А потом Духоприют повторил мой жест, склонив голову в ответном поклоне. Распрямившись, он резко повернул голову к домику. Снова налетел ветер, и вершину холма окутала тьма.
Когда она рассеялась, я стоял один. Дух и животные исчезли, словно их и не было. Я дрожал от холода.
Шатаясь, добрел я до своей одежды и подобрал ее. Меня трясло так сильно, что я едва стоял на ногах. Распрямившись со своим инвентарем в руках, я увидел, что в домике мерцает свет.
Я нахмурился и похромал к двери. Дверь и окна давным-давно прогнили и вывалились, да и от крыши осталось одно воспоминание, но одна вещь все еще действовала.
Камин.
Аккуратно выложенные колодцем сучья горели в камине, и от него исходило уютное тепло. Огонь горел ровным, золотым, чуть зеленоватым по краям светом.
С полминуты я, не веря своим глазам, смотрел на это, потом доплелся до камина и уселся в блаженном тепле. Чуть придя в себя, я поискал присутствие духа. Он обнаружился немедленно — такой же чужой, такой же опасный, хотя гнать меня прочь он больше не собирался.
Я собрался с силами, чтобы голос мой не дрожал.
— Спасибо, — просто сказал я.
Легкий ветерок, прошелестевший в кронах Духоприюта, возможно, был мне ответом.
А может, и нет.
Глава тридцать седьмая
Вниз к причалу я возвращался другим путем. Есть один путь короче и проще, хотя на первый взгляд скала в этом месте кажется почти отвесной. На самом деле в ней есть узкая древняя расселина, вход в которую почти полностью скрыт кустами. Дно расселины выстелено тонким слоем лесного мусора, не дающего растительности заполонить узкое пространство, и идти по ней ненамного сложнее, чем по городскому тротуару. Поэтому на спуск я потратил вдвое меньше времени, чем на подъем.
Я даже не задумывался над тем, откуда знаю эту дорогу, до тех пор пока не вышел из-под деревьев и не увидел причал. Раньше я так не ходил. Я даже не догадывался о существовании этой тропы. И все же принял решение спускаться так и ориентировался с такой легкостью, будто прожил здесь не один год.
Я остановился и огляделся по сторонам. Я знал, что идти к пристани по прямой не стоит: в земле, в корнях упавшего дерева таится большое гнездо шершней, и мне не хотелось злить их неосторожным движением. Еще я знал, что ярдах в тридцати с другой стороны от меня возвращается в свое логово ворчливый старый скунс, который с радостью обработает меня своей жижей, стоит оказаться чуть ближе к нему.
Я оглянулся через плечо назад, на башню, включив на мгновение свое сверхъестественное чутье. Дух острова никуда не делся. Я подумал, не вернуться ли мне, на этот раз по старой лестнице — просто так, чтобы посмотреть, что случится, и тут же сообразил, что в большой трещине на двадцать шестой ступеньке поселился щитомордник. Стоило бы мне отложить свою прогулку до утра, и змея наверняка выползла бы на ступени погреться на солнце.
Приближался рассвет; небо из черного понемногу становилось темно-синим. Я видел башню, одинокую, искалеченную, но не сломленную — черный силуэт на фоне неба. Духоприют начинал пробуждаться с пением ранних птиц.
Я задумчиво спустился к пристани и подошел к месту, где стоял ошвартованный «Жучок».
— Молли, — окликнул я.
По палубе застучали шаги, и из рубки вырвалась Молли. Она спрыгнула на причал и с таким энтузиазмом обняла меня, что едва не сбросила в воду. Молли, дочь двух закаленных бойцов, никто бы не сравнил больше с хрупким цветочком. У меня аж ребра затрещали.
— Вы вернулись, — выдохнула она. — Я так боялась… Вы вернулись!
— Ну-ну, детка, ребра мне еще пригодятся, — прохрипел я, но все же обнял ее в ответ, прежде чем выпрямиться.
— Что, получилось? — спросила она.
— Не знаю точно. Господи, мне ужасно хочется пить. — Мы забрались на борт «Жучка», я спустился и достал из рундука банку колы. Она согрелась, но все же оставалась жидкой, и — что важнее всего — это была все-таки кола. Я опрокинул ее в рот и выкинул в мусорную корзину.
— Как Морган? — поинтересовался я.
— Очнулся, — пробасил Морган. — Где мы?
— У Духоприюта. Это остров на озере Мичиган.
— Люччо говорила мне о нем, — буркнул Морган, не делая ударения на имени.
— А, — кивнул я. — Что ж, хорошо.
— Мисс Карпентер говорила, вы попытались установить священную связь.
— Угу.
Морган хмыкнул:
— Вы здесь. Значит, получилось.
— Надеюсь, так, — сказал я. — Точно не знаю.
— Почему?
Я тряхнул головой.
— Мне казалось, когда ты получаешь связь с принадлежащей этому духу землей, это дает доступ к ее потенциальной энергии.
— Да.
Из чего следовало, что моя магия должна подпитываться островом, пока я здесь. Почти халява, так сказать.
— Мне казалось, этим все и ограничивается.
— Как правило, так, — подтвердил Морган. Я увидел в полумраке каюты, как он повернул ко мне голову. — А что? Что еще произошло?
Я набрал в грудь воздуха и рассказал ему про тайную тропу, шершней и скунса.
Когда я закончил свой рассказ, Морган уже сидел. Он подался вперед.
— Вы уверены, что не ошибаетесь? Общение с духом места может иметь необычные побочные эффекты.
— Подождите, — попросил я.
Я вернулся туда, где, как я знал, обитают шершни, и почти сразу же нашел их гнездо. Я ретировался, не потревожив их, и вернулся на катер.
— Угу, — сказал я. — Уверен.
Морган, словно сдувшись, опустился на койку.
— Боже милосердный, — пробормотал он. — Интеллектус.
Я почувствовал, как брови мои сами собой лезут на лоб.
— Вы шутите.
Молли пробормотала заклинание, и пара свечей загорелись, позволяя нам лучше видеть друг друга.
— Интел… чего?
— Интеллектус, — сказал я. — Ну… Это вроде как особое свойство очень редких и могущественных сверхъестественных существ. Например, им обладают ангелы. Бьюсь об заклад, у старых Матери-Зимы и Матери-Лета оно тоже есть. Для обладающих интеллектусом существ все сущее представляется одновременно, так, что они способны видеть его целиком. Они не ищут знаний, не собирают их. Они просто знают. Видят всю картину.
— Не уверена, что я поняла, — призналась Молли.
— Существо с интеллектусом, — подал голос Морган, — не понимает, например, как произвести сложное вычисление — потому что знать процесс ему не нужно. Если вы изложите ему задачу, оно сразу даст вам ответ, потому что знает его и так.
— Оно что, всеведущее? — потрясенно спросила Молли.
Морган покачал головой:
— Не совсем. Существу с интеллектусом необходимо сосредоточиться на чем-либо, чтобы знать его суть, тогда как всеведущее существо знает все и всегда.
— Разве это не одно и то же? — удивилась Молли.
— Интеллектус не спасет тебя от пули убийцы, если ты не знаешь о том, что кто-то хочет тебя убить, — объяснил я. — Чтобы знать об этой пуле, тебе необходимо сначала обдумать, прячется ли убийца в темной подворотне или на колокольне.
Морган согласно хмыкнул:
— И поскольку обладающие интеллектусом существа редко озадачиваются концепцией причины-следствия, они вряд ли поймут, что то или иное событие способно стать предвестником грядущего покушения. — Он повернулся ко мне: — Впрочем, сравнение неудачное, Дрезден. Большинство таких существ бессмертны. Вряд ли они будут обращать внимание на такие мелочи, как пули, тем более, бояться их.
— То есть, — кивнула Молли, — оно способно знать все, что захочет, — но для этого ему нужно задавать правильные вопросы. Что всегда труднее, чем кажется.
— Угу, — подтвердил я. — Именно так.
— И теперь у вас есть этот интеллектус?
Я покачал головой:
— Не у меня. У Духоприюта. Все прекратилось, стоило мне шагнуть на борт катера. — Я выразительно постучал пальцем по лбу. — В настоящий момент здесь ничего нет.
Тут до меня дошло, что я сказал, и я покосился на Моргана.
Тот лежал на койке, закрыв глаза. Губы его скривились в подобии улыбки: