кивнула она чуть мягче. — Что будем делать дальше?

Я покосился на свечи. Горящих осталось только три.

— Барьера хватит еще минут на двадцать. Вызовем такси, заберем Жучка от МакЭнелли и поедем к Майклу.

— Что, если динарианцы ждут нас на улице?

Я вынул из корзины у двери свой жезл и повертел в пальцах.

— Им придется искать другое такси.

— А потом?

Я взял посох и прислонил его к стене у двери.

— Расскажем Майклу и Сане, что случилось.

— Если только они вернулись.

— М-да. — Я выдвинул полку из кухонного шкафа и достал оттуда револьвер и кобуру. — А потом я попрошу милых динарианцев отпустить Широ.

Сьюзен кивнула.

— Так и попросим?

Я повертел барабан револьвера, заряжая его.

— Я их очень убедительно попрошу, — буркнул я, убирая револьвер в кобуру.

Глаза Сьюзен возбужденно вспыхнули.

— Считай, что я в игре. — Она смотрела, как я застегиваю кобуру под мышкой. — Гарри… мне не хотелось бы мешать твоему праведному гневу, но есть пара вопросов, которые не дают мне покоя.

— Зачем динарианцам так нужна Плащаница и что они собираются с ней делать, — кивнул я.

— Угу.

Я достал из шкафа в спальне старую куртку с капюшоном и сунул руки в рукава. Ощущение было какое-то неправильное. Несколько последних лет я не носил ничего, кроме старой брезентовой ветровки или другой, кожаной, которую подарила мне Сьюзен. Я проверил свечи — теперь погасли уже все. Я приложил ладонь к стене, проверяя обереги. Слабое эхо еще ощущалось, но ничего серьезного, так что я вернулся в гостиную и вызвал по телефону такси.

— Пожалуй, пора. Мне кажется, у меня есть представление о том, что они делают, но я еще не совсем уверен.

Она механически поправила мне воротник.

— Какой-то ты неопрятный. Ты что, манией величия заразился от этого Никодимуса?

— Должно быть, он читал записи Властелина Зла.

— Тебя послушать, он из тех, кто привык доводить дело до конца.

Еще бы не привык…

— Но пару деталей он все-таки упустил. Мне кажется, мы можем еще его опередить.

Она покачала головой:

— Гарри… Когда я спускалась туда следом за Широ, я мало чего видела. Но слышала их голоса. Знаешь… — На мгновение она зажмурилась, словно борясь с тошнотой. — Это трудно объяснить. Но голоса давали некоторое представление. Голос Широ напоминал… Ну, не знаю. Трубу. Ясный, сильный. А другой… другой — совсем испорченный. Насквозь прогнивший.

Я так и не понял, что заставило Сьюзен говорить это. Может, сказывались последствия того, что сделали с ней вампиры. А может, она научилась этому в перерывах между занятиями тай-чи. Или это была просто интуиция. Но я понял, что она имела в виду. Ощущалось что-то такое в Никодимусе — тихое, неподвижное, угрожающее, нечто злобное сверх всякой человеческой меры. И это что-то пугало меня до холодного пота.

— Ну да, понимаю. Никодимус — не просто заблудший идеалист какой-нибудь и даже не просто жадный до денег ублюдок. Он совсем другой.

Сьюзен кивнула:

— Порочный.

— И игру ведет жесткую. — Я даже не понял, обращался я больше к Сьюзен или к себе самому. — Ну что, готовы?

Она надела куртку. Я пошел к двери, и она шагнула следом.

— Одно было неудачно в твоей длинной куртке, — заметила Сьюзен. — Я никогда не видела твоей задницы.

— А я и не замечал.

— Ну, если бы ты обращал внимание на собственную задницу, Гарри, я бы всерьез о тебе беспокоилась.

Я улыбнулся ей через плечо. Она улыбнулась в ответ. Это продлилось совсем недолго. Обе наши улыбки померкли.

— Сьюзен… — начал я.

Она приложила пальцы к моим губам.

— Не надо.

— Черт, Сьюзен. Ночью…

— Ничего не произошло, — сказала она. Голос ее звучал устало, но глаза твердо смотрели мне в лицо. — Это ничего…

— …ничего не меняет, — договорил я, сам удивившись тому, как горько это прозвучало.

Она отняла руку и принялась застегивать свою черную кожаную куртку.

— Ладно, — вздохнул я. Кто просил меня заводить этот разговор? Продолжал бы безобидный треп… Я отворил дверь и выглянул наружу. — Такси уже ждет. Пошли, работать пора.

Я захватил посох, жезл, трость Широ и сделал себе зарубку на память купить сумку для гребаных клюшек для гольфа. На такси мы доехали до МакЭнелли. Голубой Жучок благополучно ждал на стоянке — не угнанный и даже не обчищенный мародерами.

— Что у тебя с задним стеклом? — поинтересовалась Сьюзен.

— Один из мордоворотов Марконе выпустил в меня несколько пуль у студии Ларри Фаулера.

Сьюзен невольно улыбнулась:

— Что? Ты снова выступал у Ларри Фаулера?

— Я не хочу об этом говорить.

— Ну ладно. А крышка багажника?

— Мелкие дырки — с того же случая. Большая вмятина осталась от дендрозлыдня.

— Кого-кого?

— Растительного монстра.

— А… Почему ты сразу не назвал его «растительным монстром»?

— Профессиональная гордость не позволяет.

— Бедная машинка.

Я вынул из кармана ключи, но Сьюзен положила руку мне на локоть. Она обошла машину кругом и заглянула под днище.

— О'кей, — кивнула она наконец.

Тут до меня дошло.

— Спасибо, ноль-ноль-семь, но «фольксвагены» не взрывают. Слишком они для этого хорошенькие.

Сьюзен подошла к пассажирской дверце.

— Конфетти тоже красиво смотрится. Осторожнее, Гарри.

Я хмыкнул, задним ходом вывел Жучка со стоянки и погнал его к Майклу.

Утро выдалось холодное, ясное. Зима еще не отпустила Великие озера из своих оков, а значит, стояла и в Чикаго. Сьюзен выбралась из машины и, хмурясь под темными очками, окинула взглядом палисадник.

— Как это ему удается заниматься своей непосредственной работой, биться с демонами и еще поддерживать дом и участок в таком порядке?

— Ну, наверное, смотрит передачи про дом и сад… — предположил я.

Она нахмурилась еще сильнее.

— Трава такая зеленая. Февраль ведь на дворе, а трава зеленая. Тебя это не удивляет?

— Неисповедимы пути Господни.

Она недовольно фыркнула и следом за мной пошла к входной двери.

Я постучал. Мгновение спустя из-за нее послышался голос отца Фортхилла.

— Кто там?

— Донни и Мэри, — откликнулся я. — Перец-с-Солью просили нас представлять их интересы.

Он отворил дверь, улыбаясь из-под очков с золотыми дужками. Привычный низенький, коренастый, лысеющий старичок Фортхилл казался в это утро напряженным, усталым. Морщины на его лице сделались глубже.

— Привет, Гарри.

— Добрый день, отец. Вы знакомы со Сьюзен?

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Только понаслышке, — кивнул он. — Заходите, заходите.