Так продолжалось до тех пор, пока по снегу не захрустели чьи-то шаги.

Лемуры этого не заметили. Я в общем-то тоже не слишком уж следил за происходящим из-за боли, однако с другой стороны, я не был слишком занят. Я поднял взгляд и увидел одинокую фигуру, бредущую в мою сторону по снегу. Фигура не отличалась особенным ростом, одежду ее составляли белая парка и белые лыжные штаны. Лицо закрывала шапка-балаклава того же белого цвета. В правой руке незнакомец держал большой старомодный фонарь-прожектор — из тех, с пластмассовой ручкой для переноски. Две лампы в нем горели неярким оранжевым светом.

Я даже захихикал про себя. Живой человек. С каждым шагом ноги его утопали в снегу. Должно быть, он не видел ничего, что творилось перед его носом. Неудивительно, что лемуры его не заметили.

Однако футах в десяти от меня он застыл как вкопанный.

— Срань господня! — пробормотал он.

Подняв руку, он стянул с себя балаклаву, под которой обнаружился мужчина лет сорока с тонкими, правильными чертами лица. Темные курчавые волосы спутались под капюшоном, на носу громоздились очки, темные глаза под которыми широко раскрылись от потрясения.

— Гарри?

Я уставился на него.

— Баттерс? — выпалил я, захлебываясь кровью.

— Останови их! — прошипел Баттерс. — Спаси его! Я разрешаю тебе выйти для этого!

— Принято, сахиб! — выкрикнул другой голос.

Облачко ярких, как из костра, искр вырвалось из фонаря, увеличилось в размерах и приняло человекоподобные очертания. Испустив львиный рык, оно ринулось на лемуров.

Двоим хватило сообразительности понять, что им грозит опасность, и они поспешно исчезли. Третья, молодая женщина, слишком увлеклась трапезой и не подняла взгляда, пока не оказалось слишком поздно.

Светящаяся фигура налетела на лемура и просто-напросто уничтожила ее в хлам. На моих глазах со злобного духа со скоростью и бесцеремонностью пескоструйки ободрали одежду, кожу и плоть. Спустя какую-то секунду от него не осталось ничего, кроме медленно расползавшегося в ночном воздухе облачка искрящихся пылинок, среди которых виднелись кое-где граненые прозрачные камешки.

Светящаяся фигура задрала голову вверх и распалась на две части, каждая из которых кометой устремилась в ночное небо. Почти мгновенно грянул взрыв, и сверху на нас полетели, вращаясь в воздухе, клочки второго лемура, и просыпался град таких же разноцветных камней.

Тем временем в небе раздался жуткий рев. Я услышал, как захлопали от быстрого движения полы тяжелых балахонов. Вторая светящаяся комета металась по небу туда-сюда, явно маневрируя в воздушном бою, а потом лемур с кометой спикировали вниз. Они врезались в землю с грохотом, от которого содрогнулась земля; снег при этом остался абсолютно нетронутым.

Оранжевые огни снова слились в человекоподобную фигуру, которая тут же навалилась на оглушенного лемура. Светящиеся кулаки как поршни молотили по голове лемура. Секунд через десять или двенадцать голова духа превратилась в студень из эктоплазмы, а из изуродованного тела полетели все те же причудливые разноцветные кристаллы-воспоминания.

Светящаяся фигура оторвалась от поверженного лемура и медленно огляделась по сторонам.

— Какого черта! — выдохнул Баттерс, выпучив глаза. — То есть что это такое было, приятель?

— Расслабься, сахиб, — произнес жизнерадостный молодой голос. Он исходил от этой самой огненной фигуры, которая кланялась и довольно потирала руки от удовольствия. — Это я так, лишний мусор прибрал. Такой сброд населяет все старые города смертных. Одна из разновидностей посмертного состояния, можно сказать.

Я молча смотрел. Ни на что другое меня все равно не хватало.

— Да-да, — кивнул Баттерс. — Но ему-то больше ничего не угрожает?

— Пока, — сказала фигура, — насколько я могу судить, нет.

