Он сделал глубокий вдох.

— Э… Ну… Я, типа, боюсь немного.

Я нахмурился и вопросительно посмотрел на него.

— Послушай, Гарри. Ты… ты ведешь себя как-то странно.

— А точнее?

— Ну… точнее, ты сам не свой, — сказал Билли. — Люди обращают внимание.

— Люди? — переспросил я. Нога снова разболелась. И времени у меня на все эти психологические штучки-дрючки совсем не было.

— Люди, которые тебя уважают, — осторожно объяснил он. — Ну, которые, может, даже боятся тебя немного.

Я молча смотрел на него.

— Не знаю, понимаешь ли ты это сам, Гарри. Но ты ведь можешь быть здорово жутким парнем. Я видел, на что ты способен. И даже те, кто сам не видел, тоже слышали всякого. Ты только поверь: мы все рады, что ты не из плохих парней, но если бы это было не так…

— Что? — я вдруг почувствовал себя ужасно усталым. — Если бы это было не так, что тогда?

— Был бы просто ужас какой-то. Жуткий ужас.

— Ближе к делу, черт подери, — негромко сказал я.

Он кивнул.

— Ты говоришь неизвестно с кем.

— Прости?

Он поднял руки.

— Говоришь неизвестно с кем. Или сам с собой. Вот когда я стоял за дверью, говорил.

— Да ерунда, — сказал я.

— Ладно, — сказал Билли, хотя по тону его ясно было, что я его вовсе не убедил.

— И при чем здесь вся это фигня с разговорами? Что, Бок тоже жаловался на это?

— Гарри… — замялся Билли.

— Конечно, не говорил. Потому что я ничего такого не делал, — заявил я. — Бог свидетель, я делаю порой всякие глупости, но обычно из разряда «это вряд ли получится, но все равно надо попробовать». Я не сбрендил.

Билли скрестил руки на груди, внимательно вглядываясь мне в лицо.

— Понимаешь, в этом вся и штука Если бы ты сбрендил, думаешь, ты бы сам это заметил?

Я устало потер переносицу.

— Погоди-ка, я правильно понял? Из-за того, что Бок что-то обо мне сказал, и из-за того, что ты слышал, как я разговариваю сам с собой, я вполне созрел для комнаты с мягкими стенами?

— Нет, — мотнул головой Билли. — Гарри, пойми, я не то, чтобы винил тебя…

— Вот ведь как забавно: с моей стороны это как раз выглядит обвинением, — хмыкнул я.

— Я только…

Я стукнул посохом об пол, и Билли вздрогнул.

Он сделал попытку скрыть это, но я это видел: Билли дернулся так, словно боялся, что я нападу на него.

Какого черта!

— Билли, — произнес я негромко. — В городе творятся очень поганые дела. Мне некогда. Не знаю, что такого наговорил тебе Бок, но последние два дня у него тоже выдались поганые. Он измотан. Я не держу на него никакой обиды.

— Угу, — тихо сказал он.

— Я хочу, чтобы ты вернулся домой, — продолжал я. — И я хочу, чтобы ты оповестил своих: всем сегодня нужно в полночь укрыться за своими порогами.

Он нахмурился, снял очки и протер их углом рубахи.

— Зачем?

— Затем, что Белый Совет посылает в город боевую группу. Ты же не хочешь, чтобы кого-то из твоих знакомых зацепило рикошетом?

Билли поперхнулся.

— Так серьезно?

— И мне нужно двигать. Некогда отвлекаться. — Я шагнул к нему и положил руку ему на плечо. — Эй, это же я, Гарри. Я не больше сбрендил, чем обычно, и мне нужно, чтобы вы все хоть немного еще времени мне доверяли. Скажи своим, чтобы не высовывались, ладно?

Он сделал глубокий вдох и кивнул.

— Сделаю так, как ты говоришь, дружище.

— Вот и хорошо. Я не знаю, чего это вы все так испереживались насчет меня. Но мы сядем и обсудим все это — пусть только пыль уляжется. Разберемся во всем этом. Убедимся, что у меня крыша не поехала, а я и не заметил. Обещаю.

— Верно, — кивнул он. — Спасибо. Ты это… черт, извини, а?

— Ладно, обойдемся без эмоций. А то совсем в женщин превратимся. Давай, двигай.

— Он сунул мне руку — можно считать, кулак — и вышел.

Я подождал, пока он уйдет. Как-то мне не очень хотелось спускаться в лифте вместе с ним — вдруг он испугается, что я кинусь на него с топором, или с мясницким ножом, или еще с чем таким.

Я оперся на посох и постоял с полминуты, раздумывая обо всем этом. Билли и правда переживал за меня. Настолько переживал, что боялся, что я могу сделать с ним что-нибудь. Что, черт подери, я сделал такого, чтобы напугать их до такой степени?

И следующий вопрос, который я не мог не задать себе следом за этим, совсем уже крутой вопрос.

А что, если он прав?

Я потыкал себя в лоб пальцем. Нормальный лоб, не мягче и не тверже обычного. Я не ощущал себя психом. Впрочем, лишаясь рассудка, ты сам осознаешь это? Психи никогда не считают себя психами.

— Я всегда разговаривал неизвестно с чем, — сказал вслух. — И сам с собой.

— Верно сказано, — согласился я с собой. — Если это не означает, что ты все это время жил сбрендивши.

— Обойдусь без хитрозадых реплик, — возразил я сам себе. — Работать надо. Вот и заткнись.

Насколько я мог понять, все это придумала Джорджия. Начиталась, наверное, своих учебников по психологии. Может, она даже пала жертвой какой-нибудь разновидности психологической ипохондрии, или как это там у них называется.

За окном громыхнул гром, и дождь усилился.

Меньше всего мне нужны были сейчас всякие сбивающие меня с толка мысли. Я выбросил из головы разговор с Билли, отложив переживания на потом. Я перезарядил револьвер — от разряженного револьвера ненамного больше пользы, чем от потерянного — сунул его в карман, вышел, запер за собой дверь и спустился к машине.

Мне предстояло ехать к Шиле — проверить, хранит ли ее замечательная память стихи и вирши из этой дурацкой книжки. А потом вычислить, как вызвать дикого, смертельно опасного властелина самых зловещих окраин Фэйре, и не просто вызвать, но и держать взаперти, чтобы наследники Кеммлера не смогли использовать его в своих целях. А впридачу к этому, мне предстояло найти «Слово Кеммлера» и каким-то образом передать его Мавре, да так, чтобы об этом не узнал Белый Совет.

Проще пареной репы.

Спускаясь в лифте, я невольно признал, что Билли, возможно, не так и неправ.

Жилой комплекс Кабрини-Грин, в котором жила Шила, знавал лучшие времена. Впрочем, знавал и худшие. Город закачал в проекты городской реконструкции довольно большие деньги, и процесс этот был в самом разгаре. В доме у Шилы тоже велись работы: и вестибюль, и половина жилых этажей имели недоделанный вид. Войдя в подъезд, я не увидел ни одного рабочего, но повсюду стояли подмости, громоздились штабеля досок и гипсокартонных плит — в общем, строители наверняка продолжали бы работу, не погасни в городе свет.

Обогнув стройматериалы, я добрался до лифта и нашел кнопку нужной мне квартиры на девятом этаже. Я нажал на кнопку и не снимал с нее пальца, пока не сообразил, что электричества, чтоб его, нету… значит, и звонка моего она не слышит.

Я поморщился и огляделся по сторонам в поисках лестницы. Вряд ли моей ноге сделается лучше после подъема на девять этажей, но и выбора у меня другого особенно не оставалось.

Дверь на лестницу, само собой, держали запертой — впрочем, это был стандартный пожарный выход со стандартным же накладным замком с внутренней стороны. Я поднял посох, огляделся по сторонам, удостоверившись, что меня никто не видит, а потом сделал легкое движение концом посоха, пробормотав: «Forzare».

Легкое усилие воли захватило задвижку замка и отодвинуло ее. Дверь приоткрылась на дюйм или два, я вставил в щель конец посоха, не давая ей захлопнуться, потом надавил плечом. Оказавшись на площадке, я с надеждой посмотрел наверх, но — увы! — лестница не сделалась короче, да и в эскалатор не превратилась. Я вздохнул и принялся медленно, ступенька за ступенькой подниматься.

Спустя девять этажей, то бишь, сто шестьдесят две ступени, я остановился перевести дух, а потом открыл дверь в вестибюль девятого этажа — точно так же, как сделал это внизу. В вестибюле тоже не закончили ремонт, а в нескольких квартирах недоставало входных дверей и даже внутренних перегородок. Прихрамывая, я отыскал нужную мне квартиру и постучал в дверь.