— Уау, — выдохнул я.

— Ты в порядке, Гарри? — спросила Сьюзен. На меня она не смотрела.

— Угу, — кивнул я. — Уау.

Сьюзен подошла к столу, на котором оставила свою косметичку. Она расстегнула ее, доставая телефон.

— Попрошу Мартина, чтобы он подхватил нас у выхода.

Я усилием воли заставил себя шевелиться и помог встать Анне Вальмон.

— Какого выхода?

Сьюзен, так и не глядя на меня, без слов ткнула пальцем в схему пожарной эвакуации на стене. Она произнесла в трубку слов десять — двенадцать и сложила мобильник.

— Он едет. Гостиницу эвакуируют. Нам надо…

Я ощутил порыв магических энергий. Воздух вокруг Сьюзен вдруг потемнел и соткался в облако теней. За какое-то мгновение облако сгустилось и превратилось в извивающееся сплетение змей всех размеров и расцветок, обвившихся Сьюзен. Помещение внезапно наполнилось шипением и жужжащим треском. Сьюзен вскрикнула.

Я повернулся и увидел стоящего в дверях человека-змею. Одна почти человеческая рука его протянулась в направлении к Сьюзен, изо рта вырывалось змеиное шипение, и я почти видел, как вибрирует от напряжения воздух между его вытянутой рукой и Сьюзен.

Ярость захлестнула меня горячей волной, и я едва удержался, чтобы не швырнуть в него еще один заряд магического огня. Так велика была энергия моего гнева, что я, возможно, испепелил бы всех находящихся в помещении. Вместо этого я сосредоточился на воздухе за спиной у динарианца и выкрикнул:

— Ventas servitas!

Шквал ветра ударил человека-змею в спину, оторвал его от пола и швырнул через всю прачечную. Он врезался в ряд стиральных машин, проделав в одной из них дыру глубиной в добрых полтора фута, и испустил пронзительный, шипящий свист — как я надеялся, возглас боли и потрясения.

Сьюзен упала и покатилась по полу, срывая с себя змей. Их острые зубы впивались в ее кожу, рвали черное платье. Пол вокруг нее покрылся брызгами крови. Змеи продолжали цепляться за нее. Я видел, что ее охватывает паника.

Я зажмурился на мгновение, показавшееся мне длиной в год, и собрал волю в количестве, необходимом для того, чтобы разрушить заклятие динарианца. Я сложил в уме встречное заклинание и надеялся только, что правильно рассчитал количество энергии. Слишком мало энергии — и заклятие сделается еще сильнее, как закаляется в огне сталь. Слишком много — и оно взорвется с разрушительными последствиями. Я сфокусировал свою волю на окутавшем Сьюзен клубке змей и высвободил энергию выкриком:

— Entropus!

Заклинание сработало. Змеи забились и исчезли, оставив после себя лишь слой прозрачной слизи.

Сьюзен лежала на полу, задыхаясь и истекая кровью. Кожа ее блестела от слизи. Кровь сочилась из укусов; темные ссадины покрывали кожу на руке, на ноге, на шее, на лице…

Я пригляделся. Никакие это были не ссадины. Они темнели на глазах, они обретали резкость, превращаясь в замысловатую татуировку. Чем-то это напоминало раскраску маори. Узор начинался у нее на щеке чуть ниже глаза и змеился вниз, по шее, по ключице, исчезая под платьем. Он снова выныривал на глаза, покрывая левую руку и левую ногу. Задыхаясь и дрожа, Сьюзен поднялась на ноги и мгновение смотрела на меня огромными черными глазами; зрачки ее были слишком велики для человеческих. Глаза ее наполнились слезами, и она отвернулась.

Тем временем человек-змея очухался настолько, что снова смог принять более или менее вертикальное положение. Взгляд его желтых змеиных глаз уперся в Сьюзен, и он задохнулся от удивления.

— Братство, — прошипел он. — Это братство! — Динарианец огляделся по сторонам и увидел тубус, все еще висевший у меня на плече. Хвост его хлестнул по стене, и он ринулся на меня.

Я отпрянул в сторону, прикрывшись столом.

— Сьюзен! — крикнул я.

Человек-змея ударом кулака расколол стол надвое и пополз ко мне через обломки. Сьюзен сорвала со стены сушилку и метнула ему в голову.

Динарианец, увидев ее, рванулся в сторону, но тяжелая рама ударила его в плечо и опрокинула навзничь. Он злобно зашипел и, бросившись к вентиляционному отверстию, исчез.

Задыхаясь, я выпрямился и секунду косился на зияющее отверстие, но он не вернулся. Тогда я рывком потащил все еще полуоглушенную Вальмон к двери.

— Братство? — спросил я у Сьюзен.

Она крепко сжала губы и отвернулась.

— Не сейчас.

Я стиснул зубы от обиды и тревоги за нее — впрочем, она была права: дым становился все гуще, и мы не имели представления о том, когда и с какой стороны вернется вся эта когтисто-зубасто-чешуйчатая компания. Я крепче схватил Вальмон за руку, проверил, не потерял ли Плащаницу, и следом за Сьюзен выскочил в коридор. Она бежала босиком, но быстро, так что я, задыхаясь и волоча за собой светловолосую воровку, едва поспевал за ней.

Мы поднялись на один марш по лестнице, и Сьюзен распахнула дверь прямо на парочку горилл в малиновых пиджаках. Они попытались остановить нас. Сьюзен выбросила руки вперед и резко развела их в стороны. Мы перешагнули через горилл и побежали дальше. Мне даже жаль их стало: вряд ли тот факт, что их оглушила женщина, положительно скажется на их громильских послужных списках.

Мы выбежали из здания через боковой выход. Темный лимузин уже ждал нас. Мартин стоял рядом. Я слышал завывание сирен, крики людей, гудки пожарных машин, пытающихся прорваться к гостинице.

Мартин глянул на Сьюзен и замер. Потом опомнился и бросился нам навстречу.

— Возьмите ее, — прохрипел я.

Мартин подхватил Вальмон и как сонного ребенка понес ее к лимузину. Я поплелся следом. Мартин положил блондинку на диван в салоне и сел за руль. Сьюзен нырнула в машину следом за Вальмон, и я снял тубус с плеча, чтобы сесть.

Что-то дернуло меня назад — что-то, напоминающее мягкую, эластичную веревку, обвившуюся вокруг талии. Я рванулся к машине, но смог только захлопнуть дверцу, прежде чем меня сбили с ног, и я брякнулся на землю у выхода.

— Гарри! — крикнула Сьюзен.

— Езжайте! — прохрипел я Мартину, смотревшему на меня из-за руля. Я попытался еще бросить в опущенное окошко машины тубус с Плащаницей, но что-то с силой прижало мою руку к земле. — Да езжайте же! Приведите помощь!

— Нет! — взвизгнула Сьюзен и попыталась открыть дверцу.

Мартин оказался быстрее. Я услышал, как щелкнули, блокируясь, замки дверей. Потом взревел мотор, и машина, взвизгнув резиной, сорвалась с места.

Я еще пытался бежать, но что-то держало меня за ноги, и я даже не мог подняться с земли. Я повернулся и увидел стоявшего надо мной Никодимуса. Обрывок удавки у него на шее оставался единственной деталью туалета, не пропитавшейся еще кровью. Его тень — его чертова тень — обвилась вокруг моей талии, моих ног, моих рук, и она шевелилась, как живое существо. Я попробовал было сложить заклинание, но эти чертовы петли-тени вдруг сделались ужасно холодными — холоднее льда или замершего металла, и вся моя энергия замерзла во мне.

Один из завитков-теней вынул тубус из моих онемевших рук и, причудливо изогнувшись, передал Никодимусу.

— Восхитительно, — произнес тот. — Теперь Плащаница у меня в руках. И вы, Гарри Дрезден, тоже.

— Что вам нужно? — прохрипел я.

— Просто поговорить, — заверил меня Никодимус. — Я всего-то хочу вежливо с вами побеседовать.

— Пошли вы!

Глаза его потемнели от холодного гнева, и он потянул из кармана свой револьвер.

«Класс, Гарри, — подумал я. — Вот что ты получишь за свое чертово геройство. Полную обойму девятимиллиметровых карамелек».

Но Никодимус не выстрелил.

Он оглушил меня рукоятью револьвера.

Яркий свет вспыхнул в моих глазах, и я повалился на землю. Я вырубился прежде, чем моя щека коснулась земли.

Глава двадцать первая

Очнулся я от холода.

Сознание вернулось ко мне в совершенной темноте, под струей ледяной воды. Голова трещала достаточно сильно для того, чтобы боль в ноге казалась по сравнению с этим почти приятным ощущением. Запястья и плечи болели еще сильнее. Шея затекла, и мне потребовалась секунда или две, чтобы сообразить: я стою в вертикальном положении со связанными над головой руками. Ноги, само собой, тоже оказались связанными. Мышцы задергались от холода, и я попробовал отодвинуться от ледяной струи. Мне помешали веревки. Холод начал пробирать до костей. Ощущение было не из приятных.