Хрустя подошвами по снегу, Баттерс подошел ко мне и посмотрел сверху вниз. Этот коротышка принадлежал к ограниченному кругу чикагских патологоанатомов и следователей, занимающихся всякого рода трупами. Несколько лет назад к нему на анализ попали сильно поврежденные пожаром трупы вампиров. Он написал в заключении, что останки не принадлежат людям. За это его на год выгоняли с работы. С тех пор он относился к своей карьере с осторожностью — по крайней мере так было при моей жизни.

— Но это правда он? — настаивал Баттерс.

Светящаяся фигура всмотрелась в меня невидимыми глазами.

— Не обнаруживаю ничего, что позволило бы заподозрить в нем кого-либо другого, — осторожно ответила она. — Что не совсем то же самое, как если бы я сказал, что это призрак Гарри. Есть в нем что-то... что-то такое, что отличает его от других известных мне призраков.

Баттерс нахмурился:

— Что именно?

— Что-то, — повторила фигура. — То есть я не знаю точно — что. Что-то такое, в чем я не разбираюсь.

— Этот, гм... призрак, — спросил Баттерс. — Он ранен?

— Довольно тяжело, — подтвердила фигура. — Но его легко исцелить — если ты, конечно, этого желаешь.

Баттерс удивленно уставился на него.

— Чего? Нуда, да, разумеется, желаю!

— Отлично, сахиб! — гаркнула фигура, резко повернулась, взмыла в воздух и ловко собрала все парившие в нем камешки. Сдавив их в кулаке в единый комок, она приземлилась и опустилась на колени рядом со мной.

— Боб, — тихо произнес я.

Боб-Череп, мой бывший личный ассистент и советник, помедлил при звуках своего имени. Я снова ощутил на себе его пристальный взгляд, но если он и разглядел что-нибудь такое, на его лишенном черт лице ничего не отобразилось.

— Гарри! — произнес он наконец. — Открой рот. Тебе нужно добавить эти воспоминания к своему существу.

— Добавить? Как?

— Съесть, — тоном, не допускающим возражений, ответил Боб. — Рот открой?

Я был слишком усталым и измученным, чтобы спорить, поэтому просто сделал все так, как он сказал. Я зажмурился и раскрыл рот, а он сунул туда этот свой разноцветный комок. Однако вместо твердых камней в горло мне полилась свежая, прохладная вода. Она смочила мой пересохший язык, и я с жадностью проглотил ее всю до последней капли.

Боль ушла мгновенно. Дурнота и головокружение тоже отпустили, хотя и медленнее. Следом за ними исчезли смятение и усталость, а спустя пару вздохов я уже сидел, ощущая себя примерно таким же целым и невредимым, каким проснулся пару часов назад.

Боб протянул мне руку, и я взялся за нее. Он вздернул меня на ноги с такой легкостью, словно весил я не больше пушинки.

— Что ж, — заметил он. — По крайней мере на плохую копию ты не похож. Я уж боялся, ты окажешься этаким съехавшим с катушек Зимним Рыцарем с повязкой на глазу и эспаньолкой, если не чем-нибудь хуже.

— Гм, — пробормотал я. — Спасибо, а?

— De nada[8], — отозвался Боб.

— Боб, — твердо произнес Баттерс. — Ты выполнил свою задачу.

Боб-Череп вздохнул и, повернувшись, отвесил Баттерсу галантный поклон, после чего снова превратился в облачко оранжевых искр, потянувшееся в направлении потухшего фонаря. Теперь я разглядел, что ни лампочек, ни батареек в фонаре не имелось, а вместо них в корпусе был закреплен череп давным-давно умершего заклинателя, превращенный в прибежище бессмертного духа.

— Слушай, Боб, — спохватился я. — Можешь передавать Баттерсу то, что я говорю?

— В этом нет нужды, босс... бывший, — жизнерадостно ответил Боб. — С учетом того факта, что Баттерс на порядок способнее по части магической теории, чем ты.

— Чего? — обиделся я.

— О, магических способностей у него ни на грош, — заверил меня Боб. — Зато у него в достатке мозгов, чего о тебе можно было сказать далеко не всегда.

— Боб! — строгим голосом произнес Баттерс, порылся в кармане парки и извлек оттуда маленький старый транзисторный приемник. — Вот, Гарри, видите? Я попросил Боба порыться в ваших записях по делу о Кошмаре. Боб говорил, вы изобрели радио, чтобы общаться с духами. Ну и...