«Амораккиус». Меч Майкла. Он лежал, сияя, на темном бархате, отражая зловещий багровый свет чистыми, голубоватыми лучами. Майкл рядом со мной застыл, прикусив губу, чтобы удержаться от крика.

По толпе вампиров и прочих сушеных тварей пробежал ропот. Судя по всему, они очень хорошо знали этот меч. Еще мгновение Леа держала его так, потом опустила, закрыла футляр и передала его Бьянке. Та положила его к себе на колени и улыбнулась вниз — мне и, как мне показалось, Майклу.

— Достойный ответ на мой подарок, — сказала Бьянка. — Благодарю тебя, Леди Леанансидхе. Пусть Мавра из Черной Коллегии поднимется к нам.

Моя крестная спустилась с помоста. Из ночи выплыла и поднялась к Бьянке Мавра.

— Мавра, — обратилась к той Бьянка. — Ты достойнейший и почетнейший гость в моем доме. И я надеюсь, ты нашла прием и почет, оказанный тебе, достойным и соответствующим твоему статусу.

Мавра поклонилась Бьянке, но взгляд ее красных глаз скользнул к Майклу.

— Ох, Боже мой, — прошептал я. — Вот сукина дочь.

— Прости его, Господи, — вздохнул Майкл. — Гарри? О чем это вы?

Я стиснул зубы, оглядываясь по сторонам. Все собравшиеся смотрели на меня — вампиры, мистер Ферро, все до одного. Все они знали, что сейчас произойдет.

— Могильная плита. Это было написано на этой моей чертовой могильной плите.

Продолжая улыбаться, Бьянка следила за моим лицом. От нее явно не укрылось, что я тоже понял, к чему все клонится.

— Тогда прошу тебя, Мавра, прими эти маленькие знаки моего расположения, а вместе с ними мою надежду на те отмщение и процветание, что пребудут отныне с тобой и твоим родом, — она протянула Мавре футляр с мечом, и та приняла его. Затем Бьянка махнула слугам, и те вынесли и положили перед ними еще один накрытый тканью сверток.

Слуги сдернули с него покрывало. Лидия. Ее темные, вьющиеся волосы были заплетены в аккуратный узел; облегающая черная лайкра подчеркивала изгиб ее бедра, красоту ее бледных членов. Глаза ее щурились на свет, и голова бессильно склонилась набок — ее снова опоили чем-то.

— Боже мой, — ужаснулась Сьюзен. — Что они с этой-то девушкой хотят сделать?

Мавра повернулась к Лидии, открывая футляр.

— Какая прелесть, — прошипела она, снова покосившись на Майкла. — Что ж, такой дар недурно бы вскрыть. Возможно, это чуть повредит металл, но, уверена, я это как-нибудь переживу.

Майкл со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— Что происходит? — допытывалась Сьюзен.

— Кровь невинных, — прорычал он. — Меч уязвим. Она хочет лишить его силы. Гарри, мы не можем допустить этого.

По всему двору вампиры побросали свои бокалы, сбросили фраки и ощерили на меня свои обагренные алым клыки. Мавра достала «Амораккиус» из футляра, и Бьянка торжествующе рассмеялась. Казалось, меч протестующе застонал при прикосновении вампира, но Мавра только осклабилась и подняла его.

Томас шагнул ко мне, заслонив собой Жюстину и кладя руку на эфес своего меча.

— Дрезден, — прошипел он. — Не валяйте дурака, Дрезден. Это всего одна жизнь — этой девушки и какого-то меча, а на другой чаше весов жизни всех нас. Стоит вам вмешаться, и мы обречены.

— Гарри? — дрогнувшим голосом пробормотала Сьюзен.

Майкл тоже повернулся ко мне; выражение лица его не обещало ничего хорошего.

— Вера, Дрезден. Не все еще потеряно.

Что до меня, я не видел ни единого шанса. Впрочем, от меня ничего не требовалось. То есть, требовалось: ничего не делать. Даже пальцем не шевелить. Все, что от меня требовалось, чтобы выбраться отсюда живым — это стоять смирно и не делать ничего. Все, что от меня требовалось — это смотреть, как они убивают девушку, которая приходила ко мне несколько дней назад, умоляя о защите. Все, что от меня требовалось — это не обращать внимания на ее крики, когда Мавра будет вспарывать ей живот. Все, что от меня требовалось — это позволить монстрам уничтожить одно из главных орудий, сдерживавших их. Все, что от меня требовалось — это оставить Майкла на верную смерть, объявить Сьюзен моей спутницей и уйти отсюда.

Майкл кивнул мне, достал из ножен оба ножа и повернулся к помосту.

Я зажмурился. Да простит меня Бог за то, что я сейчас сделаю…

Я удержал Майкла за плечо прежде, чем он успел сделать шаг. А потом я выхватил из трости шпагу, перехватил трость левой рукой и послал в нее заряд воли, заставив вырезанные на ней руны засиять бело-голубым светом.

Майкл улыбнулся мне свирепой улыбкой и занял место справа от меня. Томас бросил на меня взгляд и прошептал: «Нам конец», — но и он пристроился слева от меня со сверкающим хрустальным мечом в руке. Со всех сторон от нас злобно взвыли вампиры. Мавра обратила на нас взгляд, снова собирая темноту в свободную ладонь. Бьянка медленно поднялась с трона; темные глаза светились торжеством. Чуть в стороне от нее Леа, нахмурившись, положила руку на локоть мистеру Ферро.

Со злобным шипением Мавра подняла «Амораккиус» высоко в воздух.

— Гарри? — спросила Сьюзен, и ее дрожащая рука коснулась моего плеча. — Что нам делать?

— Держись за мной, Сьюзен, — я скрипнул зубами. — Надеюсь, я делаю правое дело.

Даже если это меня убьет, подумал я про себя. И всех вас тоже.

В играх, в книгах по истории или на лекциях по военному искусству учителя, старые боевые клячи и прочие теоретики щеголяют схемами или расставляют солдатиков стройными рядами и колоннами. Они объясняют вам, как вон та дивизия проделала брешь в боевых порядках противника, или как вон то подразделение удержало свой рубеж, в то время как остальные отступили.

Но все это так, видимость. Подлинная борьба противников — вне зависимости от того, сколько их, десятки ли тысячи — спутана, текуча, за ней трудно уследить. Видимость может показать исход, но она не даст вам никакого представления о наваливающихся телах, о воплях, о страхе, о неверных рывках вперед или куда-то еще. Внутри боя все сводится к безумному движению, звуку и смазанным образам, пропадающим из взгляда едва ли не прежде, чем ты успеваешь осознать, что это такое. Всем правят инстинкт и рефлексы — времени думать нет, а если все же выпадают секунда или две, единственная мысль в голове — это: «Как это я еще жив?» Вы против воли впитываете все, что происходит вокруг вас. Это какая-то непристойная пытка, а может, временный ад — потому что, так или иначе, все это проходит очень быстро.

Волна вампиров обрушилась на нас. Они навалились: по-звериному быстрые, с перекошенными, оскаленными лицами, с зияющими провалами черных глаз. Рты, распахнутые неестественно широко, торчащие клыки, зловещие шипение и вой… Один из них целил в бледный живот Томаса острым копьем. Томас взмахнул своим хрустальным мечом и, отбив удар, отсек острие.

Это не обескуражило нападавшего вампира: тот отшвырнул ставшую бесполезной деревяшку и впился зубами Томасу в локоть. Тот попытался стряхнуть его, но проклятая тварь держалась крепко. Томас мгновенно сменил тактику, резко вздернув вампира вверх так, что ноги того оторвались от земли, и по рукоять вонзил меч ему в живот. Вампир рухнул на землю, и из горла его вырвались булькающие звуки злобы, смешанной с агонией.

— Животы! — крикнул Томас. — Без крови у них не будет сил биться!

Майкл поймал нацеленный в него удар мачете на гарду одного из своих кинжалов и тут же вонзил второй в брюхо державшего его вампира. Из раны ударил фонтан крови, и тот, дергаясь, покатился на землю.

— Сам знаю! — свирепо огрызнулся Майкл, не оборачиваясь на Томаса.

И тут же на него обрушилась целая лавина тел в красном.

— Майкл! — крикнул я, пытаясь пробиться к нему, но водоворот схватки отнес меня еще дальше. Я увидел, как он отбивается, припав на колено; увидел, как лезут на него вампиры, ощетинившись ножами и зубами. Если кто-то из них и горел как Келли Гэмилтон недавно, я этого не видел.

Откуда-то появился Кайли Гэмилтон. Он перебрался через копошившуюся вокруг рыцаря кучу-малу, сверкнув клыками, оскалился на меня и поднял полуавтоматический пистолет — явно дорогую, позолоченную игрушку